***
– Илюш, иди в ванне искупайся, я тебе воды налил, – зовёт Игорь из ванной комнаты. – Я не хочу вставать. Сам иди купайся, – огрызается Третьяков, сильнее заворачиваясь в одеяло. – Не, мне не надо, а тебе ещё как нужно. Слабость твою снять поможет, – говорит Гром, стоя уже совсем рядом с кроватью. – Отстань, – упрямится Илья, отодвигаясь на другой край кровати. Игорь отвечать ему не хочет. С вредным больным Третьяковым нельзя сложить конструктивного диалога. Гром просто тянет Илью к себе за ногу и закидывает его тело на плечо под недовольный ропот. Младший пытается вырываться, стуча по спине полицейского. Конечно же, ничего у него не выходит. Игорь ставит Третьякова перед собой и треплет по растрёпанным волосам, глядя в недовольное лицо. Гром без лишних слов стягивает с него футболку и шорты вместе с боксерами. "И зачем он только одевался, раз лежит дома в кровати?" – думает Игорь. Илья стоит и смотрит на него, смешно надувая щёчки. Нет, это же надо быть таким наглым, чтобы вырвать его из объятий тёплой постели. – Давай залезай. Вода не горячая. Это ванна с имбирём. Я прочитал, что это помогает избавиться от болезненной слабости, – говорит Гром, наблюдая за ленивыми движениями врача. Илья ложится, тут же в наслаждении прикрывая глаза. Вода согревает всё его тело, мышцы расслабляются и дышать легче становится. Он поворачивает голову к Игорю и улыбается ему лучезарно. Да, Гром был прав: ванна поможет. Полицейский усаживается рядом с ванной, перебирая непослушные пряди волос младшего. Тот довольно мурчит, потираясь о раскрытую ладонь. – Принести тебе вина? – интересуется Игорь, целуя Третьякова в висок. – Спрашиваешь ещё, – отвечает Илья, хмыкая на то, что его вообще спрашивают. Гром встаёт с пола, уходя на кухню, но быстро возвращается с бутылкой и бокалом. Он быстро наполняет его до половины, протягивая Илье. Тот довольно его принимает, сразу же делая небольшой глоток. Моментально его лицо становится осуждающим: заламывает брови, а взгляд делает колючим. – Оно же тёплое, – пренебрежительно говорит Третьяков, явно обиженный на Игоря. – Пока ты болеешь, другого не предложу. Пей. И, между прочим, разогретое вино тоже при простуде помогает, – отвечает Гром, поджимая под себя правую ногу и укладывая голову на колено. – А где Макс вообще? – спрашивает младший, всё же делая ещё один глоток. – Ну, вообще-то он на кухне. Ты со своей болезнью нас совсем не замечаешь, – говорит Игорь, любуясь телом врача. – Включить твою любимую песню? – Давай, – после этих слов начинает играть плавная мелодия. – Спасибо, Горь. Вы лучшие. Песня ST "Каренина Анна" как никогда подходит к этому моменту. Игорь гладит по волосам явно удовлетворённого Третьякова, чувствуя щемящую нежность в районе сердца. Он редко бывает мягким и ласковым, но рядом с Ильёй ему хочется быть именно таким. Илью хочется любить. Третьяков про себя проговаривает слова песни, забываясь в наслаждении. Всё же у болезни есть свои плюсы. Никто же не будет так носиться со здоровым человеком. А тут тебе и вино, и ванна, и песенка любимая, и по голове гладят. – Не надо под поезд, Каренина Анна. Налейте вина и наполните ванну, – тихо поёт Игорь, прикрывая глаза. – Каренина Анна, под поезд не надо. Всё смоет вода и сок винограда, – продолжает Илья, наслаждаясь бархатным голосом Грома. Песня заканчивается, а вода начинает остывать, пора обратно в любимую кровать. Но Илья не особо торопится: разглядывает черты лица Игоря, наблюдая как дёргается уголок его губ, когда он замечает внимательный взгляд. Гром красивый, ну, и его брат тоже. Не зря же они одинаковые. Почти одинаковые. – А что Макс делает? Он ни разу не заглянул даже. Может я утонул тут, – спрашивает Третьяков, приглаживая волосы мокрой ладонью. – А вот узнаешь. И Макс знает, что я с тобой. Не переживай, он понимает, что я не способен тебя утопить, – отвечает Игорь, закатывая глаза. Через несколько минут Илья уже сидит на кухне в тёплом халате, наблюдая за суетливыми движениями Максима. Тот любовно выкладывает в формочки тесто, поглядывая через плечо на младшего. Шустов любит готовить всякую такую ерунду, но с работой пожарного времени катастрофически не хватает. А