***
— А ну, пошёл вперёд, чудовище! — за громкими словами последовал болезненный тычок древком копья в бок, затем ещё один, но уже в спину, — Иди-иди, тварь преисподней! И вот так всегда. Нет-нет, вам не врут. По крайней мере не постоянно. Если бы так всё время было — Хосок бы сейчас не шёл, спотыкаясь, по тёмному подземному переходу в окружении озлобленных мужиков в бесформенных балахонах. Развеяли бы его по ветру уже лет так дцать назад и не важно, что он прожил всего-то ничего. И знают они только как оскорблять! А Хосок ведь всего лишь обычный фокусник! Вот как чувствовал шестым этим чувством, что не стоило тогда выступать на городской площади. Разные слухи ходили о местной власти. Судя по тому, что он имел радость наблюдать, ни один из них не был не правдой. Местечко гиблое и захудалое. Народ неадекватный, весь преисполненный веры и раболепной боязни церкви. Дремучий, одним словом. Видать, судьба у него такая. Второй раз его уже ловят. И обидно, чёрт возьми. Да и не докажешь им, что Хосок не «трижды проклятый демон», а всего лишь уличный артист. Ага, ловкость рук и никакого мошенничества — просто проклятье на все века. Лучше бы он послушался отца и таки закончил староцерковную академию. Хотя, даже не представлял себя на месте этих. Этих обалдуев, которые кидаются на ни в чем не повинных людей! Собственно пора и представиться: Чон Хосок, придорожный фокусник, несчастный арлекин. Бежал из родного дома в возрасте четырнадцати лет вместе с путешествующим цирком. Имея ловкие руки, не зря, ой, не зря его благочестивый папуля заставлял по два часа в неделю заниматься музыкой, он через пару недель научился жонглировать, а через месяц — выполнять фокусы посложнее. Так и привёл его цирк в этот городок, а невинные фокусы в какие-то не внушающие доверия казематы. А чего это он всё про прошлое да про прошлое? Лучше о сумрачном настоящем. Вот сейчас, он, узник хорошо известного в этой стране церковного ордена — Пятилистного Клевера. И угораздило же его попасться именно к ним. Товарищи славились своей дремучестью, абсолютным неприятием всего им непонятного и сомнительно оправданной неизвестно кем агрессией. Всех несогласных с взглядами на жизнь храмовников вешали, сжигали и закапывали, остальные более менее благоразумные, старались лишний раз не отсвечивать. Каменистые, нависающие над головой своды с которых то и дело капала ледяная вода доверия не внушали. Почерневшие от времени и копоти стены с редко встречающимися факелами на них вызывали какие-то смутные опасения. Казалось, что потолок, подточенный временем и водой, вот-вот рухнет на многострадальную голову. Сколько раз он уже успел споткнуться на выщербленном в камне полу — невозможно и сосчитать. А на повороты и узкие проходы вообще перестал обращать внимание ещё на третьем. — Быстрей иди, отродье, — ещё один ощутимый тычок в несчастный бок. — Вы вообще-то и права не имеете! Особенно копья распускать! — и он снова получает по голове. Может, хоть когда-то научится он молчать себе во благо. Спустя вереницу бесчисленных поворотов и болезненных тычков во все возможные места Хосок с конвоем наконец-то достиг нужного места. Тяжёлая железная дверь со скрипом распахнулась. Фокусник сдавленно охнул. Хуже камеры себе и представить нельзя — с потолка и со стен течёт чуть ли не ручьём, на полу крысиный помёт и гнилое сено, ни одного, даже узенького окошка и скрипучая, толстенная, железная дверь с огромной щеколдой и едва ли не амбарным замком. — Вы издеваетесь, многоуважа… — он не успев договорить, влетел в камеру кубарем, полностью пачкаясь и сдирая кожу ладоней об скользкие камни, — Я вам это припомню! Да я. Да вы. Да я вас прокляну!!! — Не стоит так говорить. Особенно здесь, — тихий и мелодичный голосок, в ранее казавшейся пустой камере, заставил Хосока мгновенно заткнуться и остолбенеть, — От этого будет лишь хуже. Фокусник медленно обернулся к источнику звука. Из самого тёмного угла камеры выглянул юноша. В такой кромешной темноте было трудно, конечно, всё детально рассмотреть, но Чон, сразу же понял, что тот до неприличия красив. Даже как-то не по-человечески красив. Парень, не поднимаясь на ноги, выполз из угла ближе к дёрнувшемуся Хосоку и тихо спросил: — А вы из каких будете? Вампир, демон, оборотень или тёмный маг? — яркие изумрудные глаза насмешливо вспыхнули в луче тусклого света, пробивающегося в узкие щели между дверью и стеной, — Или бунтующий пророк? — Фокусник я, — Хосоку показалось, или его голос прозвучал уж слишком ядовито, он с досадой пнул железную дверь и тут же взвыл от вспыхнувшей боли в и без того разодранной ноге, — А тут мне