Пожар.

Поразительно, как ярко горит огонь. Красные языки пламени будто танцуют, выплясывают какой-то агрессивный танец. И даже не понятно в каком стиле он. Может вальс, полный чувств, а может бешеные прыжки и тряски, как у школьников на дискотеках. Выглядит интересно. Чертовски интересно. Особенно, когда весь этот огонь, весь этот пожар создал лично ты. Своими погаными татуированными ручонками самостоятельно разливал бензин, без какой-либо дрожи в руках зажигал спичку о коробок и кидал её в лужицу, от которой и начнётся весь этот дикий слэм. Дане это делать не впервой. Да и в первый раз было не так уж и страшно. Да, проебался там чутка, на себя бензин разлил, чуть сам не вспыхнул, как та треклятая спичка, но повезло ему. Только теперь он ходит и хаты чужие поджигает. Для Кашина это какая-то терапия, бесплатная, не то что эти ваши психологи. Хорошо курить сигарету и с расстояния в пол километра наблюдать как загородный домик какого-то лоха горит, хрустит и трещит, как хворост. Дороговатый хворост вышел для этого хуилы. Сам виноват, стоило отдать те деньги. Сколько там счётчик то «натикал»? Такие суммы Данила даже в глаза не видел, не то что в руках не держал. Сегодня с ним Руслан пошёл. Увязался. Интересно было этому псу увидеть, как в считанные минуты рушится то, что другой человек строил годами. Нечестно, но строил. В карих глазах, как в зеркале, отражались языки пламени, которые так и взмывались к небу. Тушенцов и не знал, что испытывать на данное зрелище. Обычно его отправляли на «задания», где кого-то надо припугнуть, ну в крайнем случае выстрелить в лоб и мозги по стенке размазать. Вот к этому он привык, это вызывало у него интерес. Русу нравится наблюдать за страхом в чужих глазах, за тем, как из носа жертвы течёт тонкая струйка крови, а из рта эта же самая кровь как из фонтана хлещет. Нравится Руслану, когда чужая жизнь находится в его руках. Нравится решать жить человеку или нет. Чертовски нравится, когда его умоляют остановиться, просят шанс, пиздят, что все вернут, все сделают. Ничего они не выполнят, Тушенцов их насквозь видит. А огонь у него не вызывает впечатления. Скучно. Скучно ощущать на щеках тёплый воздух, который идёт со стороны горящей хаты. Скучно курить сигарету. Нет зрелища. Никто не визжит, никто не просит пощады, никто не умоляет остановиться. А Дане тут хорошо. Приятно понимать, что он сейчас рушит чужое счастье, чужой тыл. Сейчас здесь останутся только обугленные доски и пепел, а пока пламя пляшет, он ловит лютый кайф, как под травой. С довольной ухмылкой делает последнюю тяжку и выкидывает сигарету на траву, потушив её носком своей обуви. Сам Данила выглядит огненным, будто кто-то свыше специально сделал его для подобных пакостей. Рыжие волосы, такие пышные, от света, что исходил от пожара, выглядят ярко-ярко, веснушки тоже чуть ли не горят на раскрасневшихся щеках, а голубые глаза сверкают, следя за тем, как лопаются окна от таких высоких температур. — Погнали домой, — Кашин нагибается к земле, берет пустую канистру и сует её в багажник машины, захлопывая дверь. — Ну че, понравилось? — Не моё, — Руслан выкинул окурок и сплюнул на землю. — А чего так? — Даня передал ключи от машины товарищу, а сам сел на пассажирское место. Он слишком устал, чтобы вести машину, пускай этим займётся друг. Рыжего клонило сейчас в сон, как всегда бывало после поджогов. Это действительно забирает много сил и нервов, даже если нравится заниматься чем-то таким. — Скучно пиздец, — Тушенцов сел за руль, закрыл дверь и завёл машину. Никто из ребят не пристегнулся, им обоим до жути поебать, на этих проселочных дорогах с роду гаишников не было. Да даже если бы и были, вопрос отсутствия ремней безопасности можно решить быстро. — Действий нет никаких. — Ну прости, это тебе не резня в подворотне, тут надо быстро и без концертов, — фыркнул Кашин, разваливаясь на сиденье и наблюдая, как Руслан «баранку» крутит. Пальцы у друга за кожаный руль держатся крепко, да так, что кожа на костяшках содранных белеет. Даня вдруг в красках представил, как Рус своими руками кого-то избивает, душит, к стене головой прикладывает. Кровь