Пётр Степанович!

      В начале июля, в довольно жаркое время, среди толпы вырисовывается довольно примечательная фигурка девушки в белом платье. Это была бледная белокурая девушка с длинными локонами и зелёными томными глазами. Она выходит из здания и неприятно морщится, прикрывая глаза. Из дома слышатся какие-то неприятные крики и возгласы, от которых видимо девушка и сбежала.       Она идёт по Невскому проспекту, не поднимая головы и не оглядываясь по сторонам. От чего совершено не замечает проезжающую карету мимо, из которой на неё уставились два пытливых глаза. Этот человек кричит кучеру что-то из разряда «остановите карету», и не дожидаясь остановки, на ходу выпрыгивает из кареты, оставляя своего путника в изумлении, с которым так увлеченно вёл беседу и бежит за проходящей мимо хорошенькой девушкой.       — Марья Ивановна! Марья Ивановна, стойте!       Кричит он, махая рукой и протискиваясь сквозь толпы людей. Девушка замирает, услышав до боли знакомый голос. Она сразу поняла кем этот человек являлся. Пётр Верховенский.       Она поджимает губы и нехотя оборачивается, видя как тот бежит к ней, а на лице появляется радостная улыбкой, видно от того, что она наконец заметила его.       — Пётр.. — девушка слабо и как-то натянуто улыбается. — Вам чего?       — Что же так грубо, Марья Ивановна! — восклицает он, продолжая улыбаться. — Я ведь к вам с добрыми намерениями!       Девушка усмехается и кивает, отходя в сторону, чтобы не мешаться проходящим людям. Пётр за ней.       — Я вам уже всё сказала. Извините, я не хочу в этом учавствовать. Прошу меня простить, но я должна идти. До свидания!       Она собирается уходить, а Верховенский несколько секунд бессмысленно хлопает глазами, кажется, не сразу поняв услышанное и впав в ступор. Девушка уже отошла на пару шагов, даже не думая оборачиваться и останавливаться. Тут Пётр приходит в себя, быстро догоняет, и хватает её за руку, заставляя остановится.       Марья вновь одаривает его недовольным взглядом, но руку не вырывает, так и замерев на месте.       — Куда вы вечно убегаете от меня, Марья Ивановна? Даже слова сказать не даёте..       — Что вы заладили, Марья Ивановна да Марья Ивановна! — девушка вдруг широко улыбается. — Пётр Степанович, отпустите меня пожалуйста и дайте пройти.       — Не дам, пока не выслушаете! — отвечает он с невозмутимым видом, вытягивая палец вверх.       Девушка вскидывает бровями и переводит взгляд на карету и на мужчину средних лет, который смотрит на фигуру Верховенского с недовольством. Скорее всего Пётр уже даже позабыл о том, что его ждут.       — Вас, кажется, заждались любезный и уважаемый Пётр! — говорит девушка и вырывает свою ладонь. — Думаю, вам стоит идти. Поздоровались и хватит с вас.       Он оборачивается и устало выдыхает. Видимо и вправду позабыл. Но вот возвращаться он и не собирается. Верховенский только махнул рукой и с каким-то даже раздражённым видом проговорил одними губами: «Езжай.» Тот даже не удивляясь и не строя непонимающих физиономий, сразу дал указ кучеру и карета двинулась с места.       — Зря вы своего спутника отправили, разговора у нас не будет. Прийдётся вам, увы, идти пешком.       Развернувшись девушка пошла прочь. Верховенский за ней.       — Ну вот и чего вы хотите таким поведением? — воскликнул Пётр. — Я за вами, вы от меня!       — Вот именно, я за вами, вы от меня, а.. — заговорившись девушка выпятила губу вперёд, свою состроив обычную гримаску, которую по-видимому делала часто и покачала головой.       — Знаете, это было бы очень славно! — Пётр довольно рассмеялся. — Но к моему глубокому не счастью, бегаю за вами я.       — Заговариваюсь уже с вами! — она коротко посмотрела на него и сощурилась.       — Тогда давайте вы молчите, а я говорю!.. — и не дожидаясь ответа продолжил. — Мы ведь оба знаем, что вы мне нужны, а я вам! Да мы горы свернём если наконец объединимся! У вас такой вид статный, да на вас же все равняться будут! Вы такой фурор будете производить!.. Мы пустим смуту… Неужто вы не верите, что нас двоих совершенно достаточно? Не Виргинский, не Липутин, не ваш Лямшин не так подходят. Всё не то!       — А Шигалев? — спросил девушка, перебивая восторженный поток речи Верховенского.       — А что Шигалев? — опешив переспросил он. — А Шигалев! Ну Шигалев несомненно гениальный человек. Я за шигалевщину! — со смехом сказал он. — Но сейчас речь не о нём! А о вас.       — Взяли бы Шигалева, и меня оставили в покое…       — Да как же! Куда без вас! Я не могу! — в упоении вскричал вдруг он. — Поймите же наконец Марья Ивановна вы мне нужны! Государству нужны! Всего только десять таких же кучек по России, и я неуловим.       — О господи!.. Верховенский, вы меня до гроба доведёте, ей богу! Ну прекратите это в конце концов.       — Ну почему вы не хотите! Ну разве не видите вы, как сильно я вами восхищаюсь? Да что уж там таить, люблю я вас! Вы ангел! Муза моя!.. Как же вам показать то это!?.. Ну хорошо! К черту шигалевщину! К черту папу! Только вы! Чувствуете? Чувствуете, Марья Ивновна!? Никто мне не нужен кроме вас. А вы жестокая, не видите этого! Вы нужны мне! Нужны! Что вы так глядите на меня?.. Неужто снова злитесь!       С упоением разливался он восторженною речью, да так громко, что все с удивлением оглядываются, а проходящие мимо девушки со смешками перешёптываются обсуждая увиденную сценку, ведь напоминало это ссору любовников - разобиженной девушки и её ухажёра, который пытался всеми силами извинится. А вёл себя Верховенский как всегда слишком громко, выделяясь из общей толпы. Видимо, это было его сродни таланта. Всегда и во всём выделяться. Девушка слушала Петра даже с каким-то интересом, то и дело всё шепча ему: «Тише, тише!», когда её надоедливый спутник уже совсем переходил на громкий голос. Но он и не думал останавливаться. Впервые за два месяца он заметил на её лице заинтересованность, от чего старался всеми силами не потерять её внимание. Переехала она из Москвы в губернский город к своему отцу месяца два тому назад, а встретила Верховенского она тоже по случайности, на заседании его революционной организации, в которую её притащил старый знакомый Лямшин. Тогда то он ее и заприметил.       Его поразила не сколько её красота, сколько её умение держаться на публике, своенравность, характер и никому невиданное одиночество в её глазах. Верховенский знал, если такого человека направить в нужное русло, то сколько она может совершить. И не важно было если это женщина, которым вход в политику был воспрещён. Он даже не думал об этом. Суть была в другом. Она должна стать символом, идеей. А идейная женщина, одна из самых опасных существ в мире. Остаётся только подтолкнуть..       Пришли они прямо на -ский мост, стали на середине, у перил. Пётр всё продолжал тараторить, так словно ему за это время совершено не давали выговорится. Девушка стояла молча и глядела в его широко распахнутые глаза. Эти речи восхищения её личность, всегда заставляли чувствовать себя неловко и потеряно. А он словно прекрасно знал это, и продолжал.       — Почему, почему вы не хотите? Боитесь? Ведь я потому и схватился за вас, что вы ничего не боитесь! А я не могу уже я от вас отказаться! Не могу! Ну Марья Ивановна, ну не молчите же!.. Что вы со мной делаете! Что вы со мной делаете!..       Девушка вдруг обхватила его плечи руками и слегка сжала нервной хваткою.       — Успокойтесь Пётр Степанович! Успокойтесь! Хватит с вас.. Вы что это в самом деле?       Он вдруг улыбнулся, очень искренне и довольно так, когда радуешься, выполненной своей работой. Да притом выполненной очень хорошо.       — Я подумаю, хорошо! Подумаю! Только прекратите так кричать на всю улицу!       Он и вправду замолчал, всё с той же улыбкой глядя на девушку и очень тяжело дыша, из-за быстрого потока слов высказанных им. Верховенский замечает как взгляд девушки меняется. В них больше нет пренебрежения к его персоне. Наоборот уставлены они с интересом, и чем-то ещё, скрытым за смутной пеленой беспокойства и смущения. Может это - Тепло? Интерес? Призыв?       