Мне есть восемнадцать!

      — Да что с тобой такое, Брут?! Давай включайся, или двух кофе с утра уже недостаточно? Толерантность выработалась? Алоо!!! Лия быстро подошла к Бруту и пощёлкала у носа (между прочим, самое раздражающее действие, но среди прочих эффективных методов только обливание ледяной водой или пощёчина).       Растерянно поморгав, Брут оторвал взгляд от электронной миллиметровки, спроецированной на стол, где линии причудливым образом изгибались, переплетались и светились, выделяя детали, над которыми ведётся работа. Бруту казалось, что это всё — напрасно. Разве что… — Я пойду прогуляюсь, — кинул он, с хрустом разгибая спину и отъезжая от стола. — Нет, ты никуда не пойдёшь! — встрял Икар, даже удивившись своему настойчивому тону, получилось хорошо, так что надо закончить, — Ты объяснишь нам, что происходит, а потом делай, что хочешь. И вообще, — Икар присел на диван, но потом встал и, держа друга за плечо, усадил рядом, — тебе в отпуск пора…       Брут посмотрел то ли испуганно, то ли взглядом «Идиот, что ли?», потёр коленки, хлопнул по ним, будто собираясь выложить всё разом, но так ничего и не сказал. Лия присела на стол и скрестила руки на груди. Это начинало надоедать. — Ну и? Повисла очень тяжёлая пауза. Брут честно собирался с силами, но вдруг резко встал, как-то пластмассово улыбнувшись: — Да всё нормально, не выспался, вот и всё. Мне надо отдохнуть, вы правы.       Нежные утешения Брут перенёс терпеливо, но, как только оказался за дверью, помчался со всех ног к кабинету в конце коридора. И, как обычно, Брут постучался. И, как обычно, раздался добродушно-уставший голос: — Заходи, заходи, зачем каждый раз стучать, — Тесей уже встал из-за стола и приобнял вошедшего Брута за плечо, — ты же знаешь, я всегда тебе рад! Сигаретку? А, прости, — усмехнулся Тесей, закуривая, — всё время забываю, что ты ещё маленький… — Мне уже есть восемнадцать, — Брут просиял, задышав чаще, поймал сигарету Тесея и показательно затянулся. — Ох, ну и бунтарь! Ну, рассказывай. Что опять?       Брут покрутил сигарету, пальцами чуть разминая табак, посмотрел на фильтр, а потом на губы Тесея, произносившие что-то с отеческой улыбкой. «Это же считается… косвенным поцелуем? Точно да.»       Сказать было особо нечего. Брут нервно докуривал, совсем не чувствуя стыда за то, что делает это в присутствии правителя. Этот человек был важен по-другому.       Он носил парфюм «Табак и ваниль», он обнимал мягко, дарил то, что Брут никогда не испытывал в отношениях. Ненавязчивая забота всегда заканчивалась поблажками, а строгость компромиссами. Тесей трепал Брута по голове, разрушая старательно залакированную причёску, но ему это было позволительно. Брут бы отдал всё, чтобы тяжесть руки не исчезала. Но самым большим счастьем было, когда Тесей легонько гладил или похлопывал в шутку по щеке, мол, соберись, всё будет хорошо, иногда соскальзывал горячей сухой ладонью на шею и сразу же крепко прижимал к себе. Тогда Брут ликовал. Он не имел права просить большего.       Вот и сейчас он сел на стол и просто смотрел, как Тесей доставал из шкафа бумаги, переносил и складывал в стопочку. «Он всегда занят работой…» — отмечал про себя Брут, но позволял этому быть так. Или нет? Или хватит? Каждый день он думал решиться стать ближе, но одёргивал себя: если показать свои чувства, то можно в одночасье потерять абсолютно всё, что так долго строилось.       Это же неправильно, это противоречит любой логике. Но Брут так долго смотрел в глаза Тесею, что тот сам подошёл ближе и, положив руку парню на колено, на всякий случай уточнил: — Ты в порядке? Может, возьмёшь больничный? Бледный ты какой-то.       Бруту стало только хуже. Логика логикой, но чем не аргумент: если сказать и сделать то, что хочется, то напряжение спадёт. Сгорят молнии, разрывающие грудь острыми наконечниками, и не будет уже так крутить живот, потому что нечего будет бояться.       