Кто мы такие

      Мира упёртый. Мира вредный, своевольный, упрямый, настойчивый и совершенно, абсолютно несносный, если ему в чём-то отказывают, и Мага это знает, но даже не предполагает, что когда-нибудь это может привести к проблемам.       Но это приводит.       Мира пишет ему короткое: «Дай адрес, закажу тебе кое-что».       И Мага пишет: «Нет». Потому что есть тысяча причин, по которым Мира не должен знать его адрес в Махачкале: начиная с того, что с него станется прислать Маге цветы, заканчивая тем, что Колпаков дурной достаточно, чтобы взять и просто приехать. Приехать, не предупредив, не попросив встретить, не вынув из уха серьгу, не надев более-менее приличные штаны.       Так в итоге и получается. Мага понятия не имеет, где Мира достаёт адрес: может, с ним делится Ден, может, Дима или Руслана, а может, взятый в заложники ФСБшник. Но в дверь звонят, и Мага, на хате у которого трое друзей сидят и раскуривают кальян, без задней мысли её открывает, ожидая увидеть на пороге очередного брата очередного брата, а видит лишь Колпакова: растрепанного, взъерошенного и стыдящегося собственной несдержанности.       Маге хочется спросить, какого хуя он тут делает; Маге хочется вытолкнуть его за порог, захлопнуть дверь и сказать братьям, что это соседка случайно ошиблась кнопкой звонка; Маге хочется, чтобы всё происходящее было всего лишь слишком реалистичным сном, но за спиной у него собирается осиное жужжание и звучит звонкий свист Алихана.       Мира едва заметно меняется в лице. Мага успевает подумать, что за всё то время, что они вместе, стоило хоть раз намекнуть, почему он так отчаянно не хотел впускать Миру в свою вторую жизнь, но не успевает ничего сделать или сказать: Миру в квартиру буквально затаскивают, сдвинув Халилова с порога.       Колпаков ойкает под грубостью чужих рук, бормочет что-то про то, что он по делу, что он с Магой играет, что привез почитать новый контракт и обсудить детали… Но братьям похуй, потому что Мира выглядит, как одна из самых дорогих кафирских шлюшек, каких по особым праздникам заказывают те, кто может себе позволить не бояться кровной мести, и им, очевидно, ужасно интересно, что Мира тут делает.       Карим — молодой и совершенно бесхитростный — цепляет Миру за болтающуюся в ухе серьгу, дёргает легко и со смешком спрашивает:       — Это чё? Ты телка, что ли?       Мира вопрос игнорирует и пытается выпутаться из лап, окруживших его кольцом.       «Бесполезно», — думает Мага. Потому что парни уже почуяли сладкий запах дичи.       — Я по делу, п-правда, мне надо перекинуться, вот, с Магой двумя с-словами, — хрипит Мира, глядя Халилову прямо в глаза. Ждёт помощи, ждёт содействия. И Магу охватывает такая обреченная беспомощность, что его топит ощущением полной рассинхронизации души и тела.       — Парни, не трогайте вы его, — скрипит Халилов бесцветным голосом; захлопывает дверь, тащится в глубь квартиры вслед за братьями, утягивающими Миру на диван. — Это Мира, мой тиммейт.       — Приятно познакомиться, Ми-ра, — смеется Алихан.       Они с Арсеном садятся на диван по обе стороны от него, буквально зажимая между собой — не физически, но взглядами, скользящими по лицу и телу, совершенно незнакомому и оттого невероятно интересному. Мага знает, о чем они думают: Мира красивый, Мира сладкий, абсолютно не похожий на мужчину, — и сейчас его загоняют, как добычу, елейными улыбками и почти невинными вопросами.       — Играешь с Магой, да? — улыбается Карим, устраиваясь в кресле напротив.       Мага неловко замирает рядом, не понимая, куда себя деть; Миру не трогают, но по чужим загоревшимся глазам Халилов видит: это лишь вопрос времени. Он опускается во второе кресло, но расслабиться не может: сидит, наклонившись вперед, опершись локтями на колени, стиснув пальцы в замок так сильно, что они краснеют и немеют, а на тыльных сторонах ладоней расцветают синеватые лунки от ногтей.       