предъявили обвинение в пособничестве демоническим силам и контакте с потусторонним миром! Совсем сбрендил нынче ваш старик Сокджин, — Чон разогнулся и оглядел сидевшего юношу, — А ты кто, красавец? Парень залился громким смехом и, нахохотавшись вдоволь, произнёс: — Я — Тэхён, обычный крестьянин, который в неудачную минуту пришёл проведать своего покойного папеньку на кладбище, где меня схватили эти, — парнишка с неприязнью мотнул головой в сторону двери, — Объявили ведьмой и заявили, что через несколько дней, если я не признаюсь в колдовстве, меня сожгут на костре. Как будто, если признаюсь, не сожгут, — пробурчал еле слышно, — А как вас зовут, господин фокусник? Хосок неожиданно для себя засмотревшийся на своего вынужденного собеседника пропустил вопрос. У Тэхёна оказались ярко-рыжие волосы, изумрудные, живые глаза и тонкие черты лица. Видимо, на свободе отбоя от кавалеров не было. На щеке виднелась аккуратная родинка, которая придавала какой-то мистический шарм кукольному личику. — Ау, господин фокусник, вы меня вообще слышите?! — парень щёлкнул пальцами перед его носом и снова звонко рассмеялся от чужой реакции. Чон тряхнул головой, отгоняя от себя неуместные мысли, и, пройдя в камеру, вальяжно раскинулся на собранном в углу мокром сене. — Хосок я, сын знатного купца, который по детской глупости сбежал из дома с бродячим цирком. А сейчас, демонстрируя народу ловкость рук, угодил в эту дыру, — мужчина грустно вздохнул и наигранно закатил глаза, — Меня пытались избить чётками, потом изгоняли дьявола какими-то припарками, и после окончательного провала засунули сюда. Тэ, как мысленно окрестил рыжий подарок судьбы, Хосок с интересом слушал и вздохнул. Затем прилёг около парня и по-детски обиженным тоном выдал: — Мне всего девятнадцать, а я вынужден пропадать здесь, среди этих крыс. Хотя, теперь скорая кончина меня не пугает — появился хоть кто-то, с кем я могу поговорить, — он обворожительно улыбнулся и обвёл Хосока изучающим взглядом. Надо признать, впечатлительного, когда не надо Чона от этих слов и недвусмысленных поползновений под бок словно током ударило. Была надежда лишь на одно — в камере темно, и Тэхён не заметит, как судорожно заметался его взгляд. — И мне приятно находиться в таком обществе, — он воздел руки к небесам, а точнее, к протекающему потолку, и пафосно произнёс, — Пока смерть не разлучит нас! — и улыбнулся, услышав хрустальный смех соседа, разнёсшийся по крохотной камере. — Я даже не удивляюсь, почему вас сюда засунули, — Тэхён скрестил руки на груди и тихо продолжил, — вы слишком живой для них. И они боятся, что из-за таких, как вы — могут вспыхнуть восстания и вся церковная власть в мгновение рухнет! — парень взмахнул руками, изображая взрыв, который по всей видимости и доложен был привести к краху религиозного кошмара. Хосок задумчиво оглядел собеседника и, подумав, кивнул: — Вы правы. И вы такой же, как и я. Ах да, что хотел спросить. Сюда хоть когда-то кто-то заходит? — Да, каждый день проходит некий инквизитор по имени Намджун. Он меня уже достал своими проповедями! — парень надул и без того пухлые губы, став похожим на капризного ребенка, — Иногда с ним приходят адепты, но это когда как. Откуда-то сверху раздался душераздирающий вопль. Тэхён неосознанно прижался к вздрогнувшему Хосоку, закрыв ладонями уши, и прошептал: — Такое бывает не часто. Они крайне редко кого-то пытают. Не успел он договорить, как где-то в коридоре раздались шаги. К удивлению Чона, эхо от них, оказывается, было слышно чуть ли не с самого верха. Получалось, что кто-то спускался на их этаж. Хосок прижал дрожащего хохотуна к себе и сдул упавшую на глаза тёмную прядь. Шаги раздавались все громче и ближе. Через пару минут они услышали и приглушённые голоса. Затем в щёлке под дверью заметался свет — крысы по углам камеры с писком разбежались кто куда. Дверь со скрипом медленно распахнулась. Фокусник вскинул упрямый взгляд небесно-голубых глаз на вошедшего, а Тэ, притихнув, жёг изумрудным взглядом неожиданного гостя. В камеру уверенным шагом зашёл высокий мужчина в рясе с накинутым на голову капюшоном, полностью скрывающем лицо. Хосок уже был почти уверен, что это будет почтенный старец, который дребезжащим от старости голосом начнёт уверять их с Тэ покаяться в своих грехах и рассказать многоуважаемой церкви всё, что знают о тёмных силах. «Дряхлый старикан» сбросил с лица капюшон и Хосок обомлел. Инквизитором по имени Намджун оказался почти его ровесник! Мужчине, стоящему перед ним, можно было от силы дать лет двадцать пять, ну ладно максимум тридцать. Чон тихо сидел на полу, приоткрыв от