тут вот повод появился – порадовать Илюшу, ну, а там может и брату чего перепадёт. – Что ты делаешь? – спрашивает Третьяков, складывая ладони друг на друга и устраивая на них подбородок. – Печенье имбирное. Щас ещё чай заварю тебе, полезно будет, – отвечает Макс, ставя противень в духовку. В это время на кухню заходит Игорь и тут же запускает руку в золотистые кудри, трепля их. Шустов смеётся, целуя Грома в щеку, и ставит чайник. Вода быстро закипает, и Максим разливает её по чашкам, заваривая чай. Одну он ставит перед Ильёй, а вторую отдаёт брату, третью себе оставляет. Чай немного остывает, а готовое печенье стоит на столе. Илья берёт одну, откусывая кусочек. Сладко и пряно, очень вкусно. Максу надо было быть поваром, хотя пожарный тоже ничего. Третьяков делает глоток, сразу же ставя чашку на стол и отодвигая подальше от себя. – Что это за гадость? Почему так горько? – спрашивает Илья, морща нос. – Я в чай имбирь с лимоном положил. Ну, добавь ещё мёда, если не сладко, – отвечает Шустов, не обращая внимания на капризы младшего. – Да вы что, сговорились что ли? Один в ванну кладёт, другой в чай и печенье, – говорит Илья, насыпая ложку мёда в чашку. – Илюш, ты не понял ещё? Это полезно. Ты же себя лучше чувствуешь? – спрашивает Игорь, поглаживая Третьякова по плечу. Младший кивает, жуя очередную печеньку. Всё же делает второй глоток, чувствуя, как сразу же внутри разливается тепло, очень приятное тепло. Илья опускает голову, не желая поднимать взгляд на братьев. – Мась, прости меня. Правда, очень вкусно. Я несправедливо нагрубил сегодня вам обоим. И ты, Горь, прости. Вы же для меня стараетесь, – извиняется Третьяков, сжимаясь в плечах. – Успокойся. Мы понимаем, что ты редко болеешь и таким становишься именно из-за простуды, – отвечает Гром, с теплом глядя на обоих. – И всё равно. Максюш, спасибо, что хотел мне угодить. Я не знаю, как вы меня терпите, – говорит Илья, допивая чай. – Ооо. Если ты не перестанешь ныть, я тебя покусаю, – посмеиваясь, говорит Шустов. Младший тут же расслабляется и поднимает голову, встречаясь с двумя парами серебристых глаз. В них он читает любовь, тепло и заботу, от этого становится легче. Он чувствует себя нужным. Дальше своеобразный ужин проходит тихо и спокойно под разговоры о работе.***
Время перевалило уже за 11. Все втроём лежат в постели, разговаривая ни о чём. В комнате горит лишь ночник, и через окна попадает свет фонарей. Игорю завтра вставать на работу, но он не может отказать себе в удовольствии пообщаться ещё немного перед сном. Илья, согреваемый двумя телами, лежит абсолютно счастливый: ему никуда завтра не надо, а ещё с ним дома останется Макс. – Пряники, ванна, чай – это, конечно, всё хорошо. Но знаете лучшее средство от простуды? – говорит Третьяков, впиваясь требовательным поцелуем в губы Шустова, а рукой накрывая член Игоря, сжимая его сквозь ткань боксеров. – Что, выздоровел уже? – хрипло посмеивается Гром, поглаживая Илью по волосам. – Ну, почти. Сейчас вы меня до конца и вылечите, – отвечает младший, подставляясь под жаркие поцелуи Максима. – Илюш, мне завтра на работу вообще-то, а ты спать не даёшь, – говорит Игорь, прикусывая мочку уха Третьякова. Илья шумно выдыхает, понимая, что нежностями Гром сегодня размениваться не будет. Шустов не даёт ему подумать об этом больше 5 секунд, оставляя засос на шее. Младший запускает пальцы левой руки в его кудри, а правой забирается под резинку боксеров Игоря, потирая большим пальцем головку. Гром тихо стонет, кусая Третьякова за плечо. Макс же стягивает нижнее бельё с Ильи, беря смазку с тумбочки. Шустов капает немного себе на пальцы, и сразу же вставляет один, растягивая Третьякова. Младший стонет, шире разводя ноги. Вскоре к первому добавляется второй, а сильные руки Игоря обхватывают поперёк груди, прижимая спиной к горячему телу. – Макс, а можно я буду после тебя? Хочу из него вытрахать всю эту наглость, – спрашивает Гром, поглаживая Илью, по животу и груди. – Конечно, можно, – отвечает Шустов, входя в младшего уже тремя пальцами и начиная ими двигать активнее. – Ну, же, Илюш, не стесняйся, будь погромче. И Третьяков стонет имя Макса, а следом впивается зубами в шею