L'Orangerie

— Мне довелось услышать одну интересную историю, — он осторожно начал, не поворачиваясь к собеседнику лицом. Пальцы со стриженными под корень ногтями задумчиво и осторожно гладили лепестки одного из растений — не ядовитого в этой части оранжереи. Здесь было жарко. Его чёрные волосы утяжелились из-за влаги, но ещё не прилипали к увлажнённому лбу. Его белая кожа всегда чувственно реагировала на любые перепады температуры и случайные — порой и нет — повреждения, но у молодого человека была поразительная выносливость и упрямство ко всему. (Казалось, раздроби ему ноги, и он всё равно сможет убежать, не чувствуя никакой боли). Кожа, его кожа, оставалась желанным полотном, побуждающим себя исписать полосами. Красными полосами. Синими и фиолетовыми пятнами. Но Волдеморт этого не делал. Лишь иногда, только иногда он сжимал его кисти, его шею, до скрытого оттенка синего, но никогда не перешагивал грань. Но этот мальчишка позволил бы ему перейти дальше. (Удивительно, как складываются их пути воедино, стоив один раз изменить изначальный ход их жизни.) Внимание Волдеморта вернулось к семенам цветка, которые он собирал. Парень продолжил говорить, несмотря на неполученную реакцию, но мужчина его слушал. — В ней говорится, что должен был родиться ребёнок с силой, о которой Тёмный Лорд не знает. С такой силой, что способна убить Тёмного Лорда, — его голос затих на последних словах. Волдеморт вновь поднял на него взгляд. На мгновение видимый для него полупрофиль и отсутствующее выражение на лице показались угрозой. — Тебе интересно, правда ли есть этот ребёнок? — спросил тёмный маг, возвращая взгляд к раскрытым бутонам, лепестки которых почти все опали, но семена ещё прочно держались. — А ты даже не отрицаешь правдивость этой истории, — он усмехнулся, но был чем-то обеспокоен. — Нет. Я просто подумал… действительно ли есть такая сила, от которой ты можешь умереть? Сила действительно есть. Та сила, раньше живущая маленькой искрой внутри напророченного ему врага. Она скрывалась за резким изгибом шрама, оставалась слабым отголоском внутри наивного и юного создания. Но была ли это та самая сила? Зелёный взгляд его собеседника был отведён в сторону. До сих пор не смотрит на него, будто глубокое чувство вины не позволяет этого сделать. (Но в этой линии жизни ты мне ничего не сделал). Его увлажнённые локоны спадали на чистый лоб. Волдеморт произнёс почти нежно, воспринимая слова мальчишки не иначе, как наивную байку. — Ты же знаешь, что нет, — бледный рот растянулся в улыбке. Все семена были собраны в баночку. Им нечего здесь больше делать, но никто не спешит уходить. Тёплый воздух увлажнял открытые участки их кожи, в длинных плотных мантиях находиться было удушающе. Но поверхностный дискомфорт не был сродни тому, что чувствовалось сильнее — беспокойство. Чужое беспокойство на том самом застывшем бледном лице, в тех самых зелёных глазах за стёклами круглых очков. — Ничто не может быть вечно, — ответил парень. — Я вечен, — ответил Волдеморт. (Уже всемирно известный факт). Мужчина ступал мягко, никакого лишнего шума не доносилось, лишь лёгкое колыхание воздуха вокруг него. От него не отходят. Он никогда не отходит. Чересчур бледная рука коснулась тёплой кожи лица, красный взгляд старался поймать зелёный, но тот не давался. Этот мальчишка никогда не давался так просто. — Почему эта глупая байка так тебя беспокоит? — Потому что… это же пророчество, — выдавил из себя парень и дальше то, что его так гложет: — Пророчества никогда не произносятся просто так и где-то сейчас есть тот самый ребёнок, который способен убить тебя, а мы не знаем где он, кто он… Я просто… Я не могу это игнорировать, как это делаешь ты. (Но Волдеморт никогда не игнорировал пророчество). В красных глазах мелькнула потаённая отеческая теплота, которую если кто-то посторонний и замечал, то всегда думал о мороке на своих глазах или предпочитал перепроверить то, что действительно увидел. Но такая теплота всегда была направлена лишь на одного. — Неужели боишься за меня? То пророчество — наивная ложь наших старых врагов. Не существует ни шара с этим пророчеством, ни свидетелей, ни прорицателя, сказавшего его. Наши враги хотят держаться за любую надежду, даже если она ложная. (Смерть Трелони до её роковых слов не означало потерю их силы. Волдеморт предпочёл действовать иным путём). Он нежно огладил пальцами линию челюсти, подмечая, как отблески былой тревоги постепенно исчезают. Порой мальчишка чересчур сильно доверял ему. Парень фыркнул. На мгновения просочилось в зелёном взгляде то, что Волдеморт мог бы увидеть в собственных глазах в юные годы. — Это даже жалко. Они всегда будут похожи и без общего кусочка души. Только одному из них нужно помогать держать правильный курс. И это был не Волдеморт. — Но, если бы такая сила была, которая могла… бы… могла бы убить тебя, — парень нервно сжал обветренные губы и наконец поднял зелёный взгляд навстречу красным глазам. — Что бы это было? Он произносит это всё с трудом. (Даже здесь боится потерять любую тёплую связь и остаться одному в этом жестоком мире). Волдеморт смотрел на это молодое лицо, ни разу не запятнанное ритуалами и тёмной магией, и пронизывающий взгляд за стёклами очков, державшим в себе всё прежний страх, который должен был уже улетучиться из его головы. Нет необходимости бояться того, что никогда не случится. Пусть та самая сила не заключалась в случайном осколке. Она была всегда, и там, и теперь здесь. Но Волдеморт теперь вкушал её, не позволяя ей застать себя врасплох и пленить в свои оковы. Он их расставлял сам. И сам же не хочет терять любой её доли, которую дарят с искренней охотой. Сладкая. Ядовитая. Необходимая. Волдеморт усмехнулся, убрав влажные локоны с чужого лба. — Не имею ни малейшего понятия.