удивления рот и почти не мигая. Тэхён, заметив это, незаметно ущипнул его за спину, что заставило фокусника дёрнуться и состроить другое выражение лица. Намджун едва заметно ухмыльнулся и презрительно оглядел парочку сверху вниз. У него оказались пронзительные чёрные глаза, не лишённые живого, а Хосоку показалось и лукавого блеска. Инквизитор полностью сбросил с головы капюшон, и Чон совсем обалдел. У «мучителя» оказались длинные белоснежные волосы, которые тут же рассыпались по плечам жемчужным водопадом. Тэхён, который, видимо, не раз уже встречался с этим типом, даже глазом не моргнул, а продолжил, еле сдерживая смех, наблюдать за реакцией фокусника. А вот ему было совсем не смешно — казалось, что еще несколько минут и челюсть с глухим стуком шлёпнется на мокрый пол. Из-за спины инквизитора выглянул, судя по росту и комплекции, ребёнок лет пятнадцати. Он был в похожем балахоне и в капюшоне, скрывающим лицо, и Чон сначала даже не понял, кто это. Капюшон немного сполз, открыв женственно прекрасное личико с кожей, которая казалась белее снега, и с такими же чёрными и пронзительными глазами, как и у Намджуна. «Девчонка!» — мелькнуло в мыслях, и фокусник задался вопросом, что может делать такая юная и прекрасная леди в грязных и темных подземельях под резиденцией Клевера. — Юнги, прекрати дурачиться и иди сюда, — резко и как-то вибрирующе низко рыкнул Намджун. «Юнги? Какой Юнги? Он что, ещё кого-то сюда притащил?!» — с негодованием воскликнул внутренний голос, а Хосок сам продолжил заинтересованно осматривать молодую леди. Можете себе представить его шок, когда Юнги оказалась эта самая «леди»! Которая подпрыгнула и, едва не обронив чётки на пол, встала около самого инквизитора. Капюшон свалился с головы, и стали видны такие же белоснежные локоны, как у Намджуна, ниспадающие на узкие плечи, кончики которых мелко завивались. Благо, они находились почти в полной темноте, и никто из присутствующих не заметил, как щёки Хосока налились багровым румянцем, когда он понял, что это вовсе не прекрасная леди, а молоденький адепт. Да ещё и, кажется, родной брат трижды проклятого инквизитора! Хосок продолжал мучительно краснеть, ужасаясь своим мыслям, как вдруг Намджун заговорил: — Думаю, представляться нет смысла. Эта рыжая ведьма тебе точно уже всё рассказала, — он с ухмылкой посмотрел в глаза шипящему от злости парню и снова посмотрел на Чона, — Я пришёл с миром и со словами от Господа Бога. Раскайся, и все твои грехи пропадут. Ты ведь должен понять, что связь с нечистым — наиболее страшный грех, и помочь от него избавиться может только церковь! — инквизитор взмахнул широкими рукавами и подошел к ним поближе, — Раскайся, ведьмак. Стоит тебе лишь очиститься изнутри и снаружи — как мы тебя отпустим! — А очищаться через костер придётся? Пардон, но моим обугленным костям не будет никакой выгоды от вашего милосердия, — Хосок презрительно взглянул в тёмные глаза своего противника, будто бросая немой вызов. Ответом ему было ледяной взгляд и молчание. Намджун возмущённо подался назад, что-то прошептав и порывисто перекрестившись: — Дитя Люцифера! Ты будешь наказан за свою дерзость! Да как ты смеешь разговаривать так с посланником Божьим?! К удовлетворению Хосока, в глазах напротив вспыхнуло негодование. Молоденький адепт за его спиной сжался и испуганно наблюдал за фокусником, внимательно вслушиваясь в слова. Было заметно, что Тэхён его вообще не интересует. Нечаянно встретились взглядами — Хосок застыл. Во взрослом взгляде парня не читалась ненависть, лишь любопытство и ещё что-то. И это что-то он никак не мог понять. Одёрнула его лишь пощёчина четками. Хосок перевёл взгляд на разгневанного отсутствием реакции инквизитора. К собственному удивлению, ему было плевать на то, что Намджун делает. Обычно он даже коснуться себя не позволял. А сейчас ему всего лишь хотелось снова вернуть миг, когда парень смотрел в его глаза. Хосок поморщился и снова уставился на адепта, рассматривая его лицо. Что-то упорно не давало ему покоя. Как будто парнишка был в маске, и она периодически пыталась слететь. Юнги, судя по всему, был удивлён донельзя чужим поведением и, наверное, этим слишком откровенным взглядом. Заметив то, что его столь пристально разглядывают, он покраснел и юркнул за спину старшего брата. — Дерьмо, — вяло откликнулся внутренний голос, — Может ты прекратишь так пялиться на пацана, а? — А что такое? Имеешь что-то против?! — мгновенно вскинулся в глубине души эстет и ценитель прекрасного. Занудный и унылый голосок ехидно выдал: — Да нет. Просто и так видно, что ты умудрился втрескаться меньше, чем за минуту по