***
Авантюрин не знает, сколько времени проводит в заточении. Руки скованны, да и темно настолько, что он не может найти какой-либо камень или что-то в этом роде, чтобы можно делать засечки. Иногда к нему приходили и приносили воду. И хлеб. Что двадцать лет назад, что сейчас – так обращаются с рабами. Можно заработать миллионы, можно скупить всю самую роскошную одежду, можно греметь драгоценными камнями в чемодане, можно взобраться на самую вершину успеха, но при этом всём клеймо с себя не смыть, даже если выжечь. Раб останется рабом. И, к сожалению, он давно это усвоил. Неожиданно раздаются шаги – приглушенные настолько, что, если бы в этом злополучном месте было что-то или кто-то помимо него и неосвещенной камеры, он бы и не услышал. Словно кто-то крадется. Действительно, для подачек еще рано. Значит, за ним наконец-то пришли. Таинственный гость аккуратно подходит к решетке, что-то делает с замком и, наконец, заходит в темницу, направляясь точно к Авантюрину. Он не удивлен – его казнят без суда, подослав наемника, его личного палача. Так Семья и решает дела: тихо, без лишних глаз. Никто не увидит его последний вздох. Никто не посочувствует ему – даже на секунду. Позорная, тихая смерть для такого яркого, громкого человека. Смерть, подходящая для раба. Авантюрин прикрывает глаза – но ничего не происходит даже спустя несколько минут. Он не чувствует всаженный в живот нож. Он все еще может дышать – слышит свои собственные вздохи, наполненные легким хрипом. Ему кажется, словно Смерть, пришедшая за ним, осуждающе смотрит. Авантюрин пытается мутным взглядом различить очертание гостя в этой темноте, но выходит плохо. Тогда незнакомец с тяжелым вздохом подходит почти в плотную, присаживается около и тянет руки к кандалам. У незнакомца ключ или что-то в этом духе – Авантюрин на секунду замечает, как что-то блеснуло, а затем чувствует, как металл, сковывающий его запястья, опускается рядом тяжким грузом, и в тишине слышатся лишь шуршания от движений палача. Он чувствует прикосновение к ссадинам на запястье. Перчатка. – Не ожидал, что сюда явится человек, который даже не соизволил мне перезвонить, – Авантюрин пытается засмеяться. По пересохшему горлу словно скребутся. – Не думал, что ты все-таки примешь предложение стать моим менеджером. Прости, дорогая, но уже поздно, как ты можешь заметить. -- Заткнись. И это всё, что говорит Топаз. А ему так хочется, чтобы она еще что-нибудь сказала. Наругалась. Послала к черту. Начала читать нотации и щедро осыпать оскорблениями. Дала ему подзатыльник. Хоть что-нибудь, чтобы разрушить эту гнетущую тишину. Еще чуть-чуть – и ему начнет казаться, что он точно сошел с ума. Топаз в это время аккуратно освобождает остальные конечности мужчины, приподнимается и наощупь хватает Авантюрина за локоть, утягивая на себя и помогая привстать. Авантюрин встает, но очень неуверенно – он не может даже примерно представить, сколько провел в таком положении. Ноги сразу же подкашиваются, и ему кажется, что он вот-вот упадет обратно, на жесткий камень, но Топаз успевает закинуть его руку к себе на шею и придержать, затем аккуратно уводя их к выходу. Авантюрин удивляется, сколько же в ней сил. А потом вспоминает, что Каменные сердца – на то и каменные, что не разбиваются от любой мелочи в отличие от хрусталя. – Я думал, за мной явится Яшма. – После того, как ты отдал ее камень тому выходцу из Семьи? – Ты не понимаешь, это был гениальный план! – Именно поэтому я тащу тебя из чертовой темницы, без единого целого места на теле? – И в подтверждении своих слов пихает его локтем, чем вызывает приглушенный стон. – Я здесь не по своей воле. Но боюсь, ты не доживешь до прибытия Яшмы, потому что члены Клана Дубов хотят разорвать тебя на кусочки, и как можно скорее. – О, они все-таки хотят устроить мне публичную казнь? Отличное дополнение к запланированному концерту! Топаз снова чертыхается и легко пинает мужчину. – Ты еще в состоянии шутить? Может, тогда пойдешь сам? Я устала тебя тащить, это вообще никаким образом не входит в мои обязательства, – Топаз делает вид, что собирается скинуть его с себя, но продолжает поддерживать Авантюрина и идти. – Не думаю, что они позволят тебе покрасоваться еще раз. Ты уже непонятно что устроил. А Семья, как ты знаешь, предпочитает действовать скрытно. Она не может позволить тебе снова всполошить Грезы. – А где мы сейчас? – Говорить всё еще