Мира ничего не замечает, оглушенный внезапным вниманием, навязчивым и активным, слишком цепким и неприятным человеку, у которого пузырь личного пространства достигает размеров небольшой комнаты. Мага такой же, и Мира, к этой кавказской напористости не привыкший, сейчас только смущается и едва-едва краснеет гладко выбритыми щеками.       — Играю, — тянет он; кроссовки скидывает на пол, осторожно подтягивает вверх одно колено, каким-то компульсивным жестом обнимая его ладонями. — На са-саппорте.       — Кто такой саппорт?       Голос у Алихана такой, что у Маги трясутся колени; он сидит, из последних сил пытаясь казаться спокойным и невозмутимым, и старается вести себя так, будто Мира и правда приехал по делу.       — Чё там с контрактом, Мир?       — Ле, Мага, не перебивай, — бросает Арсен, разворачиваясь на диване боком так, чтобы Мире смотреть прямо в лицо. — Потом о делах поговорите.       «Нет, сейчас», — думает Мага, но Мира, который в чужих словах не чувствует никакой угрозы, только хмыкает и достает из кармана пальто одноразку. Затягивается, выпускает дым в воздух вместе с Каримом, который кальянную трубку держит так крепко, будто всерьез пытается вместе с нею удержать в узде свой нафс.       — Поддержка, — поясняет Мира. — Принеси-подай, всё такое. Мага ебёт, а я за него жопу врагам подставляю.       «Закрой рот», — думает Мага; Алихан хмыкает, и его поза становится расслабленной настолько, что даже тупой заметил бы в этом угрозу.       — И часто ты так?       — Подставляю жопу? Каждую игру, — смеётся Мира.       Карим зеркалит Магу и тоже наклоняется вперед: выдыхает дым в сторону, улыбается, обнажает идеально белые зубы.       — Только в игре? — Арсен придвигается на пару миллиметров ближе.       — Н-не, иногда этого, — Мира со смешком кивает на Магу, — приходится ещё и от камер дефать.       Арсен с Алиханом переглядываются, и у Маги куда-то в желудок ухает сердце; Алихан дёргает губами в странном смешке, смотрит на Карима, наклонив голову вбок, и совершенно никакого внимания не обращает на Халилова.       — Интересные у вас отношения…       Мира неловко ёрзает, подтягивая к груди вторую ногу, и что-то в его позе, видимо, окончательно сводит парней с ума: Арсен скользит по дивану, придвигается к Мире вплотную и кладет руку ему на плечо, а потом небрежным жестом поддевает лацкан пальто и грубовато тянет в сторону.       — Сними, жарко же.       — Да н-не… — выдыхает Мира, разворачиваясь к нему лицом; смотрит в глаза, и момент, когда до Миры, кажется, наконец доходит, что тут происходит, в Маге отзывается подкатившей к горлу тошнотой.       — Ладно, — резко бросает он; встаёт, подходит к Мире ближе, стаскивает его с дивана и говорит слишком громко и слишком нервно: — Давай флешку или чё там, я почитаю и потом позвоню.       Мира смотрит непонимающе, и Мага думает: «Какой же ты еблан, нахуя ты только приехал?» За спиной вырастает Алихан, кладет руки Мире на плечи, сжимая так, что его боль Мага чувствует своим собственным телом.       — Пусть остается. Покурит с нами…       — Поразвлекаемся, — поддерживает Арсен, поднимаясь с дивана и глядя Маге прямо в глаза. Довольное сопение Карима Халилов чувствует затылком, и напряжение достигает кульминационного пункта.       — Нельзя, — хрипит Мага. — Он мой друг.       — Это мы твои друзья, брат, — выдыхает Арсен. — А он сладкая славянская шлюха.       — Которой мы сейчас воспользуемся, — отзывается Карим над самым ухом.       — Спасибо за подарок, Мага, — усмехается Алихан.       — Что? — шепчет Колпаков, когда с его плеч стаскивают пальто и в четыре руки лезут под футболку.       Магу отталкивают, роняют обратно в кресло, и он замирает, глядя, как Мира дёргается, сопротивляется, пытается вывернуться из чужой хватки, но в итоге оказывается согнут пополам, схвачен в болевой Каримом и в удушающий — Арсеном. Он трепыхается, пытается пихнуть кого-нибудь ногой, а на глазах заметно выступают слезы. Его джинсы расстегивают и дергают вниз, хватают за ноги, раздвигают ягодицы двумя руками, и Мага видит блестящее между белых бедер основание пробки.       