на этих тонких пальцах, должно быть, выглядит красиво. «Сука, трахнул бы ты меня культяпками своими,» — пронеслось в голове у Данилы. Парень даже усмехнулся на свою мысль. А что, звучит красиво. Представить только, как эти руки, на которых столько крови лохов, что деньги занимают у всей это компании сомнительной, медленно шастают по всему телу Дани, считают каждую веснушку, царапают, щипают, а под конец вообще в штаны спускаются и… — Че задумался? — Тушенцов наконец вырулил на нормальную дорогу, которая должна вывести их к городу. — Да так, — рыжий кашлянул в кулак, поднимаясь и садясь на сиденье ровно. — Как надо будет кому-нибудь мозги вправить, меня с собой возьмёшь? Дане теперь было искренне необходимо увидеть, как спокойный, холодный, как вода в крещенской проруби, Тушенцов избивает какого-нибудь идиота, ломает ему нос, выбивает зубы, пачкается в крови. Что касаемо проруби, Рус, кажется, рассказывал, как утопил там кого-то… — Возьму, — усмехнулся Руслан, ставя локоть на дверь и ведя машину уже одной рукой. Парни снова умолкают, думая каждый о своём. Руслан тихо кусает губы, иногда шипя, когда отрывает зубами слишком большой кусочек кожицы. Даня же с кем-то переписывается, иногда хмыкая себе под нос. До города ехать ещё час, дорога была практически пустая, ночь все-таки. Но вот тишину прорезает громкий звук. Мимо ребят проехала пожарная машина, громко гудя своей сигналкой. — Ха, чего-то долго в этот раз, — довольное лицо Кашина в секунду окрасилось в голубой цвет от мигалки. Как же этот бес рыжий был рад. Собственная разрушительная пакость, о которой Даня снова вспомнил, заставляет его чуть ли не кончать от счастья. — Блять, эта хуета круче секса, Рус, я тебе отвечаю. — Уверен? — Тушенцов бросил взгляд карих глаз, осматривая Даню, чуть ли не искрящегося от довольства собой. Данила призадумался. Будучи человеком, которому секс был не то чтобы чужд, скорее он просто жил не ради него, он действительно находил в таких омерзительных вещах, как поджог, больше кайфа и интереса, чем в простом совокуплении с какой-нибудь сисятой оторвой. Хотя… Если бы секс был с Тушенцовым, который сейчас, смотря на ночную дорогу, ждал ответа, то Кашин определённо подумал над сменой своего мнения. — А че, — рыжий хитро улыбнулся. — Хочешь предложить сравнить? Руслан слизывает капельку крови с ободранной губы и, хмуря брови, смотрит на дорогу. Ух, как быстро стал холодным. Кажется даже за руль крепче прежнего держится. Данила закатил глаза и снова уткнулся в телефон. Ехать ещё минут двадцать, надо было бы себя чем-то занять, но в машине скучно, что даже спать клонит. Только Кашин не засыпает, потому что знает как тяжело будет потом просыпаться и подниматься в квартиру, которую им двоим с Тущенцовым выделил их главный, тот что сверху всей их незаконной иерархии. Даня даже особо не знает, кто ими там руководит, да и ебать его в целом не должно, деньги дают и ладно. Рус, кажется, тоже не знал, кто находится выше и дёргает за все эти ниточки невидимые, посылая их поджигать дома и пиздить людей. Держать голову становится все тяжелее, и Данила уже прислоняется к окну, прикрывая глаза, но вдруг чувствует как на ногу его тёплая рука ложится и начинает поглаживать. Кашин распахнул глаза и уставился на Руслана. Тушенцов, зараза, на него даже не смотрит, ведёт машину одной рукой, а сам второй вторгается в личное пространство товарища. Рыжий хмурится, но «культяпку» чужую не убирает. — Ты может мне ещё в трусы залезешь, м? — решил спросить все-таки Даня, чтобы Тушенцов как-то постыдился так откровенно приставать. — Залезу, если захочу, — спокойно ответил Рус, чуть сжимая ляшку Данилы, от чего у рыжего вообще глаза на лоб полезли, но говорить он ничего не стал. Хуй поймёшь этого вашего Тушенцова. Доехали парни до своей многоэтажки через двадцать минут, как и рассчитывал Даня. Руслан паркуется во дворе, друзья выходят из машины и идут в свой подъезд. Лифт сломан, конечно, поэтому уставшим парням приходится подниматься по лестнице на пятый этаж. Идут они молча, не говорят друг другу ни слова, просто отсчитывают шагами сколько же им этих злосчастных