Quid pro quo

— А я тебя вчера видел с твоей — как там её? — Мымзи! Понял? — Мымзи? Потому что мымра та ещё, ха-хаа! — Вокс был уже немного пьян. Голова его пребывала — в относительном состоянии покоя — на коленях у Аластора, в то время как одна нога, задранная аж на спинку софы, постоянно нервно подёргивалась в полном несогласии с музыкой. В нетвёрдой руке он сжимал стакан разбавленного бурбона, который опасно кренился то в одну, то в другую сторону, пока Вокс оживлённо жестикулировал, не замолкая ни на минуту, как будто спешил перевыполнить план по пустой болтовне на месяц вперёд. — О, как ты был галантен! А главное, с кем! Знаешь, она мне напомнила одну корову из рекламного, давно подумываю турнуть её к чертям собачьим: мало того что одевается будто секонд-хенд ограбила, позорище, так и ещё и глаза такие, ну, блядущие — от подобных дамочек ничего не дождёшься, кроме ножа в спину. Я одно время приударил за ней, так, смеха ради, после того как ребята из коммерческого... Аластор не слушал. Когда дело касалось общения с его громким другом, презирающим всякую скромность и такт, он давно научился отсеивать лишний шум и неспешно смаковать самое важное — упоительное чувство собственного превосходства. Потому что Вокс его обожал. Это насыщенное, как хороший алкоголь, чистое поклонение, которым светились его глаза, когда он заглядывал в лицо Аластора снизу вверх, пытаясь поймать его взгляд, заметное даже в перекошенной самоуверенной улыбке, как будто Вокс гордился собой, отражённым в этом безмятежном взгляде, ещё больше обычного, и оттого начинал щебетать с ещё большим усердием — стоило любой обузы. К тому же, чтобы заткнуть поток ерунды было достаточно поднять руку и убрать волосы с его лба, едва касаясь горячей кожи кончиками пальцев — даже мимолётной ласки хватало, чтобы вывести Вокса из строя на добрую минуту. Но Аластора учили не злоупотреблять хорошими вещами. — ...и тут она как разрыдается, ты прикинь! На глазах у спонсоров! Я и говорю этой сучке... Эй. Эй, Аластор, ты вообще слушаешь? — Мхм. — Я и говорю этой... су... Слушай, Аластор, чем она лучше меня? — Мм? — Аластор склонил голову, чтобы посмотреть на него впервые за долгое время. — Чем кто лучше тебя, мой милый? До смешного серьёзный, Вокс вперил в него дикие, изрядно покрасневшие глаза: — Да Мымзи эта долбаная! Ты ведь спишь с ней? Скажи прямо. — Перестань её так называть. Мимзи — моя дорогая подруга. Ничего более. — То есть спишь. — Вокс. — Не теряя улыбки, Аластор недобро прищурился на него сверху вниз. — Это совершенно не твоё дело, но если тебе так важно знать: нет, я не сплю с Мимзи. В конце концов, жениться я не намерен. Разве могу я поступить так с честной девушкой? Вокс расхохотался, выронив почти пустой стакан на мягкий ковёр. И к умеренному неудовольствию Аластора, чьи колени он сотрясал, долго не мог успокоиться, периодически выкрикивая фразы вроде "Честная!" и "Просто образцы добродетели, вы двое!", пока его припадок истерического веселья не сошёл постепенно на нет. Аластор не счёл нужным проявлять стоицизм, дожидаясь этого момента, поэтому сбросил его на пол, поднимаясь с софы, чтобы наполнить собственный, давно опорожнённый бокал. — Хорошо, хорошо, будем считать, что я тебе верю. — Вокс теперь расселся на полу спиной к софе, широко раскинув длинные ноги. Злость и отвращение, волнами пробежавшие по его лицу в ответ на какие-то скрытые мысли, быстро сменились прежним благоговением — потому что Аластор смотрел прямо на него и ни на кого другого. — Но, кхем, просто для справки: меня никто никогда не упрекал в честности, если ты понимаешь, о чём я. — И он нагловато подмигнул. Прежде чем ответить, Аластор налил себе вина, затем взял бутылку, принесённую Воксом, и жестом предложил ему поднять стакан, опустившись рядом на одно колено. — Я отлично понимаю, что ты нечист на руку. Да и кто на твоём месте мог бы сказать о себе обратное? Подставляя стакан, Вокс задумчиво кивнул: — Не понимаешь. Тогда зайдём с другой стороны. Поцелуй меня. Аластор со вздохом снова придал наклонённой было над стаканом бутылке вертикальное положение. — Кажется, тебе уже хватит. Вокс, я не целую мужчин. Только женщин — в ручку, как и подобает джентльмену. Он попытался встать, но Вокс схватил его за лацкан жилета с нетипичной для пьяного быстротой и рывком притянул к себе так близко, что можно было уловить приторно-сладкий аромат бурбона в его прерывистом дыхании. — О да, согласно легенде. Но я же знаю, что ты на самом деле не такой ханжа, каким прикидываешься. А ты прекрасно знаешь, что я о тебе