Игоря. Илья всегда не может заткнуться, в любой ситуации: и в жизни, и в постели – даже когда это совершенно неуместно. Но тут его просят. Конечно, он бы не смог отказать. Особенно, когда один брат трахает его пальцами так, что хлюпает смазка, а второй потирает затвердевшие соски и чуть оттягивает их. Особенно, когда Илья слышит, как они целуются: жарко, пошло и мокро. Оба старших сразу же стягивают с себя боксеры и ставят Третьякова в коленно-локтевую посередине кровати. Игорь встаёт перед лицом младшего, а Макс, уже разрывая обëртку презерватива, пристраивается сзади. Гром сжимает пряди волос, двигая голову Ильи ближе к себе. Третьяков обводит головку языком и обхватывает её губами, поднимая блестящий от возбуждения взгляд карих глаз. Игорь толкается в горячий рот, входя почти по самое основание. Макс плавно скользит внутрь растянутого Ильи, крепко удерживая его за бёдра. Гром благородно ждёт брата и только, когда тот привыкает, начиная совершать пробные толчки, тоже начитает двигаться. Шустов тут же задаёт быстрый темп, так что Игорю приходится подстраиваться под него. Гром запрокидывает голову и тихо рычит, чувствуя, как влажный язык проходится по головке, задевая уретру. У Ильи уже трясутся колени от давящего возбуждения, от того, как Максим глубоко входит, задевая простату. Периодически младший отстраняется от Игоря, позволяя звонким стонам срываться с его губ. Но долго продержаться в заданном темпе не может ни один из братьев, поэтому, ощущая приближение разрядки, оба выходят из Третьякова. Дают и себе, и ему передышку. Илья тут же падает лицом вниз, тихо хныча от оборванного удовольствия. Ему не терпится продолжить. Братья быстро меняются местами. Игорь нетерпеливо вжимается своими бёдрами в бёдра Ильи, скользя членом меж упругих ягодиц. Третьяков инстинктивно подаётся назад, прося о большем. Тут пальцы ласково обхватывают его подбородок, призывая открыть рот. Макс тут же толкается в него, блаженно закатывая глаза. Троим сносит крышу от всего происходящего. Илья больше не чувствует болезненной слабости, а братья Шустовы-Громы просто наслаждаются податливостью младшего. Игорь входит грубо, с силой сжимая чужую талию так, что останутся синяки. Резко дёргает его на себя, насаживая на свой член до звонких шлепков. Стонать Илье не дают, вбиваясь в его рот всё быстрее. По подбородку Третьякова обильно течёт слюна, пачкая простыни. Максим хищно улыбается от такой порнушной картины. Шустов поднимает глаза, встречаясь с горящим взглядом брата, и понимает: Илюшу будут ебать до потери сознания. Ну, или как получится, но жалеть его уж точно никто не будет. Игорь двигается всё быстрее, иногда шлëпая младшего по заднице, от чего тот постоянно вздрагивает. Челюсть у Третьякова затекает, но Макс бережно придерживает его голову, толкаясь с тем же темпом, что и Гром. Редкие слезинки скатываются по щекам Ильи, очерчивая скулы и смешиваясь со слюной, капающей на постель. С этого лица хоть картину пиши. Игорь входит глубоко, заставляя стоны вырываться из груди младшего. Из-за них создаётся вибрация, приятной волной распространяющаяся по члену Шустова. Хватает ещё пары толчков, а за ними и стонов, чтобы все втроём кончили с тихим рычанием: Макс в рот Илье, Игорь внутрь его, а сам Илья, не прикасаясь к себе, на простыни. Все без сил валятся на кровать. – Теперь точно вылечили мы тебя? – спрашивает Шустов, укладывая голову на грудь младшего. – Да, точно. Скоро на работу выйду опять, – отвечает Третьяков, перебирая кудри пожарного. – Вы спите завтра, а мне вставать в 6, – говорит Игорь, притягивая Илью ближе к себе. Все тихо смеются с того, как Гром по-дедовски ворчит, но он же не всерьёз. Первым засыпает Илья, переплетая пальцы с Игорем и устраивая щеку на макушке у Максима. Затем отрубается Гром, режим даёт о себе знать. Последним закрывает глаза Шустов, поглаживая Третьякова по животу и напоследок целуя Игоря в лоб. Как же всë-таки прекрасно жить втроём. Болеть, конечно же, плохо, но во всём надо искать свои плюсы. Переносить простуду легче, когда рядом есть люди, которые о тебе позаботятся и будут рядом. Эта поддержка всегда важна. И болеть уже становится в разы приятнее.