Что ты будешь делать с моим сердцем?

      Энджел притворялся большую часть своей жизни. С требовательным отцом, с ворчливым братом и даже с милой Молли, что ласково шептала слова любви на ночь — ему приходилось врать, что всё в порядке. Как-то уж так получилось, что при жизни он не мог быть тем, кем являлся на самом деле. Убивая и изводя конкурентов семьи, он с завистью разглядывал обложки модных журналов, хохочущих актеров, что никогда не марали руки в крови, и наедине с собой, стоя напротив зеркала, красил стрелки, чтобы сразу же смыть их. Ему не положено привлекать внимание. Не когда ты сын мафиозной шишки. Отец не поймет его пристрастий к женской одежде и яркому макияжу. А Энджелу безумно хочется накрасить веки и, возможно, губы.       В Аду становится попроще. Самую малость. По крайней мере, он может открыто краситься и носить женскую одежду, не боясь осуждения со стороны отца или брата. Но, наверное, на этом плюсы и заканчиваются. Энджелу снова приходится играть роль. В этот раз меняя образ из послушного сына и хорошего брата на шкуру пафосной суки, которой нет никакого дела до хейтеров, да и до поклонников, честно говоря, тоже. Он пропитывался изнутри этим показным презрением к бытовым мелочам, вдыхал розовый дым, внимательно подмечал высокомерие известных демонов и пытался быть похожим. Шутил о своей доступности по поводу и без, морщился и гадко смеялся, стоило какому-то нерадивому идиоту довести Валентино, хотя практически всегда было не смешно. Даже жалко.       Потому что понимал, что иначе не выжить. Не прожить среди ненормальных, сломанных, разбитых, сумасшедших, не добиться хотя бы малейшего уважения, не выбить места под солнцем в этом дрянном местечке.       После смерти наедине с собой Энджел больше не стоял у зеркала, рисуя стрелки. Он падал на пол, бился в конвульсиях и захлёбывался собственным криком, царапая кожу и стараясь избавиться от мерзких ощущений на ней. Жить становится невыносимо от осознания, что даже после смерти не остается никакой правды, лишь продолжение неоконченного фильма, где всё время приходится играть кого-то другого. Титры затянулись, зрители ушли, а он остался один. Только в этот раз ему плевать на осуждение семьи, на людей и даже на самого себя, он давным давно пропах фальшью и ненавистью к собственному отражению.       Возможно, оттого он делает макияж ярче, стараясь перекрыть лицо лишним слоем тональника и румян, стать неузнаваемым. Получается так себе. Валентино психует, берёт его за волосы и тянет под кран с холодной водой, заставляя смыть с себя всю косметику. Нарисованные стрелки отточенным движением руки исчезают в ватном диске под довольным взглядом сутенёра.       Энджел напоминает себе игрушку, до отказа набитую ватой. Но вместо ваты — подсмотренные образы и ложь, ядрёная и жгучая. Она так сильно действует на окружение, что ему начинает мерещиться будто всё так и есть, словно он на самом деле кроме как дырки для траха интереса не представляет.       Черри врывается в его жизнь ураганом. Знакомство с ней происходит как-то спонтанно, в алкогольном бреду и в раздирающем до дрожи смехе. Энджел помнит с того вечера лишь чью-то украденную машину, оглушающий хлопок, красное зарево позади и запах пороха. А ещё звонкий смех и ласковое:       — Детка, ты отбитый. Перепихнемся?       На него смотрит белое лицо с сажей на щеках вместо румян. Единственный глаз отливает красным цветом, и белый крест в центре маняще горит каким-то огнём бунтарства. Словно дикая девчонка перед ним может подарить долгожданную свободу.       — Я по мальчикам.       Но циклоп, вместо того чтобы отстраниться или разочарованно цокнуть, лишь подтягивается ближе, ярко улыбаясь.       — Значит, в первый раз со страпоном.       Энджел заворожённо разглядывает, как персиковый хвост мельтешит от ветра из открытого окна машины и стрелка бензобака стремительно мчится к нулю. Сердце делает кульбит, и из горла против воли вырывается смешок.       — Энджел Даст. Рад знакомству, крошка. Как насчёт разбить эту тачку и продолжить наше общение тет-а-тет в клубе, пока меня не отпустило?       — Черри Бомб. Сделаем этот вечер незабываемым, детка!       Колёса визжат, и Энджел думает, что новая приятельница может стать хорошим способом повеселиться в очередном приключении.       Правда он совсем не учел тот факт, что Черри крепко прибьется в его жизни, вонзаясь иглой в кровоточащее сердце. А они ведь так и не потрахались.       