Раньше

— Ганнибал Лектер, немедленно остановись! — прокричала женщина вслед убегающему юноше. — Клянусь, если я ещё раз увижу тебя с ним, ты об этом очень пожалеешь! Но парень не слушал. Он остановился у высокой кирпичной стены, отделяющей величественное поместье Лектеров от старого леса, и начал быстро, но аккуратно взбираться по ней, наизусть зная каждый выступ, на котором можно подтянуться. И вот уже тенистый двор дома позади, и Ганнибал прыгнул с высоты четырёх метров прямо на мягкую траву. — Ну сколько раз я тебе говорил так не делать?! — к нему подлетел кудрявый парень, и, как истинный джентльмен, подав руку, помог встать, а затем притянул к себе. — Уилл, ты же знаешь, что я делал это уже тысячу раз, и не только в подростковом возрасте. И заметь, ни одного перелома или даже ушиба за всё время, так что избавь от этих наставлений, мне их хватает от моей дражайшей матушки, — Ганнибал, конечно же, хотел пообниматься с Грэмом подольше, но его мать должна была уже рассказать отцу об его выходке, а значит тот уже направлялся сюда. Уилл всё понял без слов, и они побежали прочь от дома к их месту, коим являлся крутой обрыв у моря. Там им обоим было спокойно, а иногда проскакивающие в беседе неловкие паузы заполнялись умиротворённым шумом волн. — Ты как? — спросил Уилл, когда они сели у самого края, беспечно болтая ногами так, будто одно неверное движение не стоило бы им жизни. — Всё хорошо. Во всяком случае, пока ты рядом уж точно, — иногда Грэму было искренне интересно: а Ганнибал вообще понимает, какой эффект на него оказывают все эти недвусмысленные фразочки? По нему так сразу и не скажешь, ведь они всегда произносились ровным, невозмутимым тоном, но, несмотря на это, каждый раз вгоняли Грэма в краску. — А ты, Уилл? Как ты себя чувствуешь? Вместо ответа Уилл красноречиво положил голову возлюбленному на плечо, прижимаясь ближе. — Часто я думаю о море, — вдруг неожиданно для себя самого произнёс он. — Как оно могущественно, и как ничтожны в сравнении с ним мы. Стоит сделать лишь шаг вперёд с этого обрыва, и никто никогда не найдёт твоё тело, обреченное всю следующую вечность лежать на глубине. Или же, если повезёт, то его вынесет на берег, но за тысячи миль отсюда. Это удивительно, не находишь? — Да, согласен. Но смерть сама по себе — тот процесс, который в умелых руках обращается в настоящее произведение искусства. Как ты думаешь, искусство можно перевести в эквивалент человеческих жизней? В отрыве от этики и норм права, разумеется. — Ох, я... Не думаю, что мне об этом судить, — Уилл поёжился то ли от мысли об убийствах ради искусства, то ли от мягкого, но уже прохладного бриза, игриво перебирающего каштановые кудри. — Но сама концепция лишения другого человека жизни для последующего превращения его в скульптуру или картину едва ли меня пугает или вызывает отвращение. Лектер удовлетворённо улыбнулся такому ответу, поднимая голову выше и начиная рассматривать бескрайний, как и море перед ними, небосвод. Смеркалось, и на его полотне уже начинали вырисовываться первые звёзды. Они невероятно походили на крошечных светлячков, которыми в тёмное время суток полнился лес за их спинами. Почти не было облаков, но одно из немногих до этого момента закрывало собой Луну. Самый её краешек показался из-за облака, создавая на водной глади мерцающую серебристую дорожку света. — Хорошо здесь, — тихо проговорил Уилл. — И я рад, что могу разделить этот момент с тобой. — в конце концов, не только же Ганнибалу можно бросаться фразами, подозрительно напоминающими флирт. — Спасибо, Уилл. Это взаимно, — как всегда безэмоционально отозвался Лектер, запуская пальцы в шелковистые волосы на чужом затылке. Этот жест заставил Грэма нервно дёрнуться и судорожно выдохнуть. От тех мест на коже, которых Ганнибал коснулся, вдоль спины прошли электрические заряды. Дьявол, такое для Уилла было интимнее, чем поцелуй в губы. Но невзирая на это, он подался назад, подставляясь под ласковые прикосновения. Этим он одновременно и выражал полную покорность и бросал вызов. Почувствовав движение головы, Лектер хитро ухмыльнулся, продолжая массировать нежную кожу и путаясь пальцами в густых локонах. — Ты не боишься того, что ждёт тебя дома? — поинтересовался Уилл. Он знал, как родители Ганнибала к нему относятся, потому что его семья не была богатой. Глупо, стереотипно, почти как в сказке. Но он всё равно чувствовал иррациональную вину за то, что из-за общения с ним Ганнибал всё больше дистанцируется от своих "близких". Так не должно быть... — Нет. Уилл, ты мне важнее, чем люди, судящие о человеке по количеству цифр на его банковском счёте. Лектер произнёс это твёрдо и уверенно, ни на секунду не сомневаясь в своих словах. С Уиллом он чувствовал себя по-настоящему живым, чего ему не хватало на бесконечных званых ужинах, походах в театр и оперу и встречах с нужными людьми. Его отца, кажется, не интересовало ничего, кроме знакомств с высокопоставленными, влиятельными людьми абсолютно во всех сферах — от бизнеса до политики. Но рядом с этим удивительным, несуразным юношей Ганнибалу не требовалось в нужный момент натянуть фальшивую "публичную" улыбку или покивать, когда отец рассказывает очередному безликому сенатору или бизнесмену о том, что "...мой сын два месяца назад начал учиться игре на клавесине, делает большие успехи...". С Уиллом можно было не притворяться, можно было в любой момент убежать на прогулку по прохладному тенистому лесу или сюда, посидеть, поговорить обо всём на свете. Лектер повернулся к Уиллу и коснулся своими губами чужих, выдыхая признание прямо в них: — Люблю тебя... Тело Грэма на три секунды охватила сильная волна дрожи, почти мгновенно стихая. Странно было слышать от вечно холодного, будто безучастного Ганнибала подобные слова; чаще он выражал симпатию действиями: тут обнимет, там поцелует, здесь шапку в мороз поправит, натянет пониже на лоб. Конечно, Уилл ценил это и не претендовал на большее, прекрасно осознавая, что среда, в которой его возлюбленный воспитывался, тоже внесла определенные коррективы. Но от этого получать искреннее признание было ещё приятнее. Уилл ощутил, как где-то неглубоко под ребрами разливается тепло, неразрывное с огромной привязанностью к Ганнибалу. Он приобнял его за плечи и стиснул пальцы так, как если бы боялся того, что Лектер словно дым юрко скользьнёт меж них, растворяясь в ночной мгле. — Ты даже представить себе не можешь, насколько это взаимно, — прошептал Грэм, наконец отстраняясь. Они просидели так ещё несколько минут, почти не переговариваясь. Слушали то, как невысокие волны разбиваются о скалы, редкие крики чаек и смотрели на звёзды. Каждый думал: "Как мне с ним повезло", но ни один никогда бы в этом не признался. После, когда Уилл уже почти задремал на плече Лектера, тот его аккуратно разбудил, и они разошлись по домам, точно зная, что обязательно встретятся снова. Встретятся и будут по-настоящему счастливы вместе.