думаю. Так что же мы всё ходим вокруг да около? В его словах было зерно истины. Аластор почти с самого начала осознавал, что этот день когда-нибудь настанет. Они встретились восемнадцать лет назад, когда Аластор был уже успешным и относительно знаменитым радиоведущим, а Вокс — юным шарлатаном, читающим проповеди на едва стартовавшем, никому в те времена не интересном региональном телеканальчике. Главной статьёй его дохода являлось впаривание несчастным простачкам пластиковых статуэток Девы Марии за 9 долларов 99 центов и бутылочек с живой водой, исцеляющей любые недуги — от рака до гомосексуальности. Его неувядающий энтузиазм вкупе с беспринципностью сразу заинтриговали Аластора. И хотя Аластор практически ничем не способствовал возвышению молодого друга на его нелёгком поприще, кроме знакомства с парочкой полезных людей и твёрдой, пусть и не без щепотки иронии, веры в его неминуемый успех, Вокс считал себя по гроб жизни обязанным — и нет, нет, никаких возражений не принимал. Несмотря на очевидное банкротство в моральном отделе, Вокс умел быть благодарным, когда хотел, — и на удивление впечатлительным. Уважение к опытному наставнику постепенно переросло в восхищение, восхищение — в лёгкую влюблённость, почти чистую в своей наивности, а не нашедшая отклика и иного выхода влюблённость — в страстную, отчаянную, почти религиозную одержимость. И на каждом этапе Аластор замечал слишком поздно и заботился слишком мало, чтобы что-либо предпринимать по этому поводу. Сначала Вокс был для него любопытным проектом, позже — партнёром в медленном, ни к чему не обязывающем танце, которого можно было притягивать и отталкивать, и водить кругами, развлекаясь результатом своих махинаций — игра в некоторой степени опасная, но без опасности, как говорится, и жизни нет. — Я понимаю, — мягко сказал Аластор, — что у тебя накопились... определённые желания. — Желания? — выдохнул Вокс ему в лицо, расплываясь диковатым оскалом. — Что насчёт моих желаний? Ты хотя бы представить можешь, каково мне сейчас? Строишь тут из себя благородного рыцаря, а я, между прочим, уже до ручки дошёл. Тебе же так нравится мучить меня, не правда ли? Но всё равно я значу для тебя больше, чем все эти бабы, больше, чем просто друг... Иначе и быть не может... Аластор. — Он снизил голос до шёпота и склонился вперёд, почти уткнувшись носом в шею Аластора, но так и не посмев дотронуться до его открытой кожи. Похвальный инстинкт самосохранения. — Аластор. Скажи, что это так. Прошу. Аластор медленно освободил помятый лацкан из его ослабевших пальцев. Всё, что он видел перед собой — это белую, тёплую, уязвимую плоть. Что-то тёмное пробуждалось в груди от долгого сна. Кажется, игра подходила к концу. Больше, чем просто друг... да? Он сказал: — Хочешь знать, считаю ли я тебя особенным? Конечно, это так. Ты всегда был особенным, Вокс. Только не моим. Он поднялся и спокойно отошёл, оставив Вокса ошарашенно наблюдать за ним с пола. Свежий прилив энергии придал походке необычайную лёгкость. Аластор пригладил рукой курчавые, с редкой проседью волосы и залпом осушил бокал, словно готовился к чему-то грандиозному. Капля красного вина прокатилась мимо рта, затерялась на бордовом жилете. — Не твоим? Не твоим?! — очнулся Вокс. Он быстро подполз к Аластору на коленях и только потом догадался подняться на ноги, цепляясь за него обеими руками. — Погоди-ка секунду, так... так ведь это легко исправить! Чего я, по-твоему, пытаюсь тут добиться, старый ты маразматик? Хрен с тобой, не понимаешь намёков — скажу прямо в лоб: я и так уже твой. Ну какого дьявола тебе ещё надо? Только скажи, и я... Ну что мне сделать? Аластор закусил губу, сдерживая себя. Никогда ещё соблазн сбросить маску не был так велик, как лицом к лицу с этим ничтожеством, не ведающим глубины в один момент раскрывшейся под его ногами бездны. Осталось только немного подтолкнуть — или вернее будет сказать, притянуть до самого конца? Если стиснуть руки на его талии и не спеша пройтись вверх по рёбрам, прочувствовать биение живого, глупого сердца под ладонями; если приковать его взглядом, как добычу к дулу ружья; если переплести их пальцы и увлечь его в последний, самый интимный танец, пусть даже патефон давно отпел своё, шурша прокрученной пластинкой... Вокс почти вибрировал от восторга. Казалось, он вот-вот заплачет. Позволив вести себя, он переставлял ноги немного неуклюже, но не мог оторвать расширенных глаз от глаз напротив. — Я в-вижу, тебе весело, — произнёс он с запинкой в последней попытке сохранить лицо. Долго, правда, не