самые уши. А то и смотришь на него, как голодная собака на колбасу! Отвечать своему эго Хосоку мгновенно расхотелось, и он себя поймал на пугающей мысли, что так и есть. Нет, ну вы не подумайте, Хосок вообще-то не ветренный. Просто… Просто очень захотелось ударить себя чем-нибудь тяжёлым по голове. Получалось, что всё-таки он ветренный, если ему так сильно и с первого взгляда понравился незнакомый парень. Отвратительно. Просто отвратительно. К суровой реальности и крысам его вернул идиотский вонючий веник, вынутый инквизитором откуда-то из широкого рукава. Он облизал губы, смакуя появившийся вкус болота на языке, и тихо прохрипел: — Чего тебе надобно, дитя Света? — он с садистским удовольствием наблюдал за расширившимися глазами инквизитора, — Проваливай отсюда. — Да ты, да я! Мрак! Тебя сожгут на главной площади, — прошипел Намджун, озлобленно сверля взглядом то Хосока, то сжавшегося в уголке Тэхёна, — Ты будешь умолять на коленях пощады!!! Понял, чёртово отродье?! Я тебе. Я тебе ещё покажу! И ведьме твоей! Вы оба будете завывать привязанными к горящим крестам! — разнервничавшийся инквизитор буквально вылетел из камеры. Затем вернулся за забытым адептом, мнущимся на месте, и за шкирку сгреб запуганного мальчика, который громадными глазами продолжал наблюдать за странным фокусником, и вытащил в тёмный коридор. Послышался негромкий разговор, затем один голос сорвался на крик, и послышался гулкий звук от смачной пощечины, и торопливые шаги. Свет из щёлки под дверью заметался и погас. Хосок и Тэхён остались в полной темноте. — Ты знаешь, что ты идиот? — тихий голос парня раздался около уха. Тэхён с таким чувством задал вопрос, что Хосок на мгновение растерялся, не зная, что на него ответить. — Знаю, — он грустно вздохнул и ободряюще улыбнулся, — Не волнуйся, друг верный мой, гореть мы на площади не будем. По крайней мере на этой! Он приобнял рассмеявшегося парня за подрагивающие плечи и закрыл глаза. Первый день в этой тюрьме закончился лишь потраченными нервами инквизитора. Фокусник провёл рукой по лицу, размазывая какую-то странную жижу, оставшуюся от веника. Неужели кто-то и правда считает, что болотный смрад гоняет нечистую силу? А как же банши и те, кто, по поверьям, проживают на болотах? Расслабившись и пригревшись, Хосок почти сразу же погрузился в неспокойный сон. Перед глазами мелькали разные лица, пока не появилось одно. Оно не покидало сон до самого утра. Странный Юнги, младший брат инквизитора. Хосок ворочался во сне и мечтательно улыбался, вызывая удивление у чутко спящего Тэхёна. Часы наверху пробили двенадцать — начался второй день.***
Да, пробуждение здесь нельзя было назвать приятным — громогласный шум, противный скрип железной двери, громкий вопль «С добрым утром, твари!» и почти выплеснутая в лицо тарелка с несъедобной похлебкой явно не способствовали благостному настрою. Ничего не ответив на столь приятное приветствие, Хосок вновь улёгся удобнее и принялся наблюдать за тем, как обрадованные крысы дерутся за его завтрак. Тэхён, к большому удивлению фокусника, тоже налёг на остатки ужасного завтрака, не успевшие вытечь из щербатой миски, и за минуту съел всё, даже не поморщившись. — Как ты можешь есть эту гадость? — Фокусник шокированно посмотрел на парня. Ему самому казалось, что он лучше подохнет с голода, чем рискнёт взять в рот противное варево. Тэ пожал плечами и облизал ложку, из-за чего по спине фокусника пробежало стадо мурашек. — А что тут такого? Голод не дядька, я здесь давно практически привык, — Тэхён чуть улыбнулся в темноте и отставил тарелку с ложкой к двери. Затем откинулся на прогнившее сено и сонно зевнул, — Я из-за твоих ворочаний во сне едва уснул! Хосок снова вздрогнул и поёжился. Ещё не хватало того, чтобы Тэхён разобрал имя, которое тот бормотал на протяжении всего сна. В голове снова вертелся испуганный адепт. Да, его Хосок не сможет никогда забыть. Чон мечтательно вздохнул, погружаясь полностью в свои мечты и желания, окончательно отгораживаясь от окружающего мира. Из такого приятного мне забвения его вывел испуганный возглас Тэхёна. Он, оказывается, уже более пяти минут теребил чужой рукав. — Ч-что? — Чон потерянно взглянул в изумрудные глаза рыжеволосого. — Слышишь шаги? В это время никто не приходит обычно. Недоброе что-то будет, — парень прижался к чужому плечу, испуганно поглядывая на дверь. Хосок прислушался — и вправду, ясно различил быстро приближающиеся шаги. В душе зародилось гадкое чувство. Он лишь сглотнул и отполз подальше от кованой двери, потянув за собой и «ведьму». И вовремя, надо сказать. Дверь с грохотом распахнулась, и они