***
Месяц пролетел незаметно, во дворе ярко блистало весеннее солнце, разогревая после прошедших ливней не успевшую в себя впитать обильные дождевые лужи землю, облака редкими линиями пролетали, расстягиваясь в крупные змеиные фигуры, изредка закрывая белесый яркий диск. Туристы и близ живущие люди заполнили прохладный пляж, не оставивший в себе ледяную память, разгуливая по белому тяжелому песку и построенным деревянным мостикам, которых ещё не успели покрасить из-за сезона дождей. Морской бриз обдувал нежный, но теплый свадебный наряд, украшенный настоящими, безразмерными жемчужинами разной формы, подол платья переливался с морской водой чуть поодаль и пачкался о сырой песок, придавая образу легкую небрежность. Светловолосый юноша просил молодую пару улыбнуться и забыть о его существовании, заверив, что только тогда фотографии получатся неизменно настоящими и внесут в воспоминания оттенок честности, без игры и чрезмерного волнения за каждый кадр. Приглашенные на фотоссесию гости радостно рассматривали интерьер, трогая повешенные наспех безделушки, отлетающие при малейшем дуновении весеннего ветра и трепетно ожидали свою очередь. Яркий лучик солнца упал на утонченные черты милой невесты, осветляя карие глаза, превращая цвет в шокодадно-медовый оттенок. Виктор успел сделать парочку шикарных снимков и довольный убрал фотоаппарат в небольшую сумку. Он заметил, что высокая фигура уже полчаса стояла неподалёку, оперевшись на новенький чёрный спортивный мотоцикл, и ожидала его освобождения. Сегодня они не договаривались о встрече, но такие неожиданные появления вызывали на лице счастливую улыбку и тепло меж рёбер, хотелось поспешно щелкнуть разные фотографии, показав подготовленные позы и отобрать из бесчисленного количества нормальные, но он не мог так беспечно отнестись столь важному мероприятию. Наконец, закончив и отпустив гостей и виновников торжества, пообещав скинуть фотографии через неделю на созданное лично для них облако, Виктор, поспешил в сторону Марселя. — Ты не говорил, что сегодня приедешь. — И тебе добрый день, садись, прокачу. — Черноволосый успел коротко подстричься и неделю ходил в кепке, чтобы не напоминать о совершенной глупой ошибке Виктору, потому предпочёл не снимать свой шлем и головой указал на металлического зверя. Дождавшись, когда тот нормально усядется, он резко подал на газ. Зеленоглазый звучно шлепнулся о землю, не успев схватиться за широкую талию своего парня и, не умерив пыл, злобно выругался на весь свет. — Знаешь, есть неписанная этика у мотоциклистов, — начал голубоглазый, срываясь на опорной смех, как его сердито перебили, забрав право на мысль. Черноволосый покорно согласился и помог встать, собственнически прижав того к себе и взглянул в укравшие его сердце изумрудные глаза, ожидая продолжения фразы. — Сел — дал, уронился — женился. Я прав? — Он приподнял подбородок, чтобы казаться горделивее, и машинально улыбнулся, удержав рекордное время серьёзности за последний месяц, проведённый с ним. — Чертовски прав. Как законопослушный следователь нашей этики я должен лично убедиться. Так, мсье Виктор, вы выйдете за меня замуж? — Знаешь, это звучит как-то по-гейски. Я согласен, — ответил светловолосый и усмехнулся, добавив напоследок, — Я не сяду на мотоцикл. Мы идём пешком. Вдруг есть правило про обратный эффект этой вашей этики, а то я уже дал согласие. — Как пожелаете, женушка…Amour, toux, fumée
18 апреля 2024 г. в 14:49
— Номер 7999, просим вас остановиться и прижаться к обочине! Повторяю, номер 7999PR, останови-и-итесь! — Грубый, обработанный голос предательски скользнул к самой верхней октаве, отдаваясь противным скрипом, и сорвался на хриплый кашель, когда полицейская машина резко свернула влево, влезая в крошечные, грязные переулки, чтобы догнать довольно быстрый миниатюрный мотоцикл, который вместил на себе двух молодых парней.
Мотоцикл, явно собранный из того, что имелось в гараже, звучно ревел, испуская на неожиданных поворотах характерный визг для спицовых шин. Рука, облаченная в черную кожаную полуперчатку с мягкими подушечками со стороны ладони, сжимала ручку газа слева, переделанную специально для левши. Всё говорило о его металлической франкиншейности, кроме того, отваливающиеся наклейки прямиком летели в лобовое окно шумной для такой тихой ночи полицейской машины.
— Чёрт! Мы пропустили поворот! — Агрессивный тон скатывался с пухлых, красных, обкусанных губ, но недавно украденный матовый шлем с черными креплениями заглушил недовольства. Режущий уши звук рёва неприятно смешался с беспрерывными и настойчивыми сигналами, а не привыкшие к визору шлема аквамариновые глаза слезились и мешали ориентироваться в невозможно узкой местности. — Куда сворачивать? Виша!
Невысокий парень с уложенными в ровный хвост средней длины волосами, восседал сзади и, крепко схватив своего нерадивого приятеля за бесформенную талию и сцепив оголенные руки в замок, от страха жмурил глаза и периодически приоткрывал их в надежде увидеть свою маленькую квартиру, увешанную от пола до потолка черно-белыми и стертыми фотографиями из журналов, а не кирпичные зауженные улочки, впитавшие в свою твердую поверхность запах рыбьих туш и стойкий аромат аэрозольной краски. Неровные очертания ярких граффити плыли перед глазами, создавая продолжавшуюся цепь из разных несвязнных картинок, но назойливый протяжный гудок коварно возвращал в страшную реальность.