Видимо, у Брута был настолько страдальческий вид, что Тесей счёл необходимым мальчика не оставлять. Мало ли какие там подростковые переживания… Правитель стоял чуть сбоку и так и гладил Брута по ноге, задумавшись, вероятно, о прежних временах, о своей молодости, которая, хоть прошла и не так давно, но всё же после всех забот казалась недосягаемой даже в мыслях.       А Брут рассматривал правителя: морщинки у глаз и на лбу, мешки и синяки от недосыпа и стресса, но всё ещё такое умное и доброе выражение лица, какое, как хотелось верить, только Брут и наблюдал иногда. Другим же доставалась жёсткость взгляда, решительность. Даже к Икару он был холоднее, раздражался, когда тот слишком мельтешил перед глазами и говорил со скоростью сто слов в секунду. Брут же — особенный?       — Ну, влюбился ты, что ли? — мягко улыбнулся Тесей. Брут почувствовал, как ему выстрелили в голову. В ушах зазвенело. Да, мозги, наверное, вышибло только так, потому что парень схватил руку Тесея, которую тот хотел было убрать в карман плаща, и замер так, вдруг подняв беспокойный взгляд. — Я вас люблю, — выговорил он и тут же весь замер, как будто не ожидал, что способен это произнести. Но звучало как будто даже не так страшно, как могло. Слова, истёртые, пережёванные многими ртами, даже не были громкими.       «Странный он сегодня… особенно странный. Совсем заработался, бедняга, нельзя подростку такие нагрузки выносить.» — Мне приятно это слышать, — попытался успокоить Тесей и положил вторую руку на плечо Бруту, сделав ещё шаг, и теперь стоя почти вплотную. Тот дёрганно задышал, с трудом понимая, что то, что происходит, реально. А особенно следующая фраза, — Я тоже тебя люблю, Брут. — Что?!       Тесей нахмурил брови, всё же отстранился и покачал головой. Вот и что с ним делать? У мальчика уже должна быть девушка, планы на будущее, а он цепляется, как будто за маму-утку, постоянно рядом ошивается. Милый, конечно, самый любимый. На него всегда можно положиться, и он всего добьётся. Тесей от непонимания и волнения даже достал из бара виски, налил в стакан, поболтал и выпил залпом. Брут тут же оказался рядом, и, только Тесей отвернулся, схватил бутылку и сделал глоток с горла, даже не поморщившись.       — Эй, бутылочку-то поставь на место, — оборвал Тесей. — Мне же восемнадцать есть, значит, можно, — пожал плечами Брут, но бутылку поставил, так и не поворачиваясь обратно, что Тесею показалось очередной причудой. — Дело не в том, есть или нет, — ответил он, подходя со спины, по-наставнически склонился около уха и обдал согретым от алкоголя дыханием, — а в том, что это может превратиться в нехорошую привычку.       Брут задрожал и попытался под пиджаком спрятать предательский стояк. «Он слишком близко. Он не понимает. Ещё есть возможность уйти.» — Кхм-кхм. Я хотел… только… можно я?.. Брут резко развернулся и, уловив на одну секунду удивлённый взгляд, поцеловал Тесея, сначала порывно прижимаясь, а потом как будто обмякая до тех пор, пока не был схвачен за плечи. — Так. Так. Всё. Остановись, — Тесей как следует встряхнул Брута, вытер губы и снова впился пальцами прямо у шеи оробевшего парня, — Вот оно что… Ты не перестаёшь меня удивлять. Когда я сказал, что тоже люблю тебя, я имел в виду, что ты мне как сын. И как тебе могло прийти в голову, — Тесей сурово оглядел Брута, взглядом указывая на его брюки, — что-то другое, я категорически не понимаю.       Назад. Бежать. Назад. Брут, который никогда не теряет самообладания, выглядел потерянным, а ощущал себя брошенным в яму, где и сгниёт, в позоре и одиночестве. — Простите. Это глупо. Я не должен был, — на глаза наворачивались слёзы, и Брут уже думал, что хуже не будет.       Но Тесей, вздохнув, сделал невероятное. Обнял, так просто и без лишних слов. Хотя, конечно, когда Брут бессознательно попытался потереться прямо в объятиях, правитель тактично отодвинулся, ещё раз усмехнувшись. — Тебе надо остыть. Ну, всё, всё, — Тесей налил прохладной воды и решительно вложил стакан в руку Бруту, который ещё сбивчиво бормотал, что ему надо идти, и это всё какое-то недоразумение, и в конце концов… — Мне есть восемнадцать!