Она оттаскивает его от каких-то пьяных парней, придерживает за волосы, когда он блюёт в местном сортире, а затем провожает до павильона. Энджел многого не помнит со своих пьяных похождений, но ласковые руки и задорное: «Шлюшка моя, как же тебя жизнь помотала?» впивается в память острозубой улыбкой, запахом пороха и, кажется, вишни.       Неудивительно, что первый раз спустя долгое время, когда Энджел решает с кем-то быть искренним, случается именно с Черри.       Девушка спокойно лежит рядом, цепко держась за руку, пока Энджел в ужасе рассматривает потолок, пытаясь восстановить дыхание. С недавних пор панические атаки стали неотъемлемой частью жизни. Когда сердце бешено пробивает рёбра, а дыхание спирает от ощущения приближающейся смерти, Энджелу мерещится, что ещё чуть-чуть, когда внутри всё окоченеет от дикого холода, а органы окончательно скрутятся в немыслимый ком, он умрёт. Именно сейчас. Прямо здесь, в незнакомом мотеле, в кровати с одетой Черри и всеобъемлющим чувством страха.       — Панические атаки — это дерьмо, да? У меня такое бывало, при жизни. Счас вроде всё норм. Бывает. Но как вспомню это отчаяние… Пиздец просто. Но знаешь, накануне видела фильм, там такое месиво, типа, я даже не знаю как это описать, но…       Размеренная болтовня ни о чём придаёт спокойствие, а тепло на ладони внушает уверенность. Непроизвольно все свободные руки тянутся прямиком к девушке. Черри не отбивается, позволяя сжать запястье, а Энджел только глубоко дышит, смаргивая слёзы. Ощущение смерти медленно отступает, липко проходясь по дрожащему горлу с обещанием вернуться.       — Меня зовут Тони.       — Изабелла.       Так, впервые за долгое время, Энджел дарит кому-то частичку себя. Но Черри он верит, хоть та и разбивает чужие машины и небрежно работает с пиротехникой, доверие она охраняет очень тщательно. Теперь искренним Тони бывает не только один на один, но и с Изабеллой, что осторожно стирает слёзы с щёк и прикрывает спину в очередной драке.       Когда кажется, что ломать от умирающего сердца уже нечего, да и некому отдавать оставшиеся после с знакомства с Черри осколки, жизнь сводит его с Чарли в компании с Вэгги. Энджел злобно скалится, слушая бессмысленный бред Шарлотты Морнингстар об искуплении грешных душ и кивает, когда она предлагает помощь. Демонам нельзя доверять. Что говорить про принцессу Ада? Энджел уверен, в этой светлой на первой взгляд головушке скрывалось настоящее месиво и коварный план. В чём именно заключался этот план ему всё равно, но Чарли он не доверяет. А Вэгги вообще презирает, обходя десятой дорогой.       А затем сдаётся под напором доброты и ласки. Ради Чарли хочется притворяться хорошим. Она напоминала Молли, с нежной улыбкой и словами о любви. В своё время Тони уже старался быть хорошим братом, так отчего бы не притвориться и в этот раз? Притворяется он, конечно, нехотя. Возможно, он и не притворяется. Просто старается не убивать лишний раз, не закидываться без причины и даже пить реже, а ещё мыться каждый день, вот уже две недели подряд. Честно, он старался. Просто Черри нужна была помощь, а Энджел в тот момент был свободен.       Неудивительно, что после он ладит с Вэгги. Чарли, что искала в каждом доброту и надежду на искупление, была настоящим подарком для мошенников, желающих заключить с принцессой сделку. Энджел подозрительно щурится, когда в отель врывается странный парень в красном, Вэгги в тот же момент с силой сжимает копье, угрожая расправиться с незнакомцем в тот же момент. Клубничный сутенёр сильно напрягает девушку, но Энджелу по большей части всё равно, хотя он всё же внимательно рассматривает демона, что заставляет ворчливую девчонку напрячься от страха. Энджел привстает с дивана, когда в отеле разносится зелёный цвет и на долю секунды он надеется, что Чарли не заключит дурацких сделок на душу, как сделал когда-то он. К счастью, принцесса оказывается куда умнее его. И как ни странно, Энджел счастлив. Он никому не желал собственной участи.       С Вэгги они молчаливо старались ограждать Чарли от реальных проблем, притворяясь хорошими. Энджел не был идиотом, он прекрасно видел ангельское копьё и крест на глазу, но учтиво замалчивал об ангельском происхождении Вэгги. Кажется, о том, что Вэгги — ангел, знали все, кроме Шарлотты. Энджел, привыкший лгать даже самому себе, понимающе пробегает взглядом по ворчливой девчонке. Он больше не осуждает и хочет помочь в защите Чарли от посторонних.       