«Если двадцатилетний чувак постоянно тусит перед компом с пивом и смотрит Тарковского, у него или депрессия или он просто хуила выпендрежная»
(с) Денис Чужой
— Это че за хуйня? — Это омлет. На самом деле, от чудовища на сковородке пасёт гарью на всю квартиру. Запах смешивается с лимонным освежителем воздуха, густым одеколоном, который Вал выливает на себя, как бабка на рынке, а ещё валяющимися под батареей промокшими кроссовками. Чудовище на сковородке выглядит, как пережёванный уголь вместе с антипригарным покрытием, снятым деревянной лопаткой. А Вокс всё ещё лениво его скребёт, будто может спасти так плоды своей кулинарии. Может быть, он немного облажался. Может быть, он немного задумался. — Фу, — трезво говорит где-то над головой Вал, а потом тушит огонь, оставляя чудовище дожариваться на разогретом масле. Вокс недовольно хмурится. — Ты опять где-то не здесь, — продолжаются упреки где-то сверху. Вокс закатывает глаза, но откидывается назад, прижимаясь лопатками к чужой груди. Увидел бы кто – сразу бы заверещал, что слухи, расползающиеся вдоль Исети, правдивы. Вокс трёт переносицу и послушно отступает в сторону под возмущенный бубнёж. Все эти слухи – откровенный пиздеж. Вал говорит: — Завязывай думать, Вокси, тебе это на пользу не идёт. Все слухи про то, что они встречаются – пиздеж. Вокс и без напоминаний отлично всё про себя знает. Если много думать, то получается какая-то запутанная хуйня, сопоставимая по сюжетным ходам с Игрой Престолов. Бессмысленно, беспощадно и психопаты какие-то на горизонте шляются, а почти все лютоволки мертвы. Нравятся ему собаки, а ещё акулы, вот если бы их скрестить… — Ну вот, опять завис, — Вал склоняется со своих почти, блять, двух метров, подслеповато щурясь, потому что нельзя быть почти слепым, но носить исключительно эстетически приятные розовые очки. Метафорические он не надевал, зато настоящие – пожалуйста. Кто вообще напяливает очки для выебона с утра пораньше. Вал щурится, а потом тянется рукой, чтобы ущипнуть или ткнуть или ещё чё сделать. У Вала охуительно хорошее настроение, ему весело для человека, который не просыпается раньше полудня даже в сессию. Вокс обычно тянется за ним следом. Но он задумался. Охуеть как. Приходится увернуться от рук и скрестить руки на груди, выдавая в ответ снисхождение. Он думает второй ебанный месяц, стоило только полноправно снова стать грёбанным студентом. Несчастное яичное чудовище отправляется в мусор. К прошлому. И позапрошлом. И, блять… На самом деле, это Вокс умеет готовить. На самом деле, это Вал всегда сжигает их еду, а потом жалуется, ругается и идёт заказывать на ужин пиццу. На самом деле, Вокс нанудит ещё и на картошку, которую они оба хотят. Но сейчас мусорное ведро закрывается, пряча за собой неудавшийся завтрак. Вал крутит в руках сковородку и коварно подумывает, что вместо мытья может выбросить и её. Вокс предупреждает: — Не смей. Кухонная утварь, сопровождаемая тяжелым вздохом, опускается в раковину и шипит от прохладной воды. Покрытию пиздец. Завтраку пиздец. Сосредоточенности Вокса, внезапно явившейся, как поток вдохновения художнику посреди трипа, тоже пиздец. Феерический такой, красивый, как салют на день города, если бы его не приходилось ждать в толпе лишние полтора часа. — Нет, убери, похуй на завтрак. — Ужин. — Чего? Он смотрит на микроволновку, на зелёненькие циферки, складывающиеся в шесть часов вечера. Ну где-то там, ровно день назад, ранним утром Вокс и отрубился, наверное. Вообще-то, спать слишком долго Вокс себе не позволяет. Вообще-то, он просил разбудить. У него типа пары, это Вал выёбывается почти далёкой от завершения заочкой. Если б Вокс не проебал несчастный год, он бы первый из их маленькой компании закончил многолетнюю пытку учёбой. Но Вокс где-то там проебался. Он ворчит на собственные мысли, отводит взгляд в сторону от часов и зевает. Вал пожимает плечами, но холодильник не захлопывает. Шарится среди пустоты и припрятанного