тяжело, и мужчина старается говорить тише. – В Грезах или реальности? Хотя, учитывая, что я чувствую себя так, словно меня прогнали через мясорубку, наверное, всё же второй вариант. – Мы в резиденции Воскресенья. У этого придурка целый особняк головоломок. Я даже не удивлена, что у него есть собственная темница – мне кажется, это весьма в его духе. Удивительно, что он не бросил тебя где-нибудь в своей комнате. Если ты опять что-нибудь устроишь, думаю, Семья с него шкуру сдерет. – Ого, госпожа Топаз, разве можно так выражаться на задании? А как же бизнес этика? – Во-первых, плевать я хотела на бизнес этику. Во-вторых, я не на задании. В-третьих, тебе не кажется, что мы слишком громко ведем себя для тех, кто пытается скрыться? – Значит я был прав! Мой менеджер пришел меня спасти! – Катись к черту, Авантюрин. Я здесь лишь из-за того, чтобы нашему отделу не пришлось искать нового сотрудника. Я, знаешь ли, не люблю дополнительную неоплачиваемую работу. Авантюрин улыбается. Ему всё еще кажется, что это предсмертный сон.***
Они выбираются. На улице темно – но не так, как было в камере. Они пробираются через какие-то грязные неприметные улочки, и Авантюрин удивляется, что что-то подобное существует на Пенаконии. Да, Мир Грез – всего лишь оболочка, направленная на скрытие истинного положения дел. Но почему-то именно здесь Авантюрина отпускает. Он уже не чувствует той ноющей боли во всех частях своего тела. И дышится ему почему-то намного свободнее.Свобода.
Пока они не садятся в летательный аппарат, Авантюрин не верит, что ему снова повезло. Что он снова избежал смерти. Что он снова не скован и не заперт в четырех стенах. Быть может, он и правда благословлен? Какого эона ему стоит благодарить? Кому молиться? Поставив летательное устройство на автопилот и задав координаты КММ, Топаз скидывает с себя темный плащ и начинает копаться в вещах, чтобы отыскать аптечку. Затем подходит к Авантюрину, присаживается рядом – мужчина анализирует ее движения, находит сходства с тем, что он видел в тюрьме и думает, как мог принять такой изящный силуэт за своего палача – и начинает обрабатывать раны. Авантюрин думает, что кровь уже давным-давно остановилась и образовала корочку и сильно удивляется, когда замечает окровавленные ткани и бинты. Видит, как Топаз морщится, когда добирается до загноившихся ранений. Да – это он привык к подобному запаху. К крови, к гною, к синякам, к боли. А Топаз – нет. Он знает, что у них схожее прошлое и они действительно чем-то похожи, но даже невооруженным глазом заметно, что в природе своей они совершенно отличаются. Двое бездомных сирот, которые решили бороться с вселенской несправедливостью. Но разными способам. Одна цель – но разные способы ее решения и, как вытекающее, разные взгляды и на другие, связанные с проблемой вещи. Может быть, поэтому им так тяжело поладить. Но именно сейчас, лежа в мягком кресле на борту самолета, когда за окнами проносятся миллионы звезд и галактик, чувствуя на своей коже мягкие, аккуратные прикосновения, он думает о том, что, в принципе, не так уж и важны их различия. – Ты знала, что топаз символизирует исцеление? – Топаз замирает, когда рука мужчины начинает тянуться к ее волосам, поправляя выбившуюся прядь за ухо. Авантюрин приподнимает уголки губ, глядя на растерянное выражение лица коллеги. Топаз кажется, что она впервые видит на его лице такое искреннее подобие улыбки. – Вообще, у различных народов много верований в сакральный смысл этого камня. Но сейчас я почему-то думаю именно о такой трактовке. – Видимо, хорошенько тебя приложили, – Топаз приходит в себя, и на ее лице больше нет выражения той растерянности. Но руку мужчины от себя не отбрасывает, позволяя Авантюрину прикоснуться к своей щеке. – С каких это пор ты ударился в философию? – Знаешь, когда ты лежишь в грязной темнице и даже не можешь пошевелиться, в принципе, не особо много вариантов того, чем можно заняться. Топаз хмыкает. Собирает оставшиеся бинты, вату и мази в аптечку, оставляя ее в сторону. Решает, что далеко лекарства убирать не стоит. Затем идет в сторону продовольственных запасов и приносит Авантюрину воды, предварительно открутив крышку бутылки. – Тебя попоить? – Как мило с твоей стороны. Но всё-таки я сам, – и забирает бутылку. Двигать руками действительно тяжело. В какой-то момент он даже жалеет, что отказался от такого щедрого предложения помощи, но тогда