Самодельные мармеладки

— Виталь, а ты точно им всё передал насчёт сегодня? — Холст теребил медиатор, ежеминутно посматривая на дверь студии, будто как раз сейчас, вот в этот момент, ручка грубо повернётся под угрозой нетерпеливых Валеркиных пальцев — тот, как, в принципе, и другие, не жалел старую обшарпанную советскую мебель — «она же всё равно в конце концов сломается», но Вове, как, можно сказать, хозяину, не хотелось в такое время тратиться на всё подряд — и так не в машине живут. Одной музыкой зарабатывать, несмотря на всю известность коллектива, чье название и так известно всем жителям страны и ещё четырнадцати окрестных, было невозможно, и все перебивались, как могли — работали сторожами, находили однодневный заработок, а Кипелов — так тот вообще блеснул оригинальностью и пошёл на ближайший рынок — продавать солёные огурцы в трёхлитровых банках. Тут и голос пригодился — расхваливал свои огурчики, будто лично с ними с пелёнок знаком… И всё шло неплохо.       Но обычно всё-таки ради репетиций — главного дела и работы — все отвлекались и приходили. А сегодня что-то пошло не так. Конечно, может, это Серёжа опять выдумал какой-нибудь очередной кипиш, а вокалиста с барабанщиком завербовал себе в помощники… — Ну знаешь, Вов, я вот подумал: может, сегодня мы с тобой посочиняем, там, что-нибудь, не знаю, давно ничего не писали, а эти… Да песни все давно отрепетированы, от зубов отлетают, — беззаботность Дуба уже начинала конкретно бесить бессменного гитариста. То есть, этот, называется, доверенный человек никого не позвал! Холст потихоньку закипал… А Виталя, улыбаясь своей изобретательности, изредка кидал в рот маленькие бесформенные мармеладки. — Будешь, кстати? Сам делал, — и протянул парочку другу, будто не замечая его состояния — а у Холста уже чуть ли не дёргался глаз от его выходок. Да и в гордости Владимиру было не занимать, и та в очередной раз победила голод. — Ага, ещё чего. А если тебе так хочется меня накормить, можешь рассказать, как ты их делаешь… — Не, мне сейчас это не надо, вот в старости, лет через тридцать, буду тебе специально уроки по готовке проводить, рассказывать, чё как готовится, а пока некогда. Обязательно расскажу. А мармеладку ты бы всё равно взял, Вов. И так худой, как чёрт, так ты ещё и не ешь ничего! — Дуб продолжал всё отчаянно игнорировать, и его друг, который обычно бы пропустил мимо ушей эту фразу, сейчас от бессилия не имел больше выхода, как прикапываться ко всем словам: — Как чёрт, говоришь?! Да знаешь ли ты, дорогой мой уважаемый Дуб, что чертей никаких попросту не существует! — Володя гневно тряхнул кудряшками, смотря сжигающим заживо взглядом на собеседника, который, казалось, оставался таким же безмятежным. Если Вову удавалось вывести из его обычного каменного состояния, то обычно это заканчивалось плохо — для всех — но именно Виталя каким-то Макаром умудрялся во время большинства ссор с Холстом оставаться в выигрыше. Так он, в принципе, планировал сделать и сейчас… А люди просто поражались такой близкой дружбе двух абсолютно противоположных людей. — Ага, нету у него чертей! А ты не забыл, про кого песни пишешь второй десяток лет? Что, по-твоему? — Всё. Если ты утверждаешь, что существуют черти, то давай ещё попробуй докажи, что ты у нас не по бабам!       Но Холста прервали. — А вот и докажу, — тихая фраза пробирала до дрожи, весёлость в медового цвета глазах сменилась решительностью. Кулёк с мармеладками вмиг оказался лежащем на соседнем столике, а Дуб вскочил со своего места.       Володя сидел на стульчике, убрав сейчас гитару подальше и подняв потемневшие от злости глаза на друга, но того это буквально нисколько не смутило. Тихо хмыкнув чему-то своему, тот хорошенько устроился на коленях ошарашенного этим действием Холста, положив одну руку тому на плечо. Чутка дразняще подвигал бёдрами, устроясь поудобнее, закусил губу, чтобы скрыть довольную собой улыбку, оглядел ещё раз бесценное Холстово выражение лица и, запустив вторую руку в мелкие кудряшки, наконец, быстро, но плавно подавшись вперёд, впился в такие долгожданные тёплые губы — сейчас сбывалась его постыдная ночная мечта… Самостоятельно на это Виталя бы ни за что не решился, но всё вышло так, как вышло. Вот он — Холст — сейчас тут, полностью под его контролем, вот его губы, сбитые с толку, осторожно, неверяще отвечают, вот его кожа покрывается мурашками от прикосновений Дуба, немного приподнявшего футболку… Из губ Вовы, ко стыду того, вырывается тихий красивый стон; Холст весь дрожит и почти плачет.       Виталя со вздохом мягко разрывает поцелуй, прикрывая партнёру губы ладонью и, по-доброму, нежно улыбаясь, блуждает взглядом по рарастерянному Володе, дышащему прерывисто и поражённо. Мягкие каштановые кудряшки обрамляют лицо настоящего рокера, только что доказавшего, что чёрт существует.       А Холсту понравилось.