стекла. Если смешать два к одному колу с красным вином, то будет заебись приятный вечер, разбавляемый бубнежом многочасового стрима на ютубе. Потому что твич с его политикой идёт сосать жопу. Вокс бесится на ограничения любого рода, даже если на карьеру стримера забил от скуки. Ущемление многогранной, пропитанной хуй пойми чем насквозь личности, раздражает неимоверно. Нахуй твич. Вал сооружает бутер из бекона, овощей и попыток отрезать себе палец. Вал умеет стрелять – хуй знает откуда – но с ножами воюет. А ещё с огнем и Воксом, когда они оказываются на кухне вместе. В этот раз Вокс только ещё раз зевает. Глубоко поспать на экспериментальные бутеры от шефа – такие можно вымочить в мятной Горилле или запечь. Только тащиться за первой не хочется, а для эффективности второго нужен сыр. В холодильнике остаётся только вскрытая упаковка бекона. Вельвет говорит, что они неэкономичные долбоёбы. Вообще нехуй, семейный бюджет хромает на обе ноги. Вал упорно твердит, что они не встречаются, потому что они реально нихуя не встречаются. Вокс обычно не менее упорно добавляет, что они просто живут на одной хате. — Опять всю ночь выслеживал своего психопата? — Он не психопат. Если так судить, то ты тоже психопат, — Вокс не защищает психопата. Вокс защищает себя, потому что нихуя он не следил. Интернет – великое изобретение человечества. Интернет – кладезь знаний. Интернет – эпоха человеческой эволюции. А не место, чтобы фриков локальных отслеживать. И вообще, не надо Воксу никаких локальных фриков отслеживать, ну, может быть, только одного. То есть, совсем не надо. Этот всегда на ладони, никогда пары не прогуливает. В отличии от Вокса. — Я не психопат, я бы был социопатом, — нудит Вал, протягивая Воксу чудовище из помидорной мякоти, бекона и салата. Последний хрустит на зубах, его слишком много. Вокс пожимает плечами, а ему продолжают: — И вообще, я просто макиавеллист, — задумчиво протягивает Вал, наконец находясь ближе всего к правде. Вокс качает головой, раздумывая, что следует отобрать у них двоих книжки по психологии. Будто бы такие дома имеются. — Твое увлечение ебанутыми напрягает, Вокси, — вещает ему Вал, когда открывает окно нараспашку и закуривает. Становится, наконец, заебись. Вокс падает на стул и тянется всем телом до хруста вправленного позвоночника. Если сидеть сутками за компом, то можно превратиться в креветку. Вокс любит акул, он… — Я не увлекаюсь. Просто этот постоянно выползает, — он жалуется, но тон далёк от жалобного. У Вокса от упоминания этого странно скручивает нутро, а где-то в крови разгорается злость. — Нихуя, — начинает пахнуть кофе. Вал варит воду, выпускает изо рта дым. Вокс, наконец, соображает, что тот подозрительно полностью одет. То есть, настолько, насколько Вал одевается, когда торчит дома не один. Вокс за личность важную не считается, перед ним хоть в трусах, хоть без них. Вокс думает, что проебал валентиновскую работу и даже не пошевелился. А ведь тот обычно довольно громкий. Ругающийся, потому что дебилы деньги платят, а потом не могут нихуя сделать, чтобы их отработать. Вроде бы, это не должно так работать. — Нихуя он не вылезает, у твоего психопата даже соцсетей нет, где ты его умудряешься обнаруживать только. Спорим, он звонит в универ с автомата. Или вообще пугается звонков, — Вал рассуждает, запихивая пакетик быстрорастворимого в согретую кружку. На Вокса с неё смотрит отсылка на Евангелион. — Не шугается он звонков. И даже на фотках иногда светится, — Вокс не защищает этого, Вокс защищает себя. — И выглядит на них так, будто его прервали от закапывания трупа, — вещает Валентино замогильным голосом прокуренного ведущего с ТВ3. Вокс втягивает сигаретный дым и думает про разряженный вейп в тумбочке возле его кровати. Надо зарядить, надо сходить за жижкой, но ему настолько влом, что он готов использовать кого-нибудь из людей Вала вместо посыльного. Хуйня идея, они на такую умственную деятельность не способны. Они могут