Youth

      — Хён, тебе не холодно?       Минджэ слышит вопрос от Ечана сквозь пелену собственных мыслей. Он слишком задумался о чём-то очередном не особо важном. На носу экзамены и поступление, жаркий летний воздух душит, как и чувства, которые он испытывает.       Опуская голову, он видит Ечана. Младший сидел в его ногах и поглаживал колени. Минджэ улыбается. Как знал — надел шорты сегодня. Рука тянется, чтобы зарыться в копну каштаново-русых волос.       — Нет, Ечан-и, — наконец выдыхает Минджэ спустя какое-то время, — а должно быть? На улице жарко.       — Ну не знаю, — тянет задумчиво подросток, продолжая гладить колени старшего, — твоё колено…       — Боже, Ечан.       Под явное возмущение слышится смех Минджэ. Он треплет Ечана по голове, затем хватает за щёку и прихватывает нос. Ладно, в этом ничего такого нет. Высокое либидо в шестнадцать — норма, через которую проходят все подростки.       Минджэ одёргивает себя от цифр. Ему совсем недавно стукнуло восемнадцать, а до дня рождения Ечана оставалось ещё несколько месяцев. Какой кошмар.       — Хён, ты опять надумываешь себе что-то там, не надо!       Младший дует губы, и Минджэ не может не улыбнуться. Тот выглядел ещё милее, когда обижался или показывал своё недовольство. И Минджэ находил это настолько очаровательным, что ничего не мог с собой поделать.       — Опять про цифры глупые думаешь!       — Почему глупые?       — Потому что я младше тебя, — Ечан закатывает глаза и опирается локтями на бёдра Минджэ, — а какая разница, если мы нравимся друг другу?       Минджэ не может сдержать смешок, который сам собой вырывается наружу. Он кивает, чтобы не злить младшего его больше, и наклоняется ближе, оставляя целомудренный поцелуй на чужом лбу.       Ечан сразу будто оттаивает, поддаваясь навстречу неожиданной ласке. Ветер треплет волосы Ечана, приводя их в беспорядок, и Минджэ спешит это исправить.       — Я же нравлюсь тебе, хён? Нравлюсь же?       — Конечно, Ечан-и, — кивает Минджэ, — конечно нравишься.       — Ты мне тоже, хён!       Минджэ обнимает уже непозволительно высокого младшего, когда тот тянется ближе. Они сидят в максимально странной позе, от которой затекают мышцы на ногах, но Минджэ не собирается двигаться.       Ему хорошо. Так тепло и спокойно. Рядом с Ечаном все тревоги улетучиваются, а на душе остаётся только аккуратно-щемящая нежность. Минджэ кажется, что он стал слишком зависим. Но как по-другому?       Ечан порой слишком активный и невыносимый. Минджэ вспоминает, как тот устраивал ему истерики на пустом месте и «просто потому что». Возможно, Ечану не хватало в самом Минджэ чего-то такого простого и базового, что бывает в заводских настройках у большинства подростков.       Но Минджэ начал работать с пятнадцати, а теперь планирует поступать в Сеульский. И будучи отличником, он возложил на самого себя слишком много ответственности, которую, иногда, не в силах потянуть. Он отличается от других подростков и это видно.       Но Ечан влюбился в него слишком резко и так неожиданно, что сначала Минджэ отказал ему в каких-либо чувствах. Этим поступком он тогда очень сильно оскорбил и обидел младшего, они даже не общались около двух месяцев, пока старшему не надоело это и он не вышел на разговор.       И всё равно Ечан не понимал до конца такую жизнь. Ему нужно было много всего и сразу. Он был везде, абсолютно, от чего иногда Минджэ становилось плохо. Вроде утром Ечан уходил в школу, днём оказывался в какой-то студии, а уже вечером мог написать, что уехал в соседний город.       И Минджэ не мог осуждать рвение Ечана к жизни. Просто сам Минджэ больше любил стабильность, застой и покой. А ещё он любил Ечана.       — Хён, ты будешь свободен на выходных?       — Ммм, наверное, — мычит Минджэ, — вроде Хонджун-хён говорил, что у него самого другие планы в субботу.       — Тогда мы пойдём с тобой на свидание, — гордо заявляет Ечан и отдаляется от Минджэ, смотря на него, — я отложил денег, поэтому устрою тебе настоящий романтический вечер!       