получили возможность лицезреть кого вы бы думали, инквизитора Намджуна, собственной незваной персоной. Не то чтобы к ним в камеру ходили по приглашению, но всё-таки. Тёмные глаза инквизитора излучали ехидство. Чон с надеждой попытался заглянуть за спину высокому блондину, всё ещё мечтая рассмотреть там хрупкую фигурку Юнги. Но тут же зажмурился от яркого света — в комнату вперед Намджуна зашла стража с факелами в руках. Инквизитор подошел к ним поближе, всем своим видом выражая полнейшее презрение, и развернул длинный пергамент, выуженный откуда-то из рукава. Он кашлянул и, еще раз взглянув на пару, начал заунывно читать: — Высшим законом и властью, данной Тринадцатью Орденами, выносится приговор Чон Хосоку в связи с контактом с тёмными силами и не желанием раскаяться в своих грехах, которые включают в себя и подталкивание народа к бунту. И он приговаривается к публичному сожжению 18 числа сего месяца, — змеиная улыбка исказила тонкие губы инквизитора, полностью изуродовав ранее показавшееся прекрасным лицо. Буквально секунду спустя он развернул второй свиток, появившийся таким же неожиданным образом: — Высшим законом и властью, данной Тринадцатью Орденами, выносится приговор Ким Тэхёну в связи с порочными связями с нечистым, а также из-за жалоб соседей на то, что ведьма наводит порчу на них и их детей. И он приговаривается к публичному сожжению 18 числа сего месяца. Хосока едва не стошнило слушать этот противный, елейный голосок. Он лишь сильнее прижал к себе дрожащего друга и озлобленно посмотрел на довольную мордашку инквизитора. Он как раз и заговорил: — Завтра, ровно в полдень, вы будете сожжены на главной площади при большом скоплении народа, каждому из вас будет дано одно последнее желание. И вам решать, каким оно будет. Просьба о своем помиловании желанием не является, — Намджун хитро усмехнулся, — Так как вас двое — кто-то может отказаться и передать свое желание другому смертнику. — А форма одежды парадная или в рабочем можно? — уточнил фокусник, замечая, как у Намджуна дёргается глаз. Хосок едва сдержался, чтобы не хихикнуть в смазливую мордашку блондина. Не дождавшись нужной ему реакции, Намджун проигнорировал вопрос, тихо фыркнул себе под нос и, махнув полами балахона, вышел из камеры, за ним последовала и стража. Только после того, как гулко захлопнулась дверь, оба пленника выдохнули. Державшийся из последних сил Тэхён наконец-то дал волю чувствам — расхохотавшись до слёз, парень уткнулся в плечо фокусника, и через минуту тот почувствовал, что у него намок рукав. Он лишь гладил его по огненным волосам, даже не зная, что сказать. А слов-то было много. Во-первых, ужасно не хотелось умирать. Тем более вот таким способом. Во-вторых, что-то он не понял, с чего это вдруг Тэхён ржёт, как больная лошадь. Он прикрыл глаза и откинулся на холодную стену. Тэ уже перестал смеяться и теперь только тихонько всхлипывал. — И что это было? — уточнил Хосок. — Нервное? — хмыкнул тот. Не сказать, что Чона сильно удовлетворил такой ответ на вопрос, но задавать ещё он не решился. Правда, то самое шестое чувство трубило, что он явно чего-то не знает. Не может человек, которого приговорили к костру буквально за сутки, быть настолько спокойным и смеяться аж до слёз. Хотя быть может, Тэхён просто псих? Фокусник прикрыл глаза, стараясь не размышлять о странном поведении невольного соседа, погружаясь в дрёму. А потом перед глазами появилась картинка — белоснежные волосы, пронзительные тёмные глаза, по-детски прекрасное личико и слабый румянец на щеках. Наверное, именно поэтому он его и запомнил. Было что-то в Юнги такое, что не давало выбросить его из головы. Грустно, ой как грустно, помирать, так и не дав волю чувствам. Чон сидел и думал, гадал, пытался найти выход из положения. Иногда ему даже казалось, что он его нашёл. Но тут же терял его в море иных догадок и доводов. Перед глазами всё поплыло, и он медленно сполз на мокрое сено, окончательно погружаясь в объятия Морфея. Так спокойно Хосок не спал очень давно. Его не мучили кошмары, ему не снились неприятные моменты прошлого, на протяжении всего сна улыбался испуганный адепт, сверкая чёрными, словно ночь, глазами. Когда Чон наконец проснулся, то обнаружил, что Тэхён ещё спит, или снова уснул, и облегчённо выдохнул. Он принялся рассматривать в почти полной темноте это хрупкое создание — ему не верилось, что завтра он в последний раз увидит этого рыжеволосого весельчака. Казалось бы, они знакомы меньше суток, а по ощущениям целую долгую жизнь. Фокусник взгрустнул окончательно. А ещё обиднее, что он… Нет-нет-нет, даже думать о таком нельзя. Его щёки