Возможно, Вэгги с Чарли делят маленькую искру от горящего в муках сердца между собой. Энджел точно не знает, как хорошо получается притворяться хорошим, но рядом с ними улыбается уже по-настоящему.       Быть искренним рядом с Пентиусом немыслимо. Энджел со смешком смотрит на парня, вечно носящегося с болтливыми миньонами. Змей — сумасшедший. Энджел это точно знает. Возможно, поэтому, когда Вэгги скидывает их с крыши, он помогает выбраться ему из-под обстрела, таща до самого верха. Он чуть шутит над ним, над его изобретениями, но со жгучей ненавистью рассматривает демонов, насмехающихся над изобретателем. Пентиус странный. Такой же, как Чарли. Энджел это чувствует и, возможно, поэтому всё же доверяет ему такую же маленькую искру от сердца. Раз уж начал, то можно раздавать всем по чуть-чуть. Почему бы не оставить часть сердца на сохранение сумасшедшему змею, опекающему этот самый крохотный кусочек, как своих миньонов?       С Ниффти всё проще. Она была безобидной в эмоциональном плане. Застряв в теле девочки-подростка, она с каким-то упованием рассматривала на нём украшения, макияж и одежду. Энджел ничего не говорит, когда обнаруживает пропажу помады из своего комода. Ниффти весь день ходит с ярко-алыми губами, хитро улыбаясь. Она так же ловко ворует частичку сердца и прячет в карман фартука, рядом с метёлкой и мёртвыми тараканами. Такое соседство Энджела очень даже устраивает.       С Аластором куда сложнее. Ему Энджел не доверяет точно, но частью семьи признаёт. Как двоюродного дядю по маминой линии со стороны дедушки, ушедшего из семьи за хлебом. Достаточно далеко, чтобы не привязываться и не отдавать сердце, и достаточно, чтобы в случае чего впихнуть с руки сумасшедшего парня все осколки, если того потребует ситуация. Но чтобы последнее случилось, произойти должно что-то из ряда вон выходящее. Что именно, Энджел не знает, но он счастлив, когда после битвы с ангелами Аластор появляется в их кругу живым и здоровым. Лишившись маленькой искорки в виде Пентиуса, уже совсем не кажется дурной затеей отдать небольшую крошку в руки клубничного сутенёра. Конечно, это останется большим секретом для последнего на данный момент кусочка пазла.       Хаск получает самый большую часть сердца из всех постояльцев отеля. Возможно, по размеру такого же большого, как у Черри. Энджел точно не знает. Просто смотрит влюбленными глазами, подперев щёку, и с открытым ртом слушает истории бармена. Сплетничать с Хаском становится самой любимой частью дня, когда вы сидите один на один и перетираете косточки зазнавшемуся клиенту. Чьему клиенту? А это не важно.       — Валентино лох слепой, раз не видит в тебе актерский потенциал. Почему он не хочет дать тебе роль в фильме? Этот урод не понимает, что ты идеальная звезда мелодрам.       — Ты же не любишь мелодрамы.       — Да, но твою мелодраму я бы посмотрел.       Энджел чувствует себя влюбленным придурком, что с жадностью хватается за каждое слово, случайно оброненное Хаском. От того, что они дышат одним воздухом, хочется растаять лужицей и упасть на колени прямо у барной стойки.       — Котик, можно глупый вопрос?       Хаск стоял у бара, протирая бокалы. Он внимательно смотрел на него, доводя до дикой дрожи своим золотым взглядом, что пробирался под кожу, оплетая запястья и сковывая плечи.       — Конечно. Я буду дружить с тобой, если ты превратишься в червяка. Да, в мерзкого сырого червяка. Буду любить, лелеять и подсовывать самые вкусные яблоки.       Первые секунды Энджел смотрит с лёгким недопониманием, пытаясь осознать услышанное, а затем тело трясётся от поступающего смеха.       — Вау! Я буду самым счастливым червяком!       Хаск улыбается в ответ и протягивает молочный коктейль. С недавних пор Энджел старался не прикасаться к алкоголю, и среди бокалов для мартини появилась его личная кружка. Розовая. С белым сердечком.       — Так что за глупый вопрос ты хотел задать? — хриплый смешок оседает в сознании с лёгкой теплотой.       — Уже неважно, ты и так на него ответил.       — Неужели ты и вправду хотел спросить про червяка?       Энджел широко улыбается и кивает, перехватывая трубочку с молочной пенкой. А где-то в глубине сознания мелькает так и не озвученный вопрос:       «Что ты будешь делать с моим сердцем?»