О нет. Боже, Мира, что ты наделал.       — От-т-пусти меня, обезьяна ёбаная, — шипит Колпаков, пытаясь вывернуться из захвата и делая самому же себе до сдавленных стонов больно.       — Посмотри, шлюха готовая приехала, — смеется кто-то, и по всей комнате разносится звонкий шлепок.       Мира вскрикивает, и Мага наконец отмирает: бросается вперед, перехватывает руки Арсена, тянет прочь, хватает Колпакова за бёдра и орёт:       — Да отъебитесь от него, он мой друг!       — Друг?       Жилистые лапы Арсена сжимают запястья Маги в тиски; плечи взрываются болью, и в следующую секунду Халилов находит себя лежащим на полу, вспахивающим носом мягкий ковер.       — Шлюха приехала к тебе на адрес с затычкой в жопе, и это — друг?       Голос у Арсена глубокий и низкий, его лихорадочное дыхание обжигает Маге шею. Задрав голову вверх, он видит Миру со сведенными за спиной руками, с чужой ладонью в растрепанных волосах и с животной паникой в глазах. Мага ловит его взгляд, одними губами шепчет неслышное «прости», и снова дёргается, пихая Арсена коленом под рёбра.       — Ебёшь его? — смеется Карим.       — Конечно, ебёт, а с братьями не делится. Нехорошо, — поддакивает Алихан.       — Вы! — выдыхает Мага — и тут же теряет четкость зрения, ощущая во рту металлический, тошнотный привкус крови.       По ковру рассыпается крошево алых брызг, и Мага стонет, пытаясь за что-нибудь ухватиться руками, но цепляет только воздух и отголоски Мириных болезненных вздохов. Халилов ворочается, поднимается на колени — и тут же падает снова под мощным ударом в живот. Горло обжигает желчью, Мага сглатывает, пытаясь подняться на ноги, но Арсен вжимает его лицом в пол и бьёт снова.       — Нахватался хуйни в своей Европе. Надо напомнить тебе, кто ты такой. Кто мы все такие.       Магу, у которого перед глазами калейдоскопом боли вертится мир, тащат к батарее; привязывают за руки чем-то твёрдым и шершавым, и по высокому звону резины о полые трубы радиатора он как-то соображает, что стяжка вокруг запястий — это шнур от зарядки наушников.       — Отпусти, — дёргается Мага; рвёт руками провод, но он только хомутами впивается в кожу, перекрывая ток крови: Халилов чувствует, как пальцы немеют, а Арсен уже отходит, сдвигает ногой кофейный столик с кальяном и за волосы тащит скованного штанами и чужими руками Миру в центр получившейся сцены.       Мага орёт; заливается проклятиями, поминает Аллаха, обещает всех их зарезать — но им все равно. Они роняют Миру на колени, разворачивая задницей к Маге, тянут наружу пробку и раздвигают ягодицы, демонстрируя сжавшуюся розовую дырку, припухшую от плага.       — Руки от него уберите, уёбки конченые, — частит Мага, и сквозь тяжелые вздохи невольно пробивается проклятый кавказский акцент. — Я вас всех перережу, я вам кишки выпущу, я…       — Какой ты разговорчивый, — смеется Алихан; присаживается перед Магой на колени, запихивает ему в рот комок какой-то ткани и обвязывает поверх Мириным шарфом, пахнущим табаком и пачули.       — Мага, — стонет Колпаков.       — Не поможет он тебе, — говорит Карим. — Но пусть посмотрит, как с тобой обращаться надо.       Мира хрипит, пытаясь вывернуться и уйти, кричит, когда заломленные руки дёргают вверх, едва не выворачивая суставы, высоко и надрывно стонет, когда в живот прилетает удар. Мага ревёт вместе с ним, рычит, натягивая провод, ссаживает кожу на запястьях и обессиленно бьется головой о стену.       Мага смотрит, как Алихан лезет в Миру сухими пальцами; как следом к нему присоединяется Карим, как Арсен, вздернув Мирину голову повыше и сжав челюсти, без страха пихает ему в рот свой готовый член. Чужие руки терзают белоснежную кожу, шлепают, оттягивают, царапают.       Мира хрипит, пытаясь сняться с члена, Карим расстёгивает штаны, и Мага не верит, что это всё происходит взаправду.       