протянул. — Аластор, Аластор... — Терпение, друг мой, — промурлыкал Аластор и, положив свободную руку на его поясницу, заставил прогнуться назад. — Я и сам терпел столько времени. Несмотря на то что так желал тебя... — Пра-в... правда? — выдавил Вокс, весь горячий и скандально порозовевший. — Я... Ох, чёрт. — И был бы рад наконец сделать тебя своим, — продолжал Аластор. — Но боюсь, что мой метод придётся тебе... не по вкусу. — Твой... что? — Вокс поглядел на него с недоумением и вдруг обнажил зубы в нахальной улыбке, которой только силился придать уверенность. — Ах, да. Как я мог забыть! Тебя ведь хлебом не корми, дай только напустить на себя загадочность, как сраному лидеру культа перед паствой. Может, с другим дурачком и прокатило бы, но... Так чего ты хочешь, Мефисто? Душу мою? Забирай, мне она всё равно ни к чему! Он вымученно рассмеялся над собственной остротой, но тут же замер, когда Аластор взял его лицо в ладони. — Душу? Помилуй, целая душа мне не нужна. — И ласково погладил пальцем кожу под его левым глазом, где она потемнела от недосыпа и, вероятно, злоупотреблений известного характера. — Но я определённо готов исполнить твоё желание. Как насчёт небольшого договора? Quid pro quo. "А теперь посмотрим, как ты падаешь". Вокс надолго замолчал, всматриваясь в его лицо. В конце концов, они знали друг друга многие годы. Аластор улыбался, но по его глазам Вокс сумел прочитать и верно интерпретировать, была ли хотя бы доля шутки в сказанных им словах. Вокс обхватил его запястья бледными пальцами, словно искал утешения в этом прикосновении, и уткнулся взглядом куда-то вниз, почти не дыша. — Чего ты хочешь? — повторил он тихо. — О, сущую мелочь, — ответил Аластор, улыбаясь всё шире. — Твой глаз. — Мой. Глаз. — Именно. — А взамен? — Любое желание, мой дорогой. — Ты сумасшедший. — Возможно? — Нет. — Вокс стряхнул с себя его руки и отступил на пару шагов с перекошенным от ярости лицом. — Нет! Ни за что, больной ты ублюдок! Это, — он ткнул в себя пальцем, — лицо целой компании, мудила! Я новости веду! Меня вся страна знает! В отличие от одного древнего ископаемого, который прячется за своим богом забытым радио! Может, в этом всё дело? Ты пытаешься разрушить мою карьеру, потому что завидуешь моему успеху? Думаешь, я настолько отчаялся, чтобы пожертвовать всем ради твоей костлявой задницы? Обломаешься! Аластор равнодушно пожал плечами. — Ты вправе принять или отвергнуть мои условия, но другого предложения не будет. Это моё последнее слово, — сказал он подчёркнуто. Вокс тут же растерял всю браваду. Теперь в его дрожащих зрачках плясал настоящий страх. — Аластор, ты... ты не можешь так со мной поступить! Прошу тебя, подумай, что ты от меня требуешь, ведь это... За что? Да что я такого сделал, чёрт подери?! — Ничего, — ответил Аластор с улыбкой. — Как я уже говорил, только так я могу сделать тебя своим. Потому что, видишь ли, просто не умею любить иначе! Разве это несправедливая цена? Вместо целой души — половина, специальное предложение! Он откровенно развлекался, а на Вокса нельзя было, как говорится, взглянуть без слёз. От спесивого, самоуверенного шоумена осталась лишь жалкая тень. Он стоял как пришибленный, не в силах ответить, и снова искал что-то в лице Аластора, но не находил — либо находил прямо обратное, — и только погружался всё глубже в своё отчаяние. Очевидно, цена столь желаемой любви была ему не по карману. Если малодушный трус потратил столько лет лишь на то, чтобы продвинуться от намёков к подобию прямого признания — он сам себя доведёт до безумия, прежде чем согласится навек расстаться с чем-то действительно важным. Ему хватило ума осознать поставленный ультиматум и теперь он таял и тускнел на глазах, наткнувшись на глухую стену в конце туннеля. — Но как ты... Если бы я согласился, как бы ты выдрал мой глаз? — сказал он наконец. — Специальным инструментом, — охотно пояснил Аластор. — Не беспокойся, у меня уже имеется некоторый опыт в этом деле. Я не причиню тебе страданий сверх необходимости. — "Сверх необходимости", ну спасибо, блять, огромное. — Вокс схватил свою бутылку и протопал к выходу из комнаты мимо Аластора, грубо задев его плечом. — Знаешь, я всегда подозревал, что у тебя с головой неладно, но чтобы настолько! Нет уж, забудь об этом. Только уйму времени на тебя потратил! Сайонара, сукин сын! В бешенстве он хлопнул дверью так, что зазвенело стекло в книжном серванте. Аластор подобрал со спинки софы забытый красный галстук-бабочку и легко прикоснулся к нему губами, упиваясь разлившимся от груди по телу сладостно-мучительным теплом.