покраснели, и он рьяно замотал головой, выбрасывая странные мысли. Да, стоит признаться, что внезапным сокровенным желанием Хосока стало вновь увидеть Юнги. Даже не увидеть, а коснуться. Он ему казался кем-то таким неосязаемым и невозможным, что Чон ловил себя на мысли, что если прикоснусь к этому светловолосому чуду — он рассыплется на миллиарды мельчайших серебряных пылинок. И взмоет с лёгким ветерком в небо, где его окончательно потеряют. Такого далекого и желанного, маленького ангела. Хосок, признаться, никогда ни во что не верил, но эти бездонные глаза просто заставили его это сделать. И он поверил, поверил! И в любовь с первого взгляда, и в провиденье, и даже в то, что сам есть ведьмак. Готов был начать преклоняться перед белокурым юношей, как перед ангелом, спустившимся на землю. Ведь он таким и кажется. Кажется, будто над его головой есть сияние, что являет всем глядящим на маленького ангела веру, надежду и любовь. Фокусник осознал, каким будет последнее желание. Он хотел дотронуться до него, до своего ангела, до того, кто мимолетным появлением буквально украл у него и сердце, и душу. И будь что будет. После этой мысли он снова нырнул в пучину сновидений.***
Хосок проснулся подозрительно бодрым и беспричинно весёлым. Надо сказать, что это состояние его немного обеспокоило, но он мгновенно о нем забыл, вспомнив, что это — последний день бренной жизни. Фокусник огляделся в поисках своего друга и удивленно застыл. Тэ уже не спал, и, судя по всему, давно. Парень сидел недалеко от Чона, обняв колени. Смотрел перед собой и что-то тихо бормотал себе под нос. Хосок зевнул, потянулся, пытаясь размять затёкшие ноги и руки, не добился успеха, подполз на четвереньках к Тэхёну и обеспокоенно заглянул в лицо. Тот видимо витал в своих мыслях. Чон грустно вздохнул и обнял его за плечи, затем прошептал: — Ты, главное, не расстраивайся, — и тут же понял, какой он бред только что выдал. Их через некоторое время псих в рясе сжигать поведёт, а он ему: «Не расстраивайся!». Хосок виновато посмотрел на Тэхёна — тот ему молча кивнул и положил рыжую голову на плечо. Фокусник погладил парня по растрёпанным волосам и ободряюще улыбнулся, затем снова прошептал: — Я что-то обязательно придумаю! Зачем он так говорит, спросите вы? Да просто потому, что ему больно было бездействовать. Привык всегда решать, делать и двигаться только вперёд. Идей и планов по спасению их бренных тел от «святого костра» не было, но это не мешало хотя бы делать вид, что они имеются. Просто в разработке. Хосок вздохнул и обвёл взглядом тёмную комнату. В коридоре раздались тихие шаги. Чон прислушался, удивляясь ещё одному посещению. Не тюрьма, а проходной двор какой-то. Здесь что, больше никого, кроме них, нет? — Странно, стража обычно не так ходит, — разглагольствования и пространные размышления его альтер эго прервал негромкий разговор около двери в камеру. Затем дверь приоткрылась, и внутрь вошёл человек. Тэхён видимо успел задремать и даже не открыл глаз, продолжая мерно посапывать на плече. Хосок уложил парня на влажное сено и выпрямился во весь рост, вызывающе глянув на «гостя». Незнакомец осторожно сбросил с головы капюшон, и Чон обомлел. Перед ним стоял Юнги. Хосок замер и отшатнулся к стене в поисках опоры, не решаясь даже что-то сказать, перед глазами как будто полыхнуло, и он едва не рухнул на влажный и грязный пол. Юноша произнёс тихим, дрожащим голосом, перебирая тонкими пальчиками чётки: — Я могу помочь вам выбраться. Да, но только одному. Вы ведь не ведьмак, вы ведь добрый и, — парень окончательно запутался и тряхнул головой, покраснев. Он вжался в противоположную от фокусника стену, немного подрагивая то ли от холода в камере, то ли от своей смелости. У Хосока в мыслях промелькнуло — обнять, согреть и успокоить. Чон уже было согласился на предложение, как его взгляд скользнул по спящему на сене Тэхёну. Сердце ёкнуло. Вот он сейчас уйдёт, а он погибнет мучительной смертью. Хосок ступил шаг к нему и, присев на колено, осторожно разбудил и шепнул на ухо: — Вставай. Тебе нужно уходить, — он отвёл взгляд, чтобы Тэ не видел отблеск затаённой горечи в голубых глазах. Парень, ничего не понимая, заторможенно кивнул и поднялся с грязного сена, стряхивая с себя прилипшие соломинки. — Юнги тебя проведёт, — Хосоку показалось, или его голос всё же дрогнул? Благо, Тэхён был сонный и, судя по всему, ещё не до конца понимал, что творится. Фокусник подвёл неожиданного друга к хрупкому адепту у дверей и тихо произнёс: — Он пойдёт. А я останусь. Я слишком много причинял проблем в своей жизни, чтобы даже тут струсить и подставить его, — Чон