Минджэ тонет. Такое банальное клише, но больше никак не описать эти глаза напротив. Минджэ готов смотреть на Ечана вечно, если он будет продолжать так улыбаться и так сверкать глазами.       — Хён, ты тут? Хён!       Он не может ответить. Сердце вдруг щемит тоской и всепоглощающей любовью. Минджэ часто моргает, как-то слишком рвано вздыхает и отворачивается, чтобы Ечан не увидел непрошенных слёз.       — Хён, ты чего? Ты не хочешь? Или занят в субботу? Минджэ-хён! Ты скажи, я не обижусь, только не плачь… Ну что случилось? Что? Минджэ мотает головой и всё же не сдерживает громкий всхлип, когда Ечан крутится вокруг него. Он жмётся с объятиями и прячется в растянутой футболке младшего, которую тот, скорее всего, стащил из шкафа Минджэ.       — Хён, я волнуюсь, — тихо выдыхает Ечан и гладит старшего по голове, — ты слишком устал, да?       — Прости, — кивает Минджэ, вытирая слёзы, — прости, Ечан-и.       Возможно, Ечан понимал даже больше, чем об этом думал Минджэ.       Солнце припекало, становилось жарко и невыносимо хотелось пить. Ечан сбегал за мороженым, пока Минджэ оставался сторожить их вещи на покрывале. Они сидели в парке возле реки Хан, расположились под раскидистым деревом в тени.       У Минджэ оставалось много незаконченной работы: наработки песен, домашнее задание, репетитор и образец вступительных. Он решал всё и сразу, почти не отвлекаясь на то, что происходило вокруг.       Ечан в такие моменты не мешал: тихо сидел рядом, занимался чем-то своим и изредка спрашивал у Минджэ, не нужна ли ему помощь. Обычно младший смотрел тиктоки и разучивал новые челленджи или танцевальные движения. Минджэ говорил, что с нетерпением ждём, когда Ечан превратится в танцевальную машину.       — Уф, не понимаю, — вздыхает Минджэ, откладывая от себя тетрадку и укладываясь к Ечану на колени, — устал.       — Отдохни, хён. Невозможно решать столько математических примеров за раз, — Ечан тут же откладывает телефон и всё своё внимание переводит на старшего, запуская пятерню в его волосы, — и как ты живёшь такой красивый и умный одновременно?       Тёплый смех подхватывает свежий ветер, который подул как раз вовремя. Они вдвоём блаженно выдыхают, ощущая приятную прохладу. Минджэ рассматривает Ечана и думает, что это явное сумасшествие. В смысле, их чувства. Которые они испытывают друг к другу.       — Ты можешь остаться у меня сегодня, — вдруг вспоминает Минджэ, — родителей не будет до завтрашнего вечера.       — Ооо, хорошо! — Ечан тут же начинает двигаться, потянувшись за телефоном: — Сейчас предупрежу маму, подожди.       Минджэ прикрывает глаза. Нежные касания успокаивают и дарят чувство защищенности. Ему кажется, что в мире сейчас нет ничего важнее, чем они с Ечаном под этим огромным деревом в тени. Слишком хорошо.       — …А потом Сумин-хён говорит мне, что не может помочь мне, потому что уже обещал Джиншик-хёну, прикинь!       Глаза открываются на очередном восклицании, и Минджэ потягивается, перехватывая Ечана за шею и притягивая ближе к себе. Младший удивлённо хлопает своими большими глазами, но послушно подаётся вперёд.       — Ужасно, как он только мог?       — Хён, ты же совсем меня не слушал.       — Прости, я уснул.       — Слава богу.       Минджэ посмеивается, а потом осторожно цепляет губы Ечана своими.       Они продолжают находиться в довольно неудобной позе, но это никому из них не мешает. Ечан действует в ответ осторожно: наклоняется ближе, чтобы было удобнее, перехватывает Минджэ за плечи и переплетает губы с его. Они не торопятся, в этом поцелуе нет места страсти или вожделению. Тут только та самая подростковая неловкость и нежность. Она сочится ото всюду, переливается внутри них и затапливает местность вокруг. Минджэ хочется, чтобы это мгновение никогда не кончалось.       — Ты мне нравишься, хён.       