Ми-мажор

Финн очень привык бояться. Так-то, он всю жизнь боялся. Даже насекомые порой доводили его до жуткой дрожи и ничем не успокаиваемой паники. Таким уж он родился. Зато брат на его фоне смотрелся просто отлично. Но не об этом. Финн так долго боялся, что уже и привык к этому. В груди давило, руки дрожали, даже веки сжимались. А он и не замечал. Постоянная тревога стала спутницей жизни, что мрачно сидела у изголовья кровати и крепко хватала руками за горло, стоило открыть глаза. Да, Финн привык бояться. Но с Мэшом почему-то было не страшно. С Мэшом стало не страшно. Сначала только слегка: дышать получалось глубже и руки тряслись не так заметно. Но с каждым днём всё больше и больше. С каждой секундой. И это было так хорошо. Настолько же хорошо, насколько и ужасно. Потому что без Мэша страх возвращался. И возвращался он с двойной силой: выбивая весь воздух из лёгких и словно бы роняя сердце к ногам. Слёзы лились непроизвольно, и Финну хотелось только одного — вот бы Мэш сейчас снова выломал дверь и вернулся; вот бы ходил с этим серьёзно-непонимающим лицом; вот бы подбадривал одним своим видом и жевал профитроли. — Я пойду в город, раз сегодня выходной, — бубнит Мэш, пока с невозмутимым лицом держит планку то ли третий, то ли четвертый час. Финн точно не знает — он проснулся после того, как Мэш начал упражнение. — Мне нужно купить ингредиентов. — Я с тобой! — вылетает и горла раньше, чем он успевает сообразить. В прочем, когда соображает, эта идея всё ещё кажется хорошей. Оставаться одному катастрофически не хочется. — Тогда надо позвать всех остальных, — вот таким и был Мэш: прямым, как палка, и простым, собственно, как эта же палка. Это сначала раздражало, потом удивляло, а сейчас почему-то грело изнутри. — Пусть поспят. Да и, я слышал, у них какие-то планы, — последнее Финн выдумывает, и сам не очень-то понимает, зачем ему это. Пройтись всей компанией было бы неплохо, верно? Но не хочется. — Я схожу умыться. И мы можем идти. — Как скажешь, — простой и прямой. И почему-то это совсем перестало даже слегка раздражать Финна. Коридоры утром выходного дня в Академии становятся совсем странными. Узкими, пустыми и пугающими своей бесконечностью. Финн, уже одетый и обутый, шагает, вооружившись зубной щёткой, и изо всех сил надеется не встретить никого. Вообще никого. — И как же интересно ты звучишь теперь, Финн Эймс, — от голоса за спиной Финн подскакивает так, что ещё чуть-чуть и стукнулся бы головой об потолок. Наверное, он разбудил кого-то своим визгом. — Зачем так подкрадываться?! — Маргарет за его спиной недоумевает изо всех сил. Хлопает ярко накрашенными глазами и очень красноречиво изгибает губы в чем-то вроде улыбки. — Я просто тут стою, — жмёт плечами и хихикает, опираясь на стену. — И слышу, как именно ты звучишь сегодня. Как ми-мажор, солнце моё. Ми-мажор. — Ми-мажор? — переспрашивает Финн, и всё же решается сунуть щётку в рот и наклониться над раковиной. А что вообще Маргарет тут делает? Он же из другого дома… — Именно, ми-мажор, — кивает, словно всем всё понятно. — Куда ты собираешься? — Мы с Мэшем идём в город, — выплёвываю пасту и набирает полный рот воды, чтобы прополоскать. — А, вот оно что! — Маргарет словно бы сияет. — Тогда хорошего свидания. Никогда ещё Финн не давился так сильно и не краснел так густо. Краска даже по шее спускается и, кажется, заставляет все внутри бурлить и переворачиваться. — Чего? Ты о чём вообще? Какое свидание? — череда вопросов могла бы, кажется, сбить с ног одной силой наполняющего её недоумения. — Что? Разве я ошибаюсь? — хмыкает, и тонкие серые брови ползут вверх. — Ми-мажор, хороший мой, ми-мажор. И Маргарет, развернувшись на пятках, исчезает в коридорах так, будто в это встрече был хоть какой-то смысл. Финн закрывает кран. Из зеркала на него смотрит какой-то очень странный парень с красными ушами и почему-то смущенным взглядом. И что вообще за ми-мажор? Почему ми-мажор? В прочем, про ми-мажор он забывает, когда они наконец-то выходят из Академии в город. Честно, иногда кажется, что он скоро забудет, каков настоящий, большой мир за стенами. А ведь Мэш и вовсе никогда не жил в городе. Из-за всех этих глупых стереотип и людоедских законов он был вынужден скрываться в лесу всю свою жизнь, не имея ни друзей, ни близких. Словами не передать, как сложно это должно было быть. У Финна сердце всякий раз ёкает, когда он об этом думает. — Давай пройдём через парк? Ты ведь не был там ещё, — правильно, наверное, будет познакомить Мэша с чем-то новым. Хочется порадовать его. Почему-то. — Лишние шаги пойдут только на пользу, это хорошая нагрузка на мышц, — ответственно кивает Мэш и очень серьезно шагает в сторону калитки, над которой красуется вывеска: «лучшее место для семейных прогулок и свиданий». От свиданий Финна передергивает слега, и хихикающее лицо Макарона всплывает перед глазами пугающим видением. — Ты чего замер, Финн? — Я? — и ведь не объяснишь, что случилось. Так что Финн на секунду теряется, просто хлопая глазами. — А, я понял, — Мэш никогда ещё ничего не понимал правильно. Никогда. Но Финн не успевает возразить — его ладонь вдруг обжигает касание. — Парк — это маленький лес, а ты, наверное, боишься леса. Не бойся, я проведу тебя. Всё ведь совсем не так! Совсем! Но Финн молчит, потому что в горле кашлем стоит смущение, а щеки такие красные, что ему уже даже стыдно. И вырваться не получится. Нет, не получится. Это всё же Мэш, который вознамерился спасать Финна. Вот теперь и тащит его через весь этот парк, а сам же не ориентируется, так что заводит все глубже и глубже. — Мэш! Мэш! Я в порядке! — ему требуется две минуты, чтобы наконец-то угомонить спасательную натуру Бёрндэда. — Всё не так со мной плохо, я не боюсь парков! — Да? — Мэш замирает как вкопанный и очень резко оборачивается на Финна. — Прости, я думал, ты боишься. — С чего бы мне бояться, если тут ты? — это тоже вылетает из горла раньше, чем он успевает подумать. Но когда Финн всё же догоняет рассудком своя язык, то приходит в ужас. Что он только что ляпнул? И, главное, зачем ляпнул? — Я не понял что-то, — хмурится Мэш и оглядывается по сторонам, словно не хочет, чтобы их услышали. И это, если честно, немного странно. — Просто… просто я знаю, что ты всегда сможешь помочь мне, если что, — выговаривает на одном дыхании, где-то глубоко внутри гордясь своим самообладанием. Не управляет он лишь тем, как стремительно краснеют у него кончики ушей. — Да, помочь я смогу! — Мэша это явно радует. И это удивительно и отчего-то неловко. Финн мнётся на месте и зачем-то крутит головой. Тишина повисает такая тяжелая, что под ней хрустит шея. — Дамы и господа, следующая композиция нашего концерта! — слышится вдруг голос, который приносит ветер с другой стороны парка, где недавно поставили сцену для выступлений под открытым небом. — «Цветёт любовь», вторая часть первого концерта нашего уважаемого композитора, — пауза. — Ми-мажор. И что-то внутри вдруг бабахает взрывным заклинанием Дота. Ми-мажор. Финн смотрит прямо перед собой, а глаза все расширяются и расширяются. Крохотные кусочки пазла неумолимо сползаются в одну картинку. Вот оно какое, это ми-мажор. — Да, Мэш, мне с тобой не страшно, — ему же и правда не страшно. Уже нет. И даже сейчас, когда все ему вдруг стало так понятно, страха нет. Он может смело говорить. Да, он может. — Я это понимал уже давно. А причину понял сейчас. Мэш молчит. И это даже как-то удивительно: обычно он мастер выдать несусветную глупость в самый неподходящий момент. — Мэш, знаешь, — и всё же неловко говорить. Но, раз уж у него получается, то надо быть смелым, — утром я столкнулся с Макароном, и он сказал, что у нас свидание. Так вот. А если это правда свидание? — Сви-свидание? — Мэш выглядит так, словно его огрели по голове тяжёлым тазом. До него доходит медленно, когда он в стрессе. — Да, свидание, — просто череда взрывов внутри. Но нужно держаться, и отчего-то очень уверенный Финн почти что проскакивает от напряжения. Неужели это его ми-мажор так перещелкнул? — Ты согласен на свидание. Мэш молчит, но не грозно. Скорее, удивленно. Оглядывается, словно проверяя, точно ли ему это было сказано. И выдаёт то ли очень серьёзно, то ли очень испуганно: — Согласен на свидание. И небывало отважный Финн делает широкий шаг вперёд, впервые жмурится не от страха и целует тонкие губы Мэша, чувствуя себя самым большим тупицей и победителем в один момент. Руку вновь обжигает касание. На этот раз явно куда более неловкое. И всё же приятное, потому что поцелуй у них выходит, и даже не самый дурацкий, какой может быть. А на фоне слышится «Цветёт любовь», ми-мажор.