кивнул на рыжеволосого, который непонимающим взглядом смотрел то на Хосока, то на Юнги, — Сделай так, чтобы он остался жив. А я, а я буду здесь, — его губы расплылись в наигранной улыбке, и он снова взглянул в бездонные глаза Юнги. На долю секунды ему показалось, что в испуганных глазах мелькнуло что-то ещё, но он не успел зацепиться, и эмоция исчезла без следа, на её место вновь вернулся будто бы страх и что-то ещё абсолютно неописуемое. Юноша кивнул, приоткрыл двери и, пропустив вперёд Тэхёна, собрался было выйти, как Хосок, не понимая, что делает, удержал его за острый локоть. — Юнги, пусть Господь отпустит мне все грехи, — фокусник будто слышал свой голос со стороны. Адепт странно заглянул в глаза фокусника, будто пытаясь заставить его поменять решение и пойти вместо друга. Хосок не выдержал. Обхватив ладонями мраморно-бледные щёки юноши, мягко коснулся его губ своими. Не осознавая, что делает, он провёл пальцами по шёлковым белоснежным локонам и, не прерывая поцелуя, заглянул в расширившиеся глаза адепту. Благо они находились почти на одном уровне с его — удивление смешалось с испугом, а испуг, в свою очередь, перерос во что-то фокуснику неизвестное. В глазах Юнги блеснули слёзы. — П-прости меня… Прости мне если сможешь. И только не плачь, — он собрал пальцем скатившиеся по щеке прозрачные слезинки. Юноша продолжил немо смотреть ему в глаза, и Хосок только заметил, судорожно цепляться за руку. — Таким, как ты, нельзя плакать. Ты слишком прекрасен, — горячий шёпот Хосока был больше похож на бред сумасшедшего. Он снова прильнул к чужим губам, почувствовав, что юноша доверчиво прижался в ответ. Фокусник осторожно обнял адепта за хрупкие плечи, боясь нарушить эту, казавшуюся невозможной, идиллию. Юнги прикрыл бездонные глаза и осторожно, приподнявшись на носочки, обнял за шею. И Чон понял, что впервые действительно счастлив. Первый раз в своей никчемной жизни. Он с сожалением оторвался от сладких губ и снова прошептал: — Вам с Тэхёном уже пора. Прошу, пусть хоть он будет жить, а я перед смертью буду молиться не Богу, а тебе, — после этих слов он порывисто поцеловал ошарашенного и готового разрыдаться от бездействия парня и вытолкнул из камеры, захлопнув железную дверь. Затем прижался к ней спиной, понимая, если ещё раз увижу это лицо, эти глаза, эти губы, полностью забуду о неписанном кодексе джентльмена и, предав Тэхёна, брошусь вслед Юнги. Он облизал припухшие губы и почувствовал солёный привкус. Непрошенные слёзы катились из глаз, спазм сдавливал горло. Через пару минут Хосок, глубоко вдохнув и с силой выдохнув, успокоился и вытер покрасневшие глаза рукавом. Вернулся на разбросанное село и попытался уснуть, чтобы не мучиться отведенное время. Фокусник проснулся от стука в дверь. Неслыханная в этих краях тактичность! Отполз подальше, да и вовремя — дверь с грохотом открылась, и тут же раздался возмущённый взвизг инквизитора, который первым заметил исчезновение одного из «подсудимых». Чон лишь сонно ухмыльнулся и стиснул зубы, когда его за ворот рваной рубашки выволокли из грязной камеры. Намджун оказался настолько возмущён, что кидался проклятиями направо и налево и чуть ли ядом не плевался. Хосок, молча, с гордой улыбкой наблюдал за чужой истерикой. Фокусника торжественно отвели на главную площадь, где под взглядами разношёрстной толпы его привязали к какому-то непонятному столбу, по всей видимости, полагая, что акт сожжения на этом убогом местечке должен был произвести какой-то потрясающий эффект в народе. Хосок, смирившийся со своей участью, спокойно терпел и ждал, когда это представление закончится, и мучения его тоже. Стражники обложили вокруг каким-то непонятным сеном, выглядящим так, как будто его взяли из их же камеры. Чон посмотрел на безоблачное небо, потом перевёл взгляд на хмурящегося инквизитора и мелькающего за ним Юнги. Молодой человек как-то странно себя вёл, периодически улыбался сам себе и вообще расстроенным не выглядел. В груди неприятно кольнуло. Хосок, конечно, не особо надеялся, что резко вспыхнувшее чувство охватило не только его, но расстроиться от отсутствия чужого сожаления всё равно успел. Юнги быстро смирился с тем, что Хосока признали ведьмаком, и, видимо, выбросил его из головы. Впрочем, неудивительно. Знакомы они не были, дальше имён не уходили. Кто бы сомневался. Намджун внимательно осмотрел на скорую руку собранный костер и отошёл назад, делая знак стражникам. Ближайший стоящий к Хосоку высек огонь, поджёг принесённый с собой факел и поднёс его к сену, видимо полагая, что оно быстро разгорится. Ничего не происходило. Голоса на площади медленно начали