Постимпрессионизм

      Негромкий стук низких каблуков по черепице плавно тонул в ночной тишине, пока беглец без цели прогуливался по крышам домов, не останавливая свой взор ни на чём, что попадало в поле зрения. Ярко голубые глаза, казалось, были подобны маленьким лунам, которые потеряли своё море, радующееся небесному светилу приливами и отливами, как если бы изображало ритм сердца.       Ванитасу не спалось. В очередной раз проснувшись посреди ночи, человек тенью выскользнул из номера, лишь мельком проверив, что сосед спит. И уже больше часа он своими блужданиями будоражил тени, сливаясь с ними воедино, слушал редкий пьяный хохот и всё никак не мог найти себе место, чтобы не ощущать себя потерянным. Не чуждое ему чувство, однако каждая новая встреча с ним словно была в новинку. Задумчивость никак не влияла на его внимательность, и когда Ванитас заприметил собачонку, спящую на балконе дома, на который тот хотел перепрыгнуть, то сменил свой курс, продолжая блуждать в одиночестве.       Оно бы так и оставалось единственным спутником в сегодняшней прогулке, но в какой-то момент с кирпичной трубы вспорхнули птицы, обращая на себя внимание ярких и пустых глаз, в которых появилось что-то похожее на силуэт, когда в мыслях мелькнуло "Ной как-то говорил, что ему нравятся их копошение по утрам". Губы тронула тень улыбки, исчезнувшей также быстро, когда память услужливо, но с долей неловкости, напомнила о сегодняшней небольшой ссоре. Не то, на чём стоило бы зацикливаться, если бы не тягостное молчание, длившееся остаток вечера.       Ванитас продолжил свою прогулку, уже спустившись вниз и блуждая по узким улочкам, не всегда отличающимся чистотой. Он не любил бардак и грязь, они слишком уж сильно напоминали собой подвальные помещения, в которых на нём ставили опыты. И даже так, сейчас в голове всплывали лишь довольная улыбка вампира и его энтузиазм, сильно выдающего в нём любознательную личность, долгое время находившуюся в изоляции. "Не здесь ли ему понравилось рисовать этюды? - подумал юноша, выходя из сквера на площадь, которую исполосовали трамвайные пути. - Да, он тогда ещё все кисти потерял, пока болтал с тормошившими его детьми".       Ной не казался для него особенным. Однако это не мешало ему стать важным звеном в жизни человека, не мешало раскрашивать обыкновенно мрачную картину мировоззрения яркой акварелью, которая быстро смывалась, но оставляла о себе память. В каком-то смысле, Архивист был воплощением того оптимизма, который не обманывает, а лишь вселяет надежду и помогает пережить мрачные времена. Именно то, чего не хватало раньше, именно то, в чём иногда особенно сильно нуждался Ванитас сейчас. Почему-то многие вещи с точки зрения вампира превращались в искусство, пусть не всегда понятное, но крайне метафоричное и богатое на образы. "Из тебя бы вышел неплохой писатель", - вскользь как-то заметил юноша, слушая очередной рассказ, почему его компаньон нарисовал тот пейзаж так, а не иначе. "Спасибо, мне это уже как-то говорили", - с широкой улыбкой ответил Ной, ничуть не смущённый завуалированным "рисуешь ты, конечно, так себе".       Пары-тройки встреч хватило бы, чтобы понять, почему к нему тянулись почти все. Он и впрямь умел заражать своей беззаботностью, и Ванитас начал замечать, что с этим вампиром и отдыхается легче. Потому что не нужно вечно ждать ножа в спину или снотворное в шею. Ной безопасен для него, даже если они поругались. Даже если перестанут общаться и продолжат жить свои жизни друг без друга.       Только под утро в номере отеля вновь стало двое постояльцев. Изнеможённый долгим отсутствием сна, Ванитас прямо в одежде упал на кровать, не заботясь об оставленном открытом окне, и практически сразу уснул. Следующий день прошёл как обычно, с одним лишь небольшим изменением: вплоть до вечера оба многозначительно переглядывались между собой, играя в только им понятную молчанку.