ступенек до квартиры осталось. И Данила, и Рус уже заебались, но вот дверь квартиры, три родные циферки. Кашин сует в замочную скважину ключ, пару раз прокручивает и вваливается в помещение, кидая дребезжащую связку на столик в прихожей, а сам снимая кеды. Тушенцов заходит вслед за другом, который свой зад выпятил, пока развязывал шнурки. Руслан усмехается и шлепает ладонью по сочной ягодице, заставляя Даню прикрикнуть. — Какого хуя блять? — Кашин залился краской, стал пунцовый, что даже веснушки на фоне его красных щёк померкли. — Ты же хотел сравнить секс и поджог, чтобы узнать, что лучше, — Тушенцов ведёт себя как хитрый лис, а рыжий здесь даже не он. — Готов, независимый эксперт? Данила тушуется. Он явно был не готов к этому. Да кто, блять, будет к такому вообще готов? Внутри что-то трепещет, а в пальцах покалывает. Даня такого волнения никогда при поджоге не испытывал. Было чертовски жарко и душно. Ни один огонь такого жара не даст, не опалит щеки, не коснётся веснушек и рыжих волос, чтобы сжечь их, стереть с лица Земли навсегда. Руслан же выглядел в разы опаснее огня, в разы горячее, причём во всех смыслах этого слова. Карие глаза ходили по чужому веснушчатому лицу, цеплялись за удивлённый голубой взгляд, за тонкие губы, что сейчас сжались в одну ниточку. Тушенцов закатывает глаза и берет инициативу на себя. Чуть ли не кидаясь на Даню, он берет его разгоряченное лицо в свои ладони и целует. Целует сначала рвано: то в уголок губ, то куда-то над губой, но потом начинает углублять поцелуй, проникая языком в чужой рот. Данила что-то мычит, как-то возмущается, но получив от друга на выдохе «Заткнись», успокоился и даже запустил свою татуированную пятерню в чужие тёмные волосы. Рус же продолжает изучать данин рот, водит языком по ровным зубам, сплетает их языки. Как же пошло, но, кажется, Кашина это полностью устраивает. Они ведь даже ещё ничего не начали, а рыжий уже плавится в холодных руках Руслана. Как же легко человека довести до такого состояния. Если бы Тушенцов знал, засосал бы Даню раньше. Парни отстраняются. От их губ тянется тонкая ниточка слюны, которая в секунду лопается и пачкает подбородок Дане. Рыжий шумно дышит ртом, буквально хватает глотками воздух. Тушенцов же лыбится, поправляет свои волосы и берет Данилу за руку, ведя в свою спальню. Двуспальную кровать Руслан захапал себе и как бы Кашин не старался отвоевать эти царские хоромы, его все равно отправили спать в гостиную на старый диван, за что он долго злился и не оставлял попытки заполучить нормальное спальное место. Теперь же кровать Руса казалась бездонной дырой, точкой невозврата. Если сейчас Данила позволит толкнуть себя на мягкий матрац, то как прежде уже ничего не будет. От такого покалывало пальцы и кружилась голова, поэтому поджигатель сам молча упал на кровать, закрывая горячее лицо руками. Руслан же на это все только хмыкнул, наваливаясь сверху на Даню, ставя колено между его ногами. Парень попытался убрать ручонки Кашина, чтобы рассмотреть это до ужаса смущённое личико. Данила на это сквозь ладони шепчет «Рус, иди нахуй…», но Тушенцов зло вздыхает и все равно открывает лицо Кашина миру, то есть себе. Весь красный, растрепанный. Рыжему стыдно, чертовски стыдно. Он шумно дышит, в надежде, что друг передумает, оставит его, они посмеются и разойдутся в разные комнаты. Но нет, Рус был готов на все, чтобы продолжить, чтобы нагнуть это разгоряченное тело, расцеловать плечи, каждую веснушку пересчитать. — Ты ахуеть какой красивый. Руслан тянется к шее, водит по ней носом, вдыхая запах одеколона Дани, и в конце концов кусает, да так, что рыжий скулит и тянет на спине Тушенцова ткань чёрной толстовки. На все это старший шепчет тихое «Извини» и целует место укуса. — Сука, — хнычет Даня, пока Рус снимает с него футболку и кидает её на пол. Старший начинает гладить напряжённое тело, обжигая его своими ледяными руками. Рыжий на все это мечется, мычит, шумно дышит. Тушенцов медленно водит пальцем по усеянным веснушками плечам, трогает каждую точку, а затем наклоняется и целует, целует, целует… От толстовки становится жарко, поэтому и её Руслан