стихать. Все собравшиеся удивлённо уставились на не горящее сено и на стражника, безуспешно тыкающего в сено факелом. Сено упорно не горело. Стражник пыхтел и старался. Намджун, которого совершенно не устраивало такое положение дел, вызверился и выхватил из его рук факел. — Пошёл вон, ничего нормально сделать не можете. Всё приходится самому, — проскрипел он и начал пытаться поджечь. Всё ещё ничего не происходило. Намджун перевёл взгляд на Хосока, и фокусник насколько позволяло его положение, пожал плечами: — Я здесь не причём. — Это все ты, ты дьявольское отродье. Ну, погоди, сейчас я все исправлю. Намджун поджёг ещё один факел и продолжил тыкать в сено уже двумя. Всё ещё ничего не происходило. По площади пронеслись легкие шепотки и смешки. Честно сказать, инквизиторов в народе не очень-то любили. Они гребли чаще всего без разбору, обвиняли всех, кого можно и нельзя, и совершенно не разбирались, действительно ли человек принадлежит тёмным силам или это все досужие домыслы. Хосок ощущал себя весьма неловко. Привязанный посреди огромной площади в окружении людей, половина из которых уже откровенно насмехалась, хотелось бы верить, что не над ним. Он скосил глаза вниз. Выглядел он весьма непрезентабельно для публичных выступлений. Впрочем, его непотребный внешний вид мерк на фоне проваливающегося акта веры. Или что это вообще такое? Даже в цирке такого позора не случалось. Выглядело это совершенно ужасно. Намджун пыхтел, тыкал факелом в рассыпающиеся во все стороны сено. Сено не горело. Народ ликовал и смеялся. Хосок перевел взгляд на стоящего поодаль Юнги и заметил, как тот тоже посмеивается, глядя куда-то за спину фокуснику. К сожалению, голову повернуть он не мог, и увидеть, что происходит у него за спиной, тоже. Толпа пораженно ахнула. Фокусник напрягся. Площадь мгновенно затихла, а рядом с Чоном прямо на сено опустился Тэхён. Ведьма хихикнула и произнесла: — Ну что, дорогой мой друг, пришло время отдавать должок. Ты освободил меня, а я спасу и вас. Ты же пойдёшь? Чон заторможено кивнул, привычно шутя: — Конечно, тут и огоньку не допросишься. Умирать ему сегодня, завтра и в ближайшее время совершенно не хотелось. На границе сознания появилась какая-то мысль. — А кого нас? — переспросил он. Тэхён звонко рассмеялся, ловко распутал веревки, совершенно не смущаясь того, что вокруг них была замершая толпа. Протянул руку сначала фокуснику, а потом и смеющемуся Юнги. — Нас? Это нас! Он снова хихикнул и кинул им под ноги какой-то мешочек. Их окутал непонятный туман с лёгким запахом свежескошенной травы. С площади они исчезли, оказавшись на какой-то невероятно красивой опушке леса. Города видно не было, и фокусник разумно предположил, что, скорее всего, они находятся где-то на границе с их государством, в тех лесах, куда ещё не ступала нога человека. — Ну что ж, — весело пропел Тэхён, — добро пожаловать в нашу обитель. Начнем, пожалуй, жить с чистого листа. Он круто развернулся на пятках и пошёл вглубь леса. Хосок переглянулся с Юнги, бывший адепт пожал плечами, будто сбрасывая с себя что-то. Фокусник с удивлением обнаружил, что молодой человек, вовсе и не такой молодой. По первому впечатлению, будто с его лица спала какая-то личина. И перед ним стоял хоть и практически такой же и молодой, но всё-таки мужчина. Максимально похожий на того, кто ему понравился. Но как-то неуловимо изменившийся. Объект его изучения хмыкнул: — Что? Уже не так сильно нравлюсь? — Я вообще-то этого не говорил, — заворчал Хосок и двинулся по тропинке вслед за ушедшим Тэхёном. Юнги рассмеялся и махнув рукой сменил убогий и порядком надоевший балахон на привычный костюм направился за ними. А на опустевшей площади тем временем Намджун готов был вырывать волосы себе на голове, потому что, когда морок ведьмы с ее исчезновением спал и на столбе не оказалось никого, зато на нём самом горела ряса.***
— Папа, я всё равно не понял, каким же образом ты стал адептом в церкви? Ты же тоже ведьма, — удивлённо переспросил Чонгук. Юнги звонко смеялся, потрепав сынишку по голове: — О, дорогой мой, всё очень просто. Твой дражайший дядя, тот, который Ким Тэхён, в очередной раз накосячил и попался инквизиторам, из-за чего мне пришлось пойти на этот странноватый балаган, но зато благодаря этому я познакомился с твоим отцом. Но, пожалуй, историю о том, как Тэхён попался, он расскажет тебе при случае сам. — А что было бы если бы отец не стал спасать Тэхёна? Юнги хотел было ответить, Хосок заглянул в комнату и, забавно наморщив нос, уточнил: — Это вы сейчас что там обсуждаете? Юнги хмыкнул: — Рассказывал твоему сыну сказку с хорошим концом.***