бы он почувствовал себя еще более унизительно. Топаз всё понимает. Поэтому молча опускается рядом, в соседнее кресло, не сводя взгляда с мужчины – чтобы в случае чего помочь. Она не чувствует в своих действиях чего-то… Неправильного. В обычное время ей хочется проводить с Авантюрином как можно меньше времени, сократив всё общение к коротким встречам и обсуждению рабочих вопросов, но почему-то сейчас, да и в принципе с начала этой дурацкой поездки на Пенаконию, она больше не ощущает какого-то неудобства. Дискомфорт сменился жалостью, которую она пыталась подавить в себе с тех пор, как познакомилась с Авантюрином. Потому что она знает: таких людей, как он, жалеть нельзя. Но ничего поделать с собой не может. – А что символизирует авантюрин? – Топаз удивляется собственным словам, произнесенным вслух. Она не планировала начинать этот диалог, потому что знает, чем всё может обернуться. – О! Я рад, что ты спросила! – Авантюрину сразу становится «весело». «Весело» так, как бывает лжецам. Он снова надевает на себя искусственную улыбку и продолжает разговор. – Авантюрин символизирует удачу, изысканность и спокойствие. Ну описание меня, согласись, мой менеджер? Хотя, наверное, со спокойствием я не согласен – все-таки такой стиль работы не для меня. Я люблю риск. Всё или ничего. А еще поговаривают, что этот камень полезен в любовных делах. Авантюрин подмигивает, но Топаз не изменяется в эмоциях. Она продолжает всматриваться в выражение лица собеседника, и со стороны начинает казаться, будто может прочесть все его мысли. – Но, как ты знаешь, авантюрин даже не драгоценный камень, -- мужчина устало вздыхает и замолкает. Даже притворная улыбка исчезает с его лица. Сердце Топаз болит. Она поднимается со своего места, подходит к Авантюрину и аккуратно сжимает его в своих руках. Топаз старается обнять его как можно мягче, нежнее, но на теле Авантюрина так много ран, ссадин и синяков, что он всё равно морщится и хмурится в ответ на любое прикосновение. Но не отстраняется. Наоборот – тянется к тонкой талии, притягивает женщину к себе и замирает. Надеется, что Топаз поймет его просьбу. Она понимает. И от этого еще более тошно. Топаз хочет прижать его к себе еще сильнее, но боится навредить – она видела, сколько повреждений на его теле. Сколько шрамов, ран, гематом. Как будто в ее руках что-то столь хрупкое, с чем нужно вести себя как можно осторожнее. Но Авантюрин не против. Он всё равно уже сломан. Боль из-за старых ран он может стерпеть. Но Топаз отстраняется, и Авантюрин на секунду хочет потянуться за ней, озвучить вслух свою унизительную просьбу – побыть с ним еще немного, прикоснуться к нему. Но тут же одергивает себя. У раба нет таких прав. Одновременно голос, кричащий на затворках сознания, не теряет надежду на возвращение тепла, потому что Топаз не спешит отстраняться и сделать вид, что ничего сейчас не произошло. Авантюрин поднимает глаза – и встречается с твердым взглядом женщины, от которого перехватывает дыхание. Топаз тянет ладони к чужому лицу и касается подбородка – чувствует мелкие ссадины даже на лице тонкой кожей кончиков пальцев, из-за чего начинает хмуриться. На ее руках больше нет перчаток, из-за чего даже подобный незначительный контакт чувствуется интимным. Авантюрин хочет спрятать свой взгляд. Он никогда так сильно не жалел о невозможности надеть очки, скрыть от нее свои уродливые глаза, которые в своем роде тоже являются рабской меткой. Но Топаз возмущается не из-за этого. Ей не противно смотреть ему в глаза. Авантюрину кажется, что она, быть может, в отличие от него вполне свободна от предрассудков и меряет людей по каким-то своим критериям – если ее вообще могут заинтересовать люди, а не удачные сделки. «Наверное, – думает Авантюрин. – Если бы у меня была возможность переродиться, я бы выбрал другой путь. Я хотел стать хотя бы отчасти такой, как она». Топаз как будто действительно читает его мысли. Она начинает говорить, почти шепотом, нарушая эту гнетущую тишину: – Я читала, что в далекой империи, на планете, которую я даже не вспомню, авантюрин стоял наравне с нефритом. Народ даже не отличал их друг от друга – настолько эти два камня похожи. Возможно и мы точно так же ошибаемся? Топаз наклоняется к мужчине и — целует. Авантюрин не отстраняется. Он думает о том, что впервые за столько лет почувствовал тепло. Сегодня, только сегодня, он забудет о том, кем является.