Не верит, что эти парни, которыми он восхищался до встречи с Мирой, тайно пуская слюни и напрашиваясь на каждый кальян и каждую свадьбу, куда их звали гостями, теперь творят такое. Казавшиеся когда-то безумно красивыми и привлекательными, теперь они видятся Маге отвратительными — мерзкими, грязными, похожими на зверей, которые рвут на части хрупкое тело Миры.       Его нежного, невыносимого, упрямого, любимого Миры. Который так хотел, чтобы Мага вернулся из отпуска пораньше, так хотел наконец стать ближе, узнать друг друга не только губами и языками, не только осторожными, почти невинными прикосновениями рук, что не вытерпел и нашел где-то Магин адрес.       И вот он здесь, и его лица теперь Халилов не видит, но знает: там боль и отчаяние, там безысходность и горячие, горькие слёзы.       Мага хочет ему сказать: «Только не дёргайся». Мага хочет сказать: «Пожалуйста, просто сделай то, чего они хотят; просто не давай им повода сделать тебе ещё больнее». Мага хочет оказаться на месте Миры: всё лучше, чем просто смотреть, как по полу растаскивают его колени, видеть, как чужой член врезается в его тело, слышать, как Мира хрипит и булькает горлом, задыхаясь и давясь собственной слюной.       Мага плачет. Рыдает в голос, измученно стонет, дергается и пытается вытолкнуть языком кляп, так издевательски пахнущий родным запахом.       — Бля, жопа, как пизда у целки, — бросает Карим. Его руки крепко сжимают Мирин зад, пока Арсен ебёт мокрое горло до хлюпов и шлепков яиц о подбородок.       — Она-то не целка, — смеется Алихан.       — Теперь уже точно нет.       Карим растрахивает Миру, пока крепкие руки Алихана удерживают посиневшие запястья; Маге прекрасно видно, как анус краснеет сильнее, как под распирающим членом опухают края недостаточно хорошо растянутой дырки.       Мира не был к такому готов; влажный, но еле растянутый, он рассчитывал на осторожные мокрые поцелуи, долгие ласки и всю нежность любящих рук — и Мага дал бы ему это, дал бы всё, что Мира попросил, в постели под тихий шёпот на ухо, под влажные и липнущие к коже стоны.       — Видишь, Мага? — зовёт Карим, сильнее оттягивая в сторону Мирину ягодицу. — Хорошо смотри. Вот чего заслуживает твоя шлюха: хороший кавказский хуй в своей разъёбанной пизде.       Миру шлёпают, мнут, сжимают, оставляя на теле следы: кожа от ударов краснеет и кое-где наливается синью, а его тело напрягается так сильно, что под тонким покровом прозрачной кожи видно мышцы, туго скрученные в жгуты.       — Может, два? — предлагает Алихан.       Мага дёргается, едва это слышит, а Арсен с Каримом смеются так, будто услышали самую смешную шутку на свете.       — Тереться друг с другом хуями — харам, брат.       — В кафирской бляди? Аллах благословит за это.       Их хохот врезается Маге в мозг раскаленными иглами. Он мысленно умоляет их: «Нет, пожалуйста, не надо, вы сделаете ему больно, пожалуйста, не надо». Но его никто не слышит. Миру ебут в такой позе, пока Алихану не надоедает ждать; после он дергает Миру за волосы, снимая с члена, и говорит Арсену:       — Делись давай, — и Миру сдвигают вбок, чтобы занять рот новым хуем.       Мага бессильно мечется по полу и бредит мыслью о том, как он им всем отрежет яйца: отрежет и запихнёт в рот, заставит разжевать и проглотить, а после отсечёт и их обрезанные члены, чтобы затолкать поглубже в глотки и оставить так умирать, задыхаясь и захлебываясь кровью.       Но пока захлебывается только Мира. Он больше не дергается, только мелко трясётся всем телом, только вздрагивает от толчков и рвотных позывов, только плачет, прикрыв глаза, только стонет тихонько от боли.       Маге страшно; сердце клокочет у самого горла, и сил на это смотреть нет никаких, но он себя заставляет. Всё, что он может сейчас дать Мире — это свое молчаливое присутствие, уверенность, что он его не бросит. Даже если Мага слабак, даже если не справился, не смог защитить и уберечь.       Арсен, теперь обделенный вниманием, недовольно выдыхает:       — Хуёвая шлюха, раз всех сразу обслужить не может.       — Может и может, — хрипит Карим. — Спросим?       — А хули её спрашивать, её ебать надо.       