Чтобы то ни было. Во взгляде было что-то новое.       — Пойдёмте в мой дачный домик. В квартире сейчас находится невозможно. Я послушаю вас где вы никому не помешаете своими душа-изливаниями.       Девушка оборачивается и идёт дальше, не дожидаясь ответа или каких-то действий Верховенского. Он же самодовольно усмехается и оглядывается. Взгляд цепляется за одного мальчишку, который глядел на него с изумлением и непониманием. Пётр как-то скривился в лице, поднял руку вверх и сильнее натянул перчатку на руку, создавая скрип.       — Чего? Иди куда шёл, — говорит он с недовольством и поджимает губы. — Нечего тут глазеть на разговоры взрослые. ***       Дорога до дачного посёлка была недолгой. Вскоре они уже оказались в небольшой деревянной избе, со светлыми и довольно уютными двумя комнатками со сводчатым потолком. Начало представляло собой маленькую кухоньку со столом, белыми шкафами, тумбами, и самоваром гордо возвышающимся на столе. Сбоку стоял потрёпанный диван и исписанный ларец. Далее по коридору виднелась другая комнатка. Там была постель и тумба со шкафом. Всё очень чисто и уютно. Что разом показало насколько владелец хозяйственный.       Марья Ивановна останавливается посередине комнаты, около кухонного стола и смотрит на него довольно пристально, словно изучая. Верховенский же оглядывает просторы помещения с ироничной улыбкой, и в тоже время с интересом, ведь оказался он здесь впервые.       — Ну-с! И что дальше, пригласите за стол к чаю? — спрашивает он, чуть смеясь. — Я бы ещё многое хотел вам сказать..       Марья Ивановна как-то странно улыбается в ответ и медленно так, отрицательно качает головой. Широкая улыбка с лица Петра тут же пропадает. А глаза в изумлении раскрываются, когда её руки зашли за спину и потянулись к лентам, туго стягивающим корсет платья.       — Может.. Может, Пётр Степанович вы заставите меня быть вашей марионеткой без слов. И в этот раз мы обойдёмся без долгих бесед?       Лицо Петра бледнеет, когда он видит, что пальцы девушки медленно, но ловко продолжат развязывать корсаж платья. Не от какого-то страха и неуверенности, или, может, смущения, скорее от ступора и ошеломления происходящего. Он не мог поверить, что это делает Марья Ивановна. Та Марья Ивановна, которая при каждом случае сыплет его оскорблениями и всеми силами даёт понять как он ей неинтересен. Неужели свершилось?!       «Вовсе не то! Какой вздор!» — говорил голос в голове, всё продолжая отрицать происходящее.       Он не мог не пошутить, ничего не спросить, не сказать ехидную колкость ей, Верховенский просто стоял замертво. Мало того, что и звука издать не мог, так ещё ни рукой пошевелить, ни голову повернуть, ни, тем более, голос подать. Его рот едва приоткрылся, а веки на несколько секунд закрылись, потом открылись. Эта картина не исчезла.       — Пётр.. — девушка в этот раз улыбнулась довольно мило, с лёгкой усмешкой опустив глаза вниз. — Чего вы стесняетесь так? Словно первый раз.. Или у вас это впервые?       Он сглотнул, когда девушка аккуратными движениями стала отодвигать ткань платья с плеча. Он испытывал неведомые прежде чувства. Нет, сейчас он понял, что боится, что всё окажется шуткой или его сном. А поверить в происходящее было всё так же трудно. Петр и вздохнуть полноценно не мог, от чего делал короткие и рваные вдохи ртом. Губы его задрожали, а глаза заметались по комнате.       Девушка потянулась рукой к правому плечу, и всё с прежней грацией и аккуратностью стянула второе плечико платья. Ткань медленно сползла вниз, и с помощью рук она опустила верхнюю часть с туловища, и платье уже самостоятельно упало на пол. Марья осталась в одних панталонах и тунике. Девушка убрала несколько шпилек и гребней удерживающих причёску, и кудрявые белокурые волосы распались по плечам.       — Надеюсь, от остальной одежды вы избавитесь сами?       Верховенский вдруг как-то странно улыбнулся, по своему подняв верхнюю губу вверх. Даже сейчас он никак не мог понять шутит ли она. Всё и правда было похоже на неурядицу. Но происходящей неурядице он был собственно и не против, и очень даже не против. Ступор и замешательство мешали ему, а впадал он в них довольно редко. Так что Марью Иванову даже покоробило, такое пренебрежение её персоной в этот момент.       Девушка шумно выдохнув, поставила руки на бок и склонила голову вбок, как-то по ожидающему. Ведь никаких действий, вопреки желанию Петра, не поступало.       — Мне может тогда одеться? Вы что-то долго думаете, Пётр Степанович.       — О, нет, нет! Не стоит! — наконец он пришёл в себя и с улыбкой, быстрыми шагами подошёл к ней, остановившись напротив. — Просто.. Вы же меня ненавидели? Неужто запамятовали?       С иронией и усмешкой спрашивает он, опуская взгляд на открытые округлые девичьи плечи.       — Ваша изысканная галантность и помпезные речи, тянут на вечную иронию и скрытый смысл. Вот они то мне и не нравятся. А про вас я ничего никогда не говорила.. Так что давайте в этот раз будем откровенными. Патриот-контрабандист.       Странное сравнение изумило Верховенского, но в тоже время и рассмешило. С широкой улыбкой он подошёл ещё ближе, обхватил её плечи, прямо вцепившись в кожу когтями и наклонился к её лицу.       — Так стало быть любите меня, Марья Ивановна? Любите, да?       Девушка сдержанно улыбнулась в ответ, не шелохнувшись от цепкой хватки Верховенского. Она ничего не ответила. Девушка сама опомнится не успела, как её руки обхватили русые волосы Верховенского, а пухлые женские губы, накрыли узкие мужские. Он обхватил подрагивающие пальцы девушки и оторвавшись от её губ, принялся целовать руку. Это рассмешило ее, как дитю, но только на пару мгновений, ведь девушка, с лёгкостью сбросив себя обувь, резкими движениями ног, вновь примкнула к его губам, а руки потянулись к его шляпе, которая тоже благополучно полетела в другой конец комнаты, пока девушка стягивая с него пиджак, и не отрываясь от сухих, но мягких губ Верховенского, вела его в сторону спальни.       Никто не хотел останавливаться. Пётр вдруг делает поворот на сто восемьдесят градусов, чтобы девушка оказалась стоящей спиной к кровати, и аккуратно давит ей на грудь, чтобы та присела на постель. Девушка едва поёжилась от прохладного прикосновения, но податливо опустилась, при том самостоятельно тянув его за собой.       Верховенский нависает сверху и на мгновенье отстраняется. Его русые волосы растрепались и упали на его лицо, от чего он выглядел более прямодушным и доступным. Он с выдохом улыбается, оглаживая руками её плечи и шею, создавая мурашки и легкие подрагивание из-за сильной чувствительности девушки. Она дивилась самой себе, ни один из партнёров, которые были у неё и, которых она так же приводила сюда раньше для тайных встреч пряча от отца, не вызывали столько эмоций и подрагиваний по всему телу. Девушка вся трепетала, льянула к его рукам, полностью отдавалась.       Колено Петра раздвинуло сжатые женские бёдра и надавило между ног. Марья зажмурилась и отвернулась, а руки непроизвольно сжали простынь. Верховенский был готов задохнуться от собственного самодовольства, что эта желанная им девушка, от его прикосновений и поцелуев сразу потеряла самообладание. Как же бывает отличаются слова и действия.       Но без слов он не мог. Он шептал ей всякие ласковые слова на французском, говорил о своих будущих планах в моментах перерывов поцелуев. А целовал он её много. Часто, очень жадно и даже как-то нервно, хаотично. В особенности руки и ноги. Полностью погребая под собой, и не давая девушке возможности сделать что-то для него в ответ.       Он делал всё очень неопытно, но это было не так важно, ведь его чувственность, желание и уверенность, перекрывало абсолютно всё. И Петр это понимал, ведь только и слышал её прерывистое дыхание, и сдерживающие стоны, ведь она никак не могла показать всё своё сладострастие, которое она испытывала к Верхвовенскому из-за своей гордыни.       Но тут она совсем смутилась, когда заметила как поцелуи Верховенского стали снова опускаться ниже к животу, а мужские руки взялись за резинку панталонов. Он снял их, и переходя от внутреннего бедра, стал целовать всё её влажное естество. Марье казалось, что она задохнётся от испытываемого удовольствия и смущения.       — Пётр Степанович! — только и смогла проговорить девушка, перед тем как закрыть лицо дрожащими руками от стыда, ведь случилось у нее это впервые.       Только спустя время, она очнулась, слегка погладила его по волосам, с нежностью и ласкою сжав их, и потянула его обратно, чуть обхватив голову руками. Пётр снова широко и самодовольно улыбался, пододвигаясь к её лицу. Ноги девушки до сих пор подрагивали, а глаза блестели глядя на него.       — Вам же приятно со мной? Приятно, да? — томным и довольно таки уверенным голосом спросил он, склонившись над ней и приложив руку к правой стороне лица, поглаживая её.       — Вы знаете как доставить удовольствие всем, да? — ответила вопросом на вопрос Марья, и подтянулась к нему, облокотившись о свои локти, чтобы присесть. — Какой же вы всё-таки проворный студент нигилист!       Девушка села на кровать, пока её ноги были по-прежнему обхвачены ногами Петра и заглянув в его глаза, на её лице медленно появилась счастливая улыбка, пока она убирала прядь с лица Верховенского. Он поцеловал её ручёнку.       — Знаю, знаю! О я многое знаю! И обо всём вам скоро поведую!       Девушки обхватила его туловище руками и крепко-крепко прижалась к нему, уткнувшись лицом в белую рубашку. Верховенский обнял её в ответ, только сжав ещё сильнее и положив свою голову на её. Он понимал, что этой связью он сблизил их во всех всевозможных смыслах. Он добился своего. Как всегда справился. Теперь она будет с ним.       Когда всё кончилось, девушка лежала в постели и курила трубку глядя в окошко за которым шёл несильный дождь, но с громом и молнией. Верховенский же лежал рядом, только смотрел на неё. Его глаза всё так же горели, а с губ не пропадала усмешка. В начале же он всё никак не мог понять сон это аль нет, теперь же был в этом уверен напрочь. Однозначно всё было взаправду. Сейчас она была перед ним в том же раскрытом и полу нагом виде. Никто иной как он одаривал её поцелуями, он прикасался к её телу. И больше никому не позволит этого.       Переводя взгляд на свечу, которая освещала уже потемневшее помещение, он задумчиво поджал губы и тут же приподнялся до уровня девушки, наклонившись к ней. Он убрал пряди её волос в сторону, открывая профиль лица, и положил руку на плечо.       — А вы чего погрустнели?.. Думаете о чём-то?       — О вас думаю, — ответила она, убирая трубку от губ. — Вот вы, кажется, такой идейный.. А на что вам наши отношения и это всё?       — А вы тоже моя собственная идея. Новая. Без вас уже никак, всё. Я вас люблю и вы мне надобны!       Девушка смотрит на него как-то неуверенно и кривится в лице.       — Ишь ты как.. А я вот не пойму, кто вы для меня.       — Ваш предводитель, наставник, помощник, друг, брат, любовник, да кто угодно! Могу быть сразу всем, в угоду вам. Только вы никуда не уходите более от меня, и не игнорируйте. А то это будет жестоко. А вы не такая! Обещаете?       — Обещаю, — говорит она, вызывая улыбку у Верховенского, который вновь высоко поднял верхнюю губу. — Только и вы пообещайте мне сегодня без разговоров о Америке и революции.. А то, богом клянусь, выставлю за дверь, под дождь сразу же.       Пётр с улыбкой кивает.       — Я вам, знаете, что предлагаю? Слияние душ! Чтобы наши души стали единым целым, одной энергетической субстанцией, великолепным дуо, чтобы мы были одним слиянием выше всех по духу и разуму! Что нам мельчайшие проблемы и эти приземленные вопросы? Мы смотрим выше! Я и вы, что скажите, Марья Ивановна?       Глаза её снова теплеют, а на щеках появляются ямочки.       — Вступлю я в ваши клуб. Вступлю! Я уже всё решила. Вы мне нравитесь. Только я это только сейчас поняла.. Но уже всё решила. Вы мой, а я ваша. Я останусь здесь наверное навсегда. И я вас люблю, Верховенский! Люблю!