только выгибать спины и говорить, что всё это модели. Подумаешь, фотосессия интимная, подумаешь, Вал – единственный, кто получает от этого пользу. Финансы и более того. Бизнесмен из него хуевый и охуенный, всё это одновременно. — Или как будто он сейчас присутствующих ёбнет, — всё ещё зловеще продолжает Вал. Вокс думает, что в его уберсэндвиче определенно не хватает сыра. А ещё, что ему нужна ебучая жижка для вейпа. И что придётся выбраться ради этого на улицу. — Мы подозревали, что рано или поздно его посадят за расстрел, — задумчиво тянет Вокс, опираясь на хлипкую столешницу. Вал тыкает в него кружкой три в одном, но вместо согласия получает выражение отвращения. Сухой бы ещё жрал эту хуйню. И кофе. Определенно кофе, даже если он будет из автомата в ближайшей Пятерочке. Зато не из пакетика. Вал бросает в кружку лимон и льёт последние капли коньяка. Вокс насмешливо вздергивает бровь. — Что? Ты куда вообще, а работать кто будет? — Скинь, ночью сделаю. — Революционер хренов. Он жуёт и на расстегнутую рубашку падают крошки. Валу немного похуй, он только запивает все напитком богов и делает вид, что подозрительно следит за телодвижениями Вокса. Остаётся только лениво потянуться и одёрнуть футболку. Может, и революционер, который борется разве только с собственным режимом. Это Валентино тут – диктатор. Ну, когда это касается его рабочей силы или излишних выебонов. С Валом выёбываться не хочется, хочется посадить его самого на поводок и прицепить к двери, когда гавкает слишком громко. В последние недели всё реже: вот оно, очевидное противоречие мысли, что все обострения у ебанутых случаются в межсезонье. Март заканчивается, а Валентино не превратился в сумасшедшего кота. Хотя въёбывается в стены и орёт в мобилу стабильно. Но это мелочи. — Тебе сыр нужен, — говорит ему домашний революционер. От революции у него только красное пятно на колене, потому что слишком долго опирался на него локтем. И флаг СССР в ящике кровати, потому что это была дурацкая шутка по случаю начала их сожительства. — Нахера? — салатно-беконное проклятье заканчивается быстрее, чем Вокс выдаёт ответ. Остается только оскалиться и поправиться: — Нам сыр нужен. — Если хочешь пошататься и подумать о своем маньяке в одиночестве, мог бы так и сказать, Вокси, будто бы я не пойму. — Да не маньяк он, блять. Они смеются. Оба и одновременно, потому что Валентино полностью уверен в своей правоте, а Вокс находит полное воплощение абсурда в происходящем. Ну лыбится, ну выглядит всегда, как тот самый богатенький ребёнок с золотой ложкой в заднице, просто века из прошлого. Ну еблан просто, уверенный, что никого лучше его в мире не найти. Все ведь в этом уверены. Вокс так же про себя думает, Вал тоже. Значит все. — Сыр так сыр, — ему всё ещё смешно. Прям до ужаса, прям до желания согнуться и проржаться, но в руках у Валентино всё ещё кофе, а в кофе всё ещё драгоценные последние капли коньяка. Надо пополнять стратегические запасы алкашки, печенек и сырного попкорна. Вокс роется среди ровного ряда вещей, всё ещё зевая. Невыключенный с утра ноутбук успокаивающе гудит. Он не помнит, как добрался утром до кровати, вроде он так и уснул за столом. Он путается в кроссовках, ругается и думает, надо было для окончательного пробуждения отобрать у Вала несколько глотков кофе, но кружки у того в руках уже нет. Зато он ехидно лыбится и тянет Воксу куртку, как заботливая жёнушка, собирающая мужа на работу. Как мать, отправляющая отца за хлебом. Только за сыром. Он же планирует ещё домой шуровать, просто потом. И не потому что ему нужно подумать про маньяка. Думать про маньяков вообще посреди темной улицы не очень круто, ему не особо нравится. То есть, конечно, Аластор – грёбанный источник проблем с первого класса – не маньяк никакой. Вокс бы точно знал, если бы это было так. Аластор просто спавнится не в то время и не в том месте. Мог бы появиться сразу в аду, давая спокойно пожить. Ещё до первой их встречи.