никто никому ничего.

косте было тяжело. если эмиграцию он ещё мог уложить в своей голове и пережить, то развод стал точкой невозврата. он очень долго пытался просто осознать этот факт, ведь представить жизнь без человека, с которым был неразлучен 18 лет, очень сложно. после принятия он боялся утонуть в апатии, а потому нагружал себя работой, участвовал и снимался везде, где можно, лишь бы не остаться наедине со своими мыслями. но всему приходит конец, и коллеги отправляют его в «заслуженный отпуск», несмотря на заверения, что он ещё полон сил. то ли костя им надоел, то ли они что-то поняли. и широков послушно отдыхает, а точнее, безвылазно сидит дома, чувствуя, как внутри что-то медленно ломается. к нему иногда заглядывают друзья и даже пытаются куда-то водить, «а то стухнешь тут скоро». но чаще всего — илья. овечкин, казалось, каждый день был готов навещать костю, если б не работа. они много разговаривают, но никогда — по существу. илья подступается медленно, осторожно, всегда боится лишний вопрос задать. в глазах такая нежность, что косте хочется погладить его по голове и сказать: «да забей ты на меня, не парься». но илья не сдавался. он знал, что костя ещё не отпустил свою бывшую жену, хоть тот и пытался отшучиваться или избегать темы. и, хоть было до боли неприятно, хотел, чтобы тот высказался. он знал, что широков обычно замалчивает то, что у него на душе, а потому может в один момент сломаться. — кость. — тихо зовёт, когда они вновь сидят на прокуренной кухне. широков пребывает в расслабленно-печальном настроении, и когда смотрит на илью, его глаза почему-то блестят. — ну давай, что скажешь? — чувствует как будто. интонация мягкая, а говорят они в пол голоса. — ты.. ещё любишь? — овечкин не смотрит на собеседника, но думает, что сейчас его брови слегка поднялись, а взгляд чуть приоткрылся. — кого? — косит под дурачка. — её. — почему-то тяжело сказать имя. ещё тяжелее даётся мысль, что сейчас он услышит положительный ответ. — не знаю. — они снова погружаются в тишину, — но я скучаю. и подобное откровение становится новым шагом, продвижением во всех их диалогах. сердце ильи на секунду сжимается, и сам он весь как будто подбирается, но хочет услышать чуть больше. — а хотел бы вернуть её? — хотел бы он это не спрашивать. в голове было совсем другое, но с языка сорвалась именно это фраза. глупая, но нужная. — илья. — немного резче, и взгляд чуть осознаннее, — к чему это? боится, что они снова вернутся назад, туда, откуда начинали. илья не хочет, хочет уже, наконец, хоть немного ясности. он тоже устал. — ответь. — в том же тоне, без права на отказ или игнорирование. — нет, наверное. твоя очередь отвечать. — в этой игре некомфортно обоим, и оба это понимают, но назад пути нет. илья не знает, что сказать, но знает, что сделать. он поднимается и подходит к другому краю стола, к стулу, где сидит широков. он наклоняется к его лицу, смотрит, пытаясь что-то отыскать. ничего. — илья. не надо. — в голосе что-то ломается. в сердце ильи тоже. — просто позволь. пожалуйста. костя прикрывает глаза и просто дышит несколько секунд, а после поднимает голову и смотрит. в глазах — пусто. илья видит. видит, но не может иначе. пусть будет так, но будет хоть как-то. обхватывает лицо руками и прижимается губами к чужим. прижимается, потому что те плотно сомкнуты. целует ещё раз, чуть отстранившись, целует в уголок рта и щеки, чувствуя, как глаза начинают слезиться, а руки — трястись. он прижимается лбом к костиному и жмурится, стараясь сдержать слезинки. но вдруг чувствует, как на талию ложатся руки, чуть отодвигая, а сам костя поднимается и встаёт напротив, теперь кладя свои руки поверх рук ильи. он трётся носом о нос и заставляет посмотреть себе в глаза. — прости. — еле слышное, глухое. после которого теплые губы накрывает губы овечкина, и его целуют по-настоящему. так, будто хотят этого, будто он правда нужен здесь и сейчас. одинокая слеза всё-таки скатывается по щеке и утопает в поцелуе. теперь он становится солёным, вернее, изначально таким и был, но теперь это четко ощущается. костя отстраняется без единой эмоции на лице, лишь глаза почему-то покраснели, и ещё раз говорит: — прости. и уходит. выходит из кухни и закрывается в своей спальне, буквально бросая овечкина со всем тем, что дал почувствовать. илья несколько минут будет смотреть в пол, больше не сдерживая слез, но яростно пытаясь стереть их со своего лица. его разбили окончательно, хоть и не давали никакой надежды изначально. оставили наедине со всей этой бурей эмоций и чувств, которые не нашли отклика в другом человеке. никто никому ничего не обещал.