снимает, кидая куда-то к футболке Дани. Теперь они оба раздетые, мешают им только штаны. Причём действительно мешают, внизу от них все давит, что аж скулить хочется. Рус спускается чуть ниже, чтобы снять остатки одежды с Данилы. Это довольно просто, ведь сейчас на парне простые спортивные штаны. Тушенцов тянется к резинке, чуть приспускает её и вдруг заливается звонким смехом. — Че ты ржёшь, еблан? — раскрасневшийся Кашин искренне не понимает, что вызвало столь бурную реакцию у Руслана. — Бля, я пикчу вспомнил, — парень уткнулся лбом в колено Дани. — Где девушка в вирте с парнем пишет ему «растегиваю твой ремень», а он ей в ответ «у меня спАртивки» — Тушенцов снова смеётся, целуя Данилу в коленку, чтобы тот не злился за такую глупость. — Блять, какой же ты долбоеб. Даня вновь закрывает лицо руками, не веря, что пару секунд назад его готовы были трахнуть, а сейчас такие шутки кидают. Хотелось просто встать с кровати и уйти в гостиную. Рыжий и попытался это сделать, но Тушенцов, уже снявший с него и штаны, и боксеры, крепко держит ноги Данилы, а потом и вовсе кладёт их себе на плечи, поглаживая их и вызывая этим тонну мурашек у младшего, который откинулся обратно на подушку. — Уж не думал, что такого резвого поджигателя, как ты, можно легко смутить, — Руслан целует внутреннюю сторону бедра Дани, ведя влажную дорожку от паха куда-то к колену, а затем слегка кусает, за что получает тихое шипение и тычок в лоб дрожащей зататуированной рукой. — Ну чего ты, Данечка? — Завались, — Кашин томно вздыхает. Он и сам не знал, что его так легко возбудить, что он теперь будет метаться на кровати как змея какая-то. — Просто завались и выеби уже меня. Ты же этого хотел. — Хотел, — кивает Тушенцов, вставая с кровати. — А ты нет? Даня смотрит на друга. Конечно он хочет, чтобы его прямо здесь нагнули и отодрали как суку последнюю, но он не скажет. Боится. А чего боится то? Сам не знает. Возможно самого Руслана. Он ведь такой резкий, мозги людям вышибает на раз-два. Что же он с Данечкой тогда сделает? Представить страшно, да и не хочется. Руслан же будто чувствует, что Данилу что-то смущает. Сняв джинсы, он снова возвращается в постель, переворачивает младшего на живот и гладит ему спину. Кашин даже со спины выглядит пизже любой сучки. Рус проводит рукой по лопаткам, которые тоже усеяны веснушками, наклоняется и целует между ними, слегка кусает, но тут же зацеловывает свою пакость. Тушенцову хочется всего Даню раскрасить своими укусами, чтобы синяки красовались как цветы, чтобы их прятать рыжему пришлось. — Дань. — Чего тебе, блять? — Кашин уткнулся в подушку, поэтому его ответ звучал очень тихо. — Ты боишься? — Руслан наклоняется к чужому уху, целует где-то рядом с ним. Дыхание парня обжигает Данилу. — Давай без всех этих вопросов, я тебя умоляю. — Ответь, я тебя прошу, — пока Даня куксился, Тушенцов дотянулся до своей тумбочки и оттуда достал маленький тюбик. — Блять я… Откуда у тебя смазка, блять? — Рус даже усмехнулся чужому удивлению на такую, вроде бы, банальную вещь. — Из магазина, не поверишь. Ты ответишь на вопрос, нет? — в ожидании ответа на свой вопрос, старший принялся мацать ягодицы Дани. Какие же мягкие, пиздец. — Не боюсь я, отъебись. Было бы чего бояться. Руслан на это лишь фыркнул, зная, что Данила ни за что не признается. Ну и черт с ним. Тушенцов просто хочет верить, что Кашин доверяет ему себя, свое тело. Лишний раз Рус его вопросами доебывать не будет. Взяв тюбик со смазкой обратно в руки, он выдавливает немного себе на руки. Холодная. Старший подставляет палец к колечку мышц Дани и медленно входит туда одним, от чего рыжий тихо выдыхает в белую наволочку подушки и сжимает её пальцами ещё сильнее, что кожа на костяшках белеет. Руслан же начинает растягивать рыжего, после добавляя второй палец, раздвигая пальцы внутри, как ножницы, и давя на узкие стенки, от чего Данечка снова громко и шумно дышит. Если его от двух длинных пальцев так мажет, то что будет дальше? Он прямо здесь сдохнет? Забавная будет смерть, с членом в жопе. Руслан вынимает пальцы, решая, что Данила вполне готов. Тушенцов снова берет смазку и уже выдавливает