глухой музыкант, слепой художник

В комнате, окутанной вечерним серым полумраком, виднелся силуэт человека, сидящего за фортепиано. Он медленно нажимал на клавиши, будто пытаясь вспомнить подходящие ноты. Парень смотрел на едва различимые из-за темноты символы перед собой, сверяя с ними свои нажатия и следил за тем, чтобы не допустить ошибок. Пальцы неспеша скользили по инструменту, слегка надавливая на чёрно-белую поверхность, заставляя еле слышную мелодию распространяться и в соседние комнаты. Пусть сам он и не мог её слышать, но это не мешало ему любить играть. Тэрэ словно лепил что-то новое, создавал с нуля. Рельеф от нажатых клавиш давал ему понять, что мелодия и вправду была слышна другим, а вместе с тем осознание этого давало ему силы, чтобы продолжать играть. Парень всей душой любил музыку, она была одной из причин жить. Неощутимые для него волны звука по-прежнему отзывались в сердце не только других, но и его собственном, заставляя разум успокаиваться, а тело расслабляться. Через открытое окно ветер гладил занавески, неплотной вуалью отгораживающих жизнь внутри комнаты от жизни снаружи. Сбоку на предплечье неуверенно опустились чьи-то руки, ощупывая их и медленно поднимаясь выше. Подошедший человек, вставая сзади, неуклюже закинул руки на Кима, обвивая шею и утыкась носом в его волосы, вдыхая запах шампуня. Тэрэ взял свой телефон, печатая сообщение и нажимая на кнопку чтения вслух. Хао частенько просил Кима сыграть эту мелодию. Он очень её любил, пусть она и неизбежно зарождала чувство тоски и тупой боли в глубине его души. Но эта боль отнюдь не была чем-то неприятным, от чего хотелось поскорее избавиться и забыть, как о страшном сне; она не оставляла шрамов, а, казалось, наоборот, залечивала все раны и заполняла собой все дыры. И эта глубокая тоска доставляла лишь удовольствие, заставляла чувствовать себя живым, навевала меланхолию и умиротворяла все хаотичные мысли. Слушая пение музыкального инструмента, Чжан легонько зарывался пальцами в чужие волосы, нежно поглаживая кожу головы и сминая светлые пряди. Едва ощутимые поцелуи покрывали всю шею Кима, периодически задевая кончики ушей и ключицы. Одной рукой Хао по-прежнему обнимал младшего за плечо, которое слегка подрагивало в такт движению рук. Пальцы Тэрэ скользили по клавишам, ненароком задевая лишние ноты, а иногда и пропуская нужные. Чжан считал это изюминкой и любил подобные нестабильные изменения, потому что они помогали лучше понять состояние и настроение играющего человека. «Здесь он слишком нервно нажал на клавиши, наверное, его что-то тревожит», – подобные мысли безостановочно кружились в голове Хао, пока он внимательно слушал мелодию и изучал чужую шею. Доиграв партию, Тэрэ неторопливо развернулся к старшему, взял его руки в свои и нежно поцеловал в мягкие персиковые губы. Хао сквозь улыбку ответил на поцелуй, покрываясь мурашками. Освободив свои руки, Чжан обвил ими талию младшего, сжимая в своих объятиях. За его спиной он нащупал телефон, лежащий на фортепиано, и протянул его Киму. Тот снова включил голосовой ввод. «Тэрэ, я очень хочу сейчас порисовать» отразилось на экране. Человек, чьë имя только что беззвучно для него же самого сорвалось с чужих губ, повёл Хао к кровати. Художник сидел на кровати и слышал, как младший отошёл в другой конец комнаты, а потом вернулся, аккуратно кладя что-то на прикроватную тумбочку. Он сел напротив Хао и взял его руки в свои, поднося к своей футболке. Чужие пальцы нежно поддëрнули край белоснежной ткани, неторопливо поднимая его вверх, еле задевая тёплую кожу Тэрэ и заставляя тело того покрыться мелкими мурашками. Снятая футболка взъерошила светлые волосы, и Хао, зная об этом, наощупь нашёл и погладил большими пальцами лицо сидящего напротив человека, перебираясь к его причёске и ещё больше превращая прохладные локоны в такой уютный и домашний хаос. Тэрэ лëг на кровать, подавая Хао в руки кисти и краски, которые принёс до этого. Чжан аккуратно поставил коробку с баночками на ноги человека, опуская руку ему на торс и проводя ей по груди и животу, выбирая место, с которого начнёт рисовать. Взяв нетолстую кисть в одну руку, другой он осторожно нашёл среди красок синюю баночку, прочитав написанное на ней шрифтом Брайля название цвета. Художник аккуратно раскрыл баночку и отдал Киму, чтобы тот держал её, пока он одной рукой трепетно оглаживает бархатную кожу груди, а другой старательно выводит на ней линии цвета индиго. Хао не мог видеть, что у него получается, но сейчас это и не было важно. Он только приблизительно представлял, что у него получается, и результат ему определённо нравился. На любимом человеке любая картина будет завораживать и перехватывать дыхание. Используя чужое тело, как холст, он неспеша разрисовывал его множеством различных цветов. Липкая краска оставалась на кончиках пальцев, в некоторых местах на груди и животе можно было увидеть отчётливые отпечатки рук. Музыкант лежал на кровати, влюблённым взглядом смотря то на художника, так ласково водящего кистью по его животу, то на своё тело, которое выступало в роли холста и почти полностью было заполнено узорами и следами любимых рук. Он медленно провёл кончиками пальцев по незасохшей краске на собственной коже, а затем поднёс поближе к глазам, чтобы рассмотреть. В полумраке похожие оттенки было очень сложно отличить, поэтому он не знал, зелёный это или синий. А, может, и всё вместе. Тэрэ аккуратно поднёс руку к лицу Хао, оставляя на его щеках цветные мазки. Хоть Ким и не слышал, но он точно смог различить «эй, хватит», сорвавшееся с губ старшего, пока тот, смеясь, пытался спастись от чужой руки. Хао чувствовал, как густое вещество плёнкой ложилось на его кожу. Тэрэ резко сел на кровати, погружая старшего в свои тёплые объятия, не оставляя тому и шанса на то, чтобы выбраться. Одежду Чжана точно придётся выкинуть, но сейчас это их не волновало. Музыкант крепко прижался к телу любимого человека, утыкаясь лицом куда-то в шею. Он чувствовал, как тёплые руки нежно поглаживают его спину, всё так же оставляя на ней разноцветные следы. Глухой музыкант и слепой художник. Кому расскажешь – не поверят. Но эти парни, определённо, были самыми настоящими творцами. Они дополняли друг друга, в очередной раз доказывая всем, что любви, как и искусству, нет преград.