***
Открыть форточку оказалось решением не только верным, но ещё и невероятно полезным. Саша, привыкший из-за необходимости отсиживаться дома, наконец-то вдохнул свежий воздух полной грудью. Ласковые лучи солнца огладили бледные щёки, а ливень, начавшийся буквально несколько секунд назад, потихоньку увеличивался и бил по покрову земли. На тонких губах появилась улыбка и Рома, только вошедший на кухню, был из неё выведен за руку. — В чём дело? — Спрашивает он и поднимает удивлённо брови. А Саша поначалу отказывался отвечать, одевался на своей максимальной скорости и коротким кивком в сторону чужой обуви призывал к тому же действию. Вот только Собакину не подчинялись. — На улице ливень, — заметил Рома в попытках унять жаркий пыл Саши. Но детская улыбка всё не сползала с чужого лица и Саша выглядел таким счастливым, словно получил все истинные ценности этого бренного мира. Рома, судя по всему, смирился и начал завязывать кроссовки. — Я думаю это то, что нам сейчас необходимо, — отвечает ему Собакин достаточно расплывчато и протягивает вытянувшемуся во весь рост Роме руку. — Что думаешь о том, чтобы быть приглашённым на танец?***
Они выбегают из подъезда и беспечно улыбаются в ответ солнцу, пробивающемуся через нависающие тучи. Остальная часть неба не была тронута тёмными облаками и была точным олицетворением чистоты: лазурь, белые перья и мягкий золотой на их концах. Воздух пах чем-то особенно сладким, чем надышаться было нельзя, потому что с каждым вдохом хотелось лишь больше. Мягкий поток ветра колышет зелёные листья. Улыбка в серых глазах сияет искренностью. Капли дождя стучат по мокрому, влажному и чёрному асфальту. Саша подставлял лицо небу и смеялся так раскрепощённо, что Роме хотелось бы видеть его таким всегда: не испуганным фактом собственного существования и наличия сомнительного прошлого, полного не то, чтобы тайн, но череды неприятных ситуаций и их последствий. Рома каждый раз намертво оставляет в своей памяти такие трогательные в своей честности моменты. Собакин наивно и доверчиво падает в ласковые объятия. Хихикает и утыкается горячим кончиком носа в оголённые, не полностью закрытые воротом рубашки ключицы; Саша заставляет даже вздрогнуть от контраста температур — прохладных капелек и тепла своего тела, что так преданно, может, слишком прямолинейно, прижимается к чужому. «Чужой», возможно, слово чересчур грубое в отношение к Роме. Саша не встречал человека, настолько родственного его душе. Раньше он никогда не чувствовал, что мог открыться; не чувствовал, что, может, он кому-то по-настоящему нужен и необходим. Он тешил себя ложными ощущениями и убеждениями, в упор не замечая отсутствия ответной отдачи. Но с появлением Ромы, вызванным, может, не самым приятным происшествием, что-то начало меняться. Может, медленно, но достаточно уверенно, чтобы видеть результат. И результат ещё не конечный, но Собакин не может нарадоваться и ему. Рома нежно вкладывает небольшую бледную ладонь в свою, и в ритме громкого ливня и раздающихся вдали раскатов грома танцует с таким же, как и он сам, промокшим насквозь Сашей. — Раньше я не чувствовал себя настолько счастливым, — признаётся Собакин с детской открытостью. В ответ горячие губы целуют белёсую макушку.