прям на дырку, слегка размазывая. Остатки влаги на руках он, сняв с себя боксеры, размазывает по пульсирующему члену. Рус сам томно дышит, когда касается чувствительной кожи. Как же хочется уже внутри Кашина оказаться, войти в него по самые яйца. Но Даня и так весь трясётся, что еле себя на коленях держит, поэтому старший пристраивается сзади и аккуратно входит, не полностью, чтобы Данила совсем с ума не сошёл от столь резких действий. — Блять, — рыжий протягивает гласную, наконец ощутив внутри себя Руслана. Все идёт настолько туго, что Кашин своими стенками ощущает чуть ли не каждую венку на члене Тушенцова. Хотелось не то плакать от накатившей боли, не то визжать от восторга. Пока получается только воздух алыми губами хватать. — Нормально все? — Рус держит Даню за талию, что тот лишний раз не дергался. — Вполне, — хрипят в ответ. Руслан кивает и начинает двигаться дальше, входя уже всей длиной ствола в Данилу. Младший хнычет, что-то говорит в подушку, но Тушенцов его не слышит. Парень перемещает руки с талии на ягодицы и больно впивается в них пальцами. Вероятно, будут синяки, но сейчас вообще не до этого. Рус пытается выбрать темп, чтобы наконец уже вырвать из Дани самые громкие стоны, чтобы рыжий голос сорвал от того, как ему хорошо. Сначала старший двигается медленно, все-таки рыжему стоит привыкнуть к новым ощущениям. Как же хочется сорваться, но пока нельзя. Нельзя подрывать и без того хрупкое доверие Кашина. Первый настоящий стон, не вздох, а именно стон, наконец срывается с губ Дани. Он что-то тихо лепечет, просит, но Руслан будто не замечает. Нарочно тянет, делает толчки специально медленным, чтобы Данила сам, нормально дал понять, что можно двигаться дальше и наращивать темп. — Руслан, — Кашин тянет букву «а», скулит и чуть ли не плачет. Ему искренне не достаёт скорости и грубости, он кусает подушку, тянет её зубами, но молчит. — Что, коть? — новое обращение Тушенцов произнёс сладко, но в тот же момент ужасно едко, прямо над самым ухом, снова обдав Даню горячим дыханием. — Пожалуйста. — Чего «пожалуйста»? — как-будто в наказание Рус выходит из Дани, оставляя внутри только головку. От этого действия рыжий чуть ли не с ума сходит. — Будь грубее… Желание Дани для Руслана закон, поэтому, оставив пару рваных поцелуев на чужих лопатках, старший вновь входит в рыжего, но уже не так аккуратно и нежно как в первый раз, а резко и, действительно, грубо. С первого же раза он попадает по самому чувствительному месту, от чего у Данилы чуть ли искры из глаз не сыпятся, а из рта звучит самый громкий и пронзительный стон вместе с именем Тушенцова. Это окончательно срывает Русу крышу. Он тянет на себя Кашина и начинает долбить его. Держит так крепко, что от чужих пальцев Даниле становится больно, а со стонов он переходит на самый настоящий крик. Шлепки кожи о кожу заполняют маленькое пространство. Шумоизоляция в этом доме ни к черту, поэтому парни со своей любовью сейчас точно разбудили всех соседей. Плевать на них. В ушах Тушенцова лишь голос Дани, который выкрикивает «Руслан, Руслан, Руслан» и захлебывается в собственных слюне и стонах. Вся подушка, в которую утыкался Кашин, мокрая. Он её в зубах держал, чтобы лишний раз не выть и не скулить, но не особо, видимо, помогло. — Руслан, я скоро… Блять… — у Данилы сил уже нет даже для того, чтобы просто сообщить, что он скоро закончит. — Тихо-тихо. Одну руку Руслан перемещает на член Дани и начинает надрачивать, подстраиваясь под темп своих толчков. Получается, да настолько хорошо, что Кашин через минуту кончает, пачкая чужую руку, простыню и свой живот. Тушенцов же продержался чуть дольше и, сделав пару толчков, изливается внутрь рыжего. Выйдя из парня, он плюхается рядом с ним на кровать. Оба они мокрые, волосы липнут, но такие довольные, что пиздец. — Ну так что? — Рус целует плечо Данилы и ласково улыбается. — Что? — Данила выглядит ужасно уставшим. Сейчас бы спать завалиться, уткнуться в Тушенцова, а не слушать его дурацкие вопросы. — Поджоги или секс? Данила усмехается, поправляя мокрые волосы. Определённо секс. Но не абы с кем, а именно с Русланом. С его Русланом.