Но Добби свободен

Камень тяжёлый и гладкий. Он блестит в лунном свете, который пробивается через щель между досками в заколоченном окне его крохотной каморки. Он холодит прижженную утюгом ладонь. Он служит вместо подушки. Он настоящее сокровище и одна из двух вещей, что принадлежат Добби. Добби камень любит. Он нашёл его в саду в прошлом месяце и принёс в дом. Хозяева даже не заметили камня. Хозяева его даже не наказали. Добби сделал это сам. Положил под камень мизинец на левой ноге и давил, давил, пока не услышал хруст. С тех пор Добби прихрамывает. Он любит свою хромоту. Боль напоминает ему о том дне. Моменте, когда он нашёл камень. Камень успел стать Добби близким другом. Он слушает жалобы Добби, восхищается его речами, никогда и никому не рассказывает о его секретах. Этим он выгодно отличается от других эльфов. Тинки и Тэм раньше тоже были друзьями Добби... пока не доложили хозяевам, как тот рассыпал на кухне сахар. Об этом дне Добби напоминает ожог от раскаленной кочерги на всю спину. А ещё две маленькие безымянные могилы. О них никто не донёс хозяевам. О них знает только камень. Носок старый и рваный. Добби отыскал его в мусоре. Он чёрный, в тонкую серую полосочку. На верхушке вышит белый змей. У змея давно растрепался хвост. Такие поношенные носки мог носить только хозяин Драко — мальчик слишком маленький, чтобы переживать из-за дырок на пятке, но достаточно взрослый, чтобы привязываться к вещам. Но даже он не был привязан к носку так, как Добби. Добби любит носок едва ли не больше камня. По ночам, когда никто не может его увидеть, Добби надевает носок на ногу и ковыляет по своей каморке. Он гладит пальцами истрепавшийся хвост. Он ощущает себя почти свободным. Но если камень и носок хороши поодиночке, то вместе они просто божественны. Как пара они подходят друг другу куда лучше хозяев Люциуса и Нарциссы. Во всяком случае, они не спят в разных спальнях. Но этот разлад между хозяевами Добби только на пользу. Он не смог бы справиться сразу с двумя. Зато с одним он справиться сможет. Две капли снотворного хозяину в вино, аппарационные чары эльфов, против которых не помогут ни двери ни заклинания, и вот Добби уже стоит у постели хозяина Люциуса. Он смотрит на его безмятежное во сне лицо, на мокрую от слюны подушку, на почти белые в полумраке пряди. Добби кладёт камень в носок, Добби замахивается. Первый удар выходит прямиком в мягкий висок — на Тинки и Тэми Добби здорово натренировался. Второй удар попадает в темечко. Хозяин Люциус дёргается, но даже не успевает открыть глаза — третий удар прилетает ему в нос. С потрясающим, таким приятным для слуха хрустом, переносица вдавливается в череп. Хозяин Люциус затихает, а Добби только входит в раж. Он бьёт ненавистное лицо снова и снова, пока то не превращается в кашу. Зубы, кости, мягкие ткани — уже не разобрать где что. Волосы хозяина Люциуса больше не белые. От крови они темнее ночи. Такими они нравятся Добби даже больше. Он бьёт и бьёт по голове хозяина, пока его пряди, вместе с куском кожи, не остаются у Добби в руке. Добби сворачивает их в аккуратный кулёчек и прячет за пазуху. Это сокровище он будет любить так же сильно, как носок и камень. Добби щёлкает пальцами, перемещаясь далеко за пределы Мэнора. Он смотрит в синее, блестящее звёздами небо и улыбается. Хозяин не дарил Добби носка, но Добби свободен.