Шёпот вылетает с губ Ечана, и Минджэ готов ударить себя за желание целовать младшего сутки напролёт. Они слишком молоды, чтобы думать о таком, но именно из-за этого и хочется больше.       — Ты мне тоже, Ечан-и.       Их взгляды цепляются друг за друга, а следом за ними и губы. Снова. На этот раз поцелуй выходит живее и вкуснее, потому что Минджэ добавляет язык на свой страх и риск.       Ечан удивлённо хмыкает, но с радостью принимает то, что делали они довольно редко. Он вообще был самым осторожным человеком в мире, когда что-то касалось Минджэ. Для своего хёна он готов быть самым спокойным и послушным в мире, только бы он позволял делать больше…       И переступать границы дозволенного.       Минджэ понимает, что теряется, когда Ечан нависает сверху и продолжает целовать. Разум кричит, что на улице не место таким заниматься, но напору младшего сопротивляться практически невозможно. Минджэ мычит, а руки сами оттягивают пряди волос Ечана, прижимают его ближе и…       — Ечан-и, — всё же получается выдохнуть, когда они отрываются друг от друга, — нас могут увидеть.       Взгляд у обоих замыленный, пелена чувств заволокла радужку и оболочку. Ечан, кажется, даже не может понять его. Он ластится, извиняясь, тычется носом в шею Минджэ и выдыхает:       — Хён, я хочу большего…       О нет.       Они уже так много раз говорили на эту тему, но Ечан всё ещё не успокаивается. Минджэ не хочет торопиться, потому Ечан буквально ребёнок. Да, ему через пару месяцев шестнадцать, но… Но это не то.       — Ечан-и, я уже говорил тебе, что…       — Да, я же слишком мал для тебя, точно.       Минджэ чувствует резкий холод. В следующую секунду Ечан поднимается и садится на другой край пледа, фыркая. Ну вот, обиделся. Минджэ тяжело вздыхает и трёт глаза, а затем принимает сидячее положение.       — Ечан-и, не начинай, пожалуйста.       — Ты первый начал, вообще-то. Значит не надо было дразнить.       И даже поспорить не получится. Минджэ поджимает губы и кивает, тихо извиняясь. Ечан фыркает снова и тянется за телефоном, подключая наушники. Минджэ с неохотой возвращается к домашней работе. Некомфортно.       *       — Хён?..       Минджэ готов проклинать себя и всё на свете за то, что он снова на это повёлся.       В комнате темно, горит только одна гирлянда и то возле окна. Свет от фар машин иногда пробивается сквозь жалюзи. Вокруг тихо, кроме них в квартире больше никого.       Ечан лежит между его раздвинутых ног и целует голые колени. На Минджэ только шорты, под которые младший уже сто раз залез руками. Они уже успели помириться, когда пришли домой пару часов назад. И теперь Минджэ не может отказать Ечану буквально ни в чём.       Но он впервые отпускает себя. Ечан действительно делает приятно и ничего выходящего за рамки приличия: целует и поглаживает, иногда игриво покусывает и тут же смеётся. И всё это с коленями и бёдрами. Минджэ не понимает, откуда у младшего столько любви к его ногам.       — Когда-нибудь ты позволишь мне сделать больше?       — Обязательно, Ечан-и. А пока что… иди сюда.       Минджэ был категорически против секса между ними, но другие способы помощи не отрицал. Их любимая практика заключалась, конечно же, в руках.       Вот и сейчас: он устраивает Ечана между своих ног, прижимает ближе к своей груди и тут же целует, ведя рукой по телу вниз.       Ечан тут же подмахивает бёдрами и хватается за колено Минджэ. Он слишком открытый и отзывчивый: скулит и постанывает, когда движения рукой становятся всё быстрее и быстрее. Сквозь бессввязный шёпот Минджэ различает «быстрее, пожалуйста, хён» и «только не останавливайся».       Минджэ знает, как сделать так, чтобы Ечану хорошо. Поэтому кулак сжимается и разжимается, а пальцы кружат вокруг головки, надавливая на уретру и ещё в особо чувствительных местах. Ечана трясёт в его руках и он кончает с громким стоном на губах.       — Скоро я на тебе отыграюсь, — восстанавливая дыхание и целуя Минджэ в линию челюсти, говорит Ечан, — слышишь, хён?       — С нетерпением этого жду, Ечан-и.