Сердечные струны

— Мне нравятся твои глаза, — прошептал Чон. — Они цвета древесной коры, потертого седла, виски; если долго смотреть в них, то опьянеешь. Тэхён почти не слышал его, только помнил, что Гук обнажен, возбужден и прижимается к нему. По прежнему опыту знал, что слишком поздно, его не остановишь. И почему представлял, что способен усмирить силу магнетизма Чона? На самом деле уже не мог увернуться от объятий, словно оказался накрепко привязанным к нему веревками. Гук улыбнулся, когда Ким обмяк в его руках. — А твои губы… розовые, как язык Секрета, как вареная креветка, как рассвет, Тэ, и такие же хорошенькие. Повернув голову, он проложил дорожку поцелуев к его рту. Губы Тэхёна раскрылись в сладостном приглашении. Упиваясь его глубоким, неторопливым поцелуем, Ким положил руки на широкие плечи альфы и испустил тихий звук — полустон, полушепот. Подняв на руки, Чон отнес его на кровать и нежно положил; не сводя глаз, выпрямился, встал рядом с кроватью, молча приглашая посмотреть и изучить каждую часть его тела. Тэхён не ослушался его чувственного приказа… Мужская красота вызвала у Тэхёна бурю чувств, о существовании которых никогда не подозревал: его охватило изумление, всепоглощающее чувство благоговения и острое желание коснуться Гука; медленно, словно продляя сладостное ожидание, вытянул руку и провел пальцами между бедрами. Тонкая белая рука Тэхёна на его смуглой коже пугала и изумляла, — не сознавая, что делает, провел пальцем вдоль его затвердевшей мужественности. Чон задрожал, откинувшись назад, и мучительный стон вырвался из груди; снова подняв голову, остановил на омеге взгляд, зовущий наблюдать за каждым его движением. Приглашение было принято. Медленно, очень медленно сомкнул он пальцы на своем возбуждении. Совершенно зачарованный, Тэхён смотрел, как его руки скользили вверх-вниз, — стало понятно, что от него требовалось. Взяв его в свою руку, почувствовал прикосновение, наполнившее таким глубоким желанием, что ощутил начало сексуального восторга, однажды подаренного ему Гуком. Посмотрел ему в глаза. — Чувствую трепет удовольствия, а ты даже не прикоснулся ко мне, — это выше моего понимания, я ощущаю его, Гук-и. Он улыбнулся, сопоставляя факты: одной из характерных черт омег, которую он всегда ненавидел, была склонность к обману. Тэхён был лишен этого недостатка, напротив, всегда честно говорил о своем желании, зная, что он поможет ему понять незнакомые чувства, которые он испытывал. Чтобы не напугать Тэхёна, он опустил свое массивное тело на кровать как можно медленнее, растянувшись рядом с ним, положил руку на гладкое бедро и снова улыбнулся. Тэ коснулся ладонью его ноги и ощутил какую-то успокоенность: что страшного в том, где он был... — Желание — само по себе — приятно, Тэхён-и, — объяснил Чон. — И сейчас, когда ты испытал часть наслаждения, которое возникает между альфой и омегой, твое тело узнает его — думаю, удовольствие началось от одной мысли об этом. — Я испытал часть удовлетворения, — размышлял он вслух. — Это означает, что полный круг еще впереди. — Да. Он понял, что Чон имел в виду; сам того не сознавая, принялся фантазировать о любви с Гуком, о полном слиянии с ним, о зачатии ребенка. Эти мысли увлекли его настолько, что он не хотел отпускать их; но воспоминания о Джине расставили всё по своим, местам: Тэ выбросил фантазии из головы и напомнил, что ребенок не будет принадлежать ему, а предназначается брату, отдавшему предпочтение Джуну. Джин не влюбился и не вышел замуж за грубого техасца, носящего револьверы на бедрах и умеющего отыскать по следам все, что находилось под солнцем, а избрал блестящего сеульского профессора с дюжиной академических наград. Значит, не стоит заниматься любовью с Чоном и рисковать забеременеть. И точка. — Ты не можешь забеременеть, прикасаясь ко мне, Тэхён, — прошептал Гук, читая все его мысли. — И этого не случится, если я прикоснусь к тебе. Ты знаешь это. Тэ знал. Отодвинувшись от него так, чтобы можно было видеть его всего, опустил взгляд и потянулся, собираясь снова дотронуться до соблазна. И тут же первоначальное удовольствие, испытанное им лишь мгновение назад, превратилось в сладостную боль, которую — Тэхён понимал — мог успокоить только Чон. — Гук-и? Он молчал, терпеливо ожидая, когда закончится исследование, чтобы удовлетворить порыв. Гук слегка подался вперед, умоляя Тэ продолжать. Глазами измеряя путь, Тэхён скользил ладонью вверх и вниз, наслаждаясь потрясающим ощущением; находя его то бархатным, то каменным, но всегда — великолепным. Взглянув в его лицо, послал ему безмолвную мольбу — став на колени, он мягко уложил Тэхёна на спину и сел на бедра. Ким лежал, не двигаясь, глядя на него так напряженно, что его образ запечатлелся в каждой извилинке его мозга. Возвышаясь над ним и глядя на него сквозь дымчатую поволоку желания, пляшущую в ярких голубых глазах, он олицетворял величественную картину силы и мужественности. Омега в полнейшем благоговении ждал, что будет дальше. Медленно, осторожно Гук опустился, накрыв его своим телом. Желание все возрастало, словно накачивалось каким-то невидимым насосом. Боже, как приятно ощущать его под собой — всего такого мягкого, теплого и податливого. Его АЛЬФА прибывал в восторге : он бился , кружась на месте, скуля от близости, которую чувствовал и понимал- Омега готов принять его. Только его. И этот Омега ЕГО... Полынь вступала в свои права.... Не сознавая, что делает, Тэхён раздвинул ноги, приподнял бедра ему навстречу — отвердевшая плоть прижалась к животу, и хотя ощущение воспринималось им как более высокий уровень желания, понимал, что это не совсем то, хотелось почувствовать ниже, ближе к той боли, которая продолжала пульсировать в глубинах его омежьей сущности. Упершись руками в матрац, сделал попытку подтолкнуть себя к изголовью кровати. Гук прекрасно понимал, что Тэ старается расположиться так, чтобы ощутить его между бедрами — омега потерял волю; хотя это и казалось невозможным, Чон обязан проявить силу воли за двоих. Его внутренний зверь должен был понять и принять это.. Сделав глубокий, судорожный вдох, закрыв глаза, альфа застыл: если он займется с ним любовью по-настоящему, позже Тэхён возненавидит и себя, и его. Такая перспектива напугала его до того сильно, что он застонал. Его зверь выл ... — Гук? — Тэ снова сделал несколько встречных движений. — Лежи тихо, Тэхён, — прошептал он, вдыхая запахи ароматных волос, пылая от желания, которое с трудом удавалось удерживать. — Но я… — Знаю. — Подняв голову, посмотрел на него и улыбнулся. — Сделаем кое-что новое. Не бойся. Тэ поцеловал его в плечо. — Никогда не боялся тебя, Гук-и. Его признание сдавило ему грудь. Взяв одну из подушек, он скатился на матрац, затем сел. — Успокойся, милый, — проворковал он, когда омега потянулся к нему. Нежно улыбаясь, он приподнял нижнюю часть тела Кима, просунув руки под поясницу, и развернул его так, что бы тот лег животом на матрас. Обернувшись, Тэхён увидел, что его густые угольно-черные волосы рассыпались по его белым ногам, и это зрелище поразило его, как самое чувственное средство, которое он когда-либо испытал: дыхание вырывалось судорожными толчками, тело дрожало в безмолвной мольбе. Чон опустился ниже, положив руки на бедра, приподнял его ноги так, что колени уперлись в матрас.. Тэхён ахнул от резкого наслаждения, почувствовав его язык на своем пульсирующем входе. Гук. Гук. Это имя звучало в висках, как песня, увеличивая блаженство, бешено нарастающее внутри него. Не отдавая отчета, где находится и что с ним происходит, выгнулся, помогая Чону в его попытке открыть его полностью ; вытянув руку , вцепился в его плечо, не почувствовав, что царапает спину. Какое-то мгновение Чон лишь изумленно смотрел : подобная гибкость не только поражала, но и открывала беспрепятственный доступ к омежьей сладости. Поза и сила страсти, соединившаяся в них, придавали ему еще большую решимость довести Тэхёна до высшей точки экстаза; язык скользнул , совершая нежные и в то же время требовательные движения по бархатной плоти. Ощущение… вкус… запах… Все в нем было изысканным и совершенным — Боже, как ему хотелось доставить удовольствие этому прекрасному омежке! И раздумывая над желанием продолжить его наслаждение, он чувствовал, что завершенность важнее для него. Он водил языком внутри омежьей плоти, ощущая первый трепет наступающей кульминации, отмечая, как блаженство разливается по лицу Тэхёна . Тэхёну казалось, что наслаждению не будет конца; даже достигнув вершины, оно продолжалось еще некоторое мгновение, заставив его неистово извиваться под уверенным прикосновением Чона. Наконец оно начало мягко спадать, оставляя Тэ в состоянии полного и совершенного удовлетворения. — Спасибо, Гук, — прошептал он. Открыв глаза, посмотрел на него и улыбнулся. Развернув Тэхёна на спину , положив голову ему на бедро, потянулся, лаская грудь и живот; и только почувствовав, что его дыхание восстановилось, альфа заговорил. — Не было больно, когда вот так прогибался? — спросил он, ужасно заинтригованный . — Йога, — мечтательно ответил Тэ. — Индусская теистическая философия. Система упражнений, если хочешь, — для достижения телесного и умственного контроля и благополучия: в нее включается много упражнений, и за годы занятий приобретаешь основательную гибкость. Гук не совсем уяснил, что такое эти индусские упражнения, но про себя отметил, что индусы, вероятно, также весело занимались любовью, как и тибетцы. — Я поцарапал тебя, — сказал Тэ, заметив длинные красные отметины на его плече. — Извини. — Не стоит. — Он лег рядом с ним, заключив в свои объятия. Его плоть, словно огонь, обжигала кожу, и тогда Тэ понял, какой ценой достигнуто его удовлетворение. — Ты остался в крайне возбужденном состоянии, Гук. Затаив дыхание, он гадал, не предпримет ли омега что-нибудь, но в следующую секунду отбросил эту идею, подозревая, что тот откликнется на любую его просьбу, однако все инстинкты предупреждали — омега сегодня не готов ни к чему другому. Он нежно прижался в поцелуе к его лбу. — Быть в таком состоянии не ново для меня, Тэхёни. «Особенно с тех пор, как встретил тебя», — про себя добавил он. — Я мог бы… хотя и не уверен, как это возможно, если бы ты показал мне… — Нет. — Он прижал его крепче, раздумывая над милым предложением. Другие омеги, которых он знал, только требовали и брали у него, никогда и ничего не предлагая взамен. Тэ оказался первым, он снова поцеловал его в лоб. Нежный поцелуй усилил привязанность к нему, снова вернув желание пройти с ним полный круг. Их союз был бы великолепен — и Тэ это знал. Он зажмурился, вспомнив собственное заключение: Чон не может быть его любовником, только другом и никем другим; и если забыть об этом, то никогда не увидит Джина, державшего ребенка. Пытаясь совладать с нахлынувшей печалью, внезапно омрачившей его настроение, открыл глаза. — Чон, когда мы были на лугу, — прошептал он, — я задал тебе вопрос, был ли у тебя когда-либо друг. Ты так и не ответил. Подозревая, что его снова подвергают психологическому анализу, он ждал, появится ли раздражение, но его не было, наоборот, появилось искреннее желание быть таким же честным с ним. — Нет, Тэ, — произнес он, проводя пальцами вверх-вниз по его руке. — Я знал многих людей, но никогда не задерживался на одном месте, чтобы с кем-либо по-настоящему подружиться. А как ты? Ким помассировал мускул под его соском, продолжая бороться с расстройством и меланхолией. — Как и ты, знаком со множеством людей: учусь с ними, дискутирую. До встречи с тобой считал их друзьями. Теперь, однако, понимаю, что ошибался. Общество друга — самое приятное, хотя мне было хорошо в компании людей, которые остались в Сеуле, твоя компания — это совсем другое. Мне хочется быть с тобой. Его признание вызвало в нем ощущение неописуемого счастья. — Гук-и? — Он зарылся лицом в густой черный атлас его волос. — Как бы ты отнесся… Хочу сказать, что… — Он секунду помолчал, размышляя над особыми чувствами к нему. — Считаю тебя своим другом, и хотел быть и твоим другом тоже. Дружба обычно существует без словесного провозглашения, но, в общем, принимая во внимание твои — негативные чувства по отношению к омегам, ощущаю необходимость удостовериться в реальности такой нежной близости. Чон не стал отвечать, притворившись спящим, неверие нахлынуло на него, стоило лишь закрыть глаза. Первым в его жизни настоящим другом оказался омега. .