Рука Алихана снимает Миру с члена и задирает вверх голову; Колпаков, судорожно глотающий раскалённый воздух, харкает в него слюной, и Алихан, которому в живот прилетает комок вязкой жижи, без раздумий бьёт его по щеке. Шлепок выходит таким сильным и звонким, что отдается эхом у Маги в ушах; Мира стонет, а Алихан добавляет ещё, и ещё, и ещё, пока лицо у Колпакова не становится алым.       — Сука, — хрипит он. — Знай свое место.       У Миры дергаются губы, будто он собирается что-то сказать, и Мага мысленно умоляет его этого не делать. Он ведь знает, что ничего хорошего Мира не скажет, а непослушных шлюх на Кавказе находят только по весне и по частям. Слава Аллаху, сказать ему ничего не дают: суют в рот пальцы, бьют снова, хрипят почти в лицо:       — Будешь выёбываться, похороним тебя в канаве.       Карим выходит из разъёбанного тела, и Мага видит: Мира весь красный, натёртый, судорожно сжимающийся и напрягающий бедра в попытках не подставиться снова.       — Давай сюда её, — говорит Арсен; укладывается спиной на пол, тянет Миру на себя. — Бля, сними с неё шмотки, хули она одетая.       Остатки одежды с Миры стаскивают в две секунды; Арсен усаживает его на свой член, а Алихан пристраивается сзади, уступая рот Кариму.       — Давай, дырка рабочая, пусть принимает, — смеется Арсен.       Мага дрожит; Карим плюет куда-то вниз, пристраивается — и в следующее мгновение Мира орёт в голос. Его больной, обезумевший взгляд впивается в Магу, и Халилов видит, как дрожат у него губы, как сводит судорогой всё тело, как ходит вверх-вниз кадык под тонкой кожей.       — Давай, сука, громче, — смеется Карим. — Нравится? Блядь такая…       Его рука сжимает чёрные волосы, тянет на себя, и Мира, который уже даже не пытается сопротивляться, послушно открывает рот.       Мага смотрит, как его ебут, шлёпают, щипают, бьют, натягивают, как кусок мяса, и заливается слезами, уже не понимая, почему не чувствует собственных пальцев.       — Лицо смазливое, как у бабы, — говорит Карим, и движения его бедер становятся резкими и быстрыми.       — Накончай ему на ебло, пусть хоть вкус мужика почувствует.       И Карим кончает; заливает Мире и рот, и щёки, дотрахивает ещё не опавшим членом, размазывает сперму головкой по губам, по скулам, по шее. Едва он отстраняется, Миру скручивает болезненным спазмом — и он сблёвывает Кариму в ноги проглоченной спермой и желчью.       — Фу, сука, даже проглотить не может нормально.       Карим морщится, отходит, чтобы обтереться, а Мирино лицо перехватывает Арсен, сует пальцы в рот, вытаскивает, бьёт по щеке, снова затыкает, ебёт всей ладонью до самой глотки; Мира пытается отвернуться, но сзади его прихватывает за волосы Алихан, и Колпаков только клокочет горлом, пытаясь не захлебнуться пенящейся слюной.       — Карим, маркер принеси, — хрипит Арсен.       — Какой?       — Там, на кухне, не тупи давай.       Карим уходит и возвращается с перманентным маркером, которым Мага две недели назад размечал стену, чтобы ровно прикрутить полки. Теперь Арсен, ему помогавший, этим же самым маркером черкает у Миры на лице, а когда заканчивает, там во весь лоб блестит чёрным кривое, мерзкое и уродливое «шлюха».       Мага едва дышит, а Мира мелко измученно стонет на каждом толчке, становясь всё тише и тише, и когда ему наконец спускают в зад, уже почти совсем замолкает, только болезненно морщится и урывками хватает воздух побагровевшими губами.       Мага смотрит, как Миру сбрасывают на пол, как парни обтираются его футболкой, одеваются и встают вокруг, глядя сверху вниз. Колпаков скручивается в клубок, но его дёргают снова: подхватывают за шею, заставляют встать на колени и посмотреть в глаза.       — Шлюха ты так себе, — подытоживает Карим.       — Опустили девку, — улыбается Арсен.       — Недостаточно.       Карим приспускает штаны снова — и Мага за секунду понимает, что сейчас случится. Он вопит в свой кляп, рвется из пут, как раненое животное, о плечо кое-как комкает шарф и языком выталкивает изо рта тряпку.       — Не смей, блядь, Карим, сука!       Но остановить его Мага не может; он только смотрит, как Карим выпускает струю, заливая Мире сначала грудь, а потом лицо. Колпаков морщится, съёживается весь, но молчит — и когда его отпускают, блюёт снова.       — Тренируй свою блядь получше, Мага, — выдыхает Карим.       Хоровое гоготание стихает, едва они закрывают за собой дверь.       В квартире повисает тяжелая, оцепенелая тишина, которую дробит и рвёт на части натужный Мирин хрип. Мага смотрит, как его, скрючившегося на полу, выворачивает желчью, как он хватается за первый попавшийся комок ткани — собственную футболку — и обтирает ей лицо, но только больше вымазывается в чужой сперме.       — Мира… — зовет Халилов, но Мира на него не смотрит.       Он сидит, сгорбившись, разбросав согнутые в коленях ноги в стороны и опустив голову к подбородку. За слетевшими на лицо волосами Мага не видит его взгляда, но знает, чувствует, что в глазах у него пустота.       — Мира, малыш, посмотри на меня, — просит Мага. Голос у него дрожит, и не зареветь снова получается только чудом — его держит мысль, что Мире сейчас хуёво достаточно, чтобы смотреть и на его страдания тоже. — Мира, развяжи меня. Я помогу тебе, пожалуйста, Мира…       Колпаков поднимает голову, и Мага забывает, как дышать. Лицо у него… никакое, а от того, как смотрят бездонные чёрные глаза, у Халилова в ледяной комок сбивается сердце и ядовитыми осадками выпадает в лёгких запах перегоревшего кальянного табака.       Мира оглядывается, будто не до конца понимает, где находится; движения у него ломкие и отрывистые, потерявшие кошачью плавность и мягкость, похожие на шевеления деревянной шарнирной куклы. Он с трудом поднимается с пола, на трясущихся ногах подходит ближе и долго возится, пытаясь развязать узел непослушными руками.       Мага смотрит на него, сидящего так близко, что можно рассмотреть на скулах мелкие бордовые точки под залившей щёки краснотой и росчерками маркера, фиолетово-алые следы пальцев на шее, наливающиеся цветом пятна на рёбрах и стёртые в мясо колени.       — Прости меня, пожалуйста, — шепчет Мага едва шевелящимися губами. — Прости, я так перед тобой виноват.       Провод летит вниз вместе с усталыми бледными руками. Кончики пальцев начинает покалывать, когда кровь приливает к онемевшим конечностям, Мага встряхивает кистями, разгоняя по ним жизнь, растирает запястья, ободранные и выкрашенные в синь, и ловит Миру, обессиленно падающего ему на грудь.       — Мага, — сорванным голосом шепчет Колпаков. — П-прости.       — За что? За что, Мира? Ты ни в чём не виноват.       — Я…       — Тише, тише, — шепчет Халилов.       И Миру прижимает к себе так крепко, что под его хваткой едва не хрустят рёбра, а дрожь, разделенную на двоих, Мага пытается заглушить своим бессмысленным шёпотом и ласковыми поглаживаниями по спине. Мира плачет — тихо, беззвучно, стекая солью и горечью в Магину футболку, хватаясь слабыми руками за её полы. У Халилова разрывается сердце и дрожат губы, и он едва удерживает внутри крики и вопли отчаяния, пытается просто казаться спокойным, просто не делать хуже своей истерикой.       — Всё хорошо, всё закончилось, — успокаивающе шепчет Мага, баюкая Миру и беспорядочно целуя его макушку. — Они больше тебя не тронут. Сейчас мы сходим в душ и уедем отсюда, и они больше никогда к тебе не прикоснутся, я обещаю. Обещаю.       Мира носом тычется Маге в грудь, мелко кивает и подбирает под себя ноги, позволяя обнять целиком и укрыть собою. Мага вокруг него оборачивается эгидой, а в голове мечутся мысли о том, что Мире нужен врач, нужна скорая, но какая нахуй скорая в Дагестане с такими повреждениями? А ему самому — пол-литра чего-нибудь крепкого и нож.       — Спасибо, — тихо шепчет Колпаков.       Мага не отвечает, только осторожно сжимает пальцами Мирино хрустальное плечо.       И думает, достаточно ли денег он выиграл за свою жизнь, чтобы троих его братьев больше никто и никогда не нашёл.