— Гони-и-и! Вперёд! — прокричал он с закрытыми глазами и сильнее цеплялся за талию, прижимался светлой головой к широкой, горящей спине, вытирая вытекающую из носа белесую жидкость. Это была его первая поездка, первый шаг борьбы со своей давней фобией. И надо же было ввязаться в подобную передрягу, особенно с этим наглым, заносчивым, самоуверенным и вечно ищущим на свою пятую точку проблемы…
— Ты уверен, что нам вперёд? — оборочиваясь назад, спросил юноша в шлеме, будто кто-то мог увидеть весь спектр сменяющихся ежесекундно эмоций. Он начал медленно тормозить, оглядываясь из стороны в сторону, выискивая в темноте малейший знак, как вдруг прояснившиеся глазки отразили в больших зеркалах дорогого убора огромную светящуюся из последних сил фиолетовую неоновую вывеску неподалёку, с опущенными сгоревшими линиями. Прямой путь к нему был перекрыт забором из мечталлической сетки, но толщина прутьев и отсутсвие проживания явно говорила о стойкости сооружения.
— Да! Гони! Не останавливайся! — Виктор, так звали светлого паренька, неудачно решившего побороть свои страхи на совершенно небезопасной убийственной машине из поржавевших палок, закрученной каплей слюны и единственного, заслужившего доверия неоспоримого факта — веры в золотые руки смуглого жителя и по совместительству его старого друга, совершенно не ожидал, что тот затормозит.
— Перед нами небольшой тупик… — Истерический смешок вырвался по зову тревожности и осел в голосе кудрявого загорелого парня, который в спешке пытался разомкнуть больно сильно впишиеся в его куртку хрупкие на вид белоснежные руки своего приятеля, а после приступил усердно разбираться с новеньким трофеем, закрепив на выступающий болтик крючковатую цепь со своих штанов и завершил скрытие, закрыв все это дело своей курткой, оставившись в одной белой футболке, — Тупик в два метра. Сетчатая, металлическая ограда, а за ней по всей видимости небольшой клуб. Мы идём туда. Давай, живее, пока флики не доперли, куда мы свернули.
— Хор-р-рошо, но как мы туда доберемся и куда денем м-мотоцикл? — заикаясь, спросил Виктор у Марселя, испуганно оглядываясь по сторонам, для пущей убедительности опустив шею вниз. Его красные от острого ветра уши ожидали услышать приближавшийся вой сирен, а искусанные губы здорово зудели. — Я не хочу в тюрьму, у меня фотосессия молодожёнов через месяц!
— Сейчас не время думать о молодожёнах, надо байк поместить вон в тот огромный контейнер, — спокойно произнёс Марсель, указывая на темно-синий закрытый контейнер без всяких обозначений. Времени медлить не было, либо они, либо мотоцикл. Эсткренный самосуд в виде показушного раздумия продлился в секунду, и загорелый парень, с легкостью поднял мотоцикл за ручки и поволок его в сторону контейнера, а обернувшись назад, увидел зажатого юношу, больше похожего на прелестную даму, потерявшуюся в небезопасном районе. — Эй, открой крышку, живо, стоишь как истукан.
— Я? Да, сейчас. — Беловолосый побежал в развалочку, стараясь наступать на носочки, тем самым выглядил, как неудавшийся эксперимент по скрещению пингвина и человека.
Подойдя к мусорному баку, Виктор натянул на руки край бежевого рукава, чтобы не соприкасаться с грязью, и отвернулся, сделав максимально брезгливое лицо. Маленькие, но растянутые губы изогнулись вниз, показывая свое недовольство, а брови жалобно спустились к векам — трагикомедия во всех аспектах своего проявления разрисовывалась в его образе, лишая серьёзного статусного положения — мужественности. Юноша пытался не смотреть, но не дышать не мог, что стало критической ошибкой на пути к чистоплюйству, ведь запах, пролежавшей неделю тухлой рыбы диффузиозно добрался до невинного ровного, но короткого носа. Прикрыв пальцами ноздри, он возмущённо заявил, — Здесь оставили труп?
— Да, труп мотоцикла, — ответил Марсель, опуская своё чудо-вищное создание в почти переполненный контейнер, но вполне вместивший в себя среднего размера железного монстра, и прикрыл парой раскрытых коробок из-под большой пиццы. — Мы потратили слишком много времени. Пошли.
Не успел Виктор оглянуться, чтобы спросить, куда они теперь собираются, как смуглый юноша, перекинув свисающие гладкие кудри рукой, с разбега перепрыгнул превышавший его рост сетчатый забор, оперевшись одной ногой на прутья, и звучно преземлился на другой стороне, для безиру, отряхивая черные, джинсовые брюки и поправляя завязанный верх на бедре, совсем не беспокоясь о торчащей не к месту третьей «ягодице» в виде украденного шлема.
— А теперь прыгай, — весело протянул Марсель, открывая вид на свою широченную улыбку и взмахнул рукой, приглашая на спасительную сторону.
— Я боюсь, — заявил светловолосый и попятился назад, сомкнув руки на груди. Ко лбу подступил холодный пот, но отрезвляющего действия он не возымел. Наоборот, ввёл в секундую панику, рисуя бедную судьбу заключённого под стражей и укоризненный взгляд строго отца, который винил во всем несносную мать, — Давай, поищем другой выход, я не смогу прыгнуть.
— Прыгнешь, — уверенно заверил кудрявый юноша, подошел к железной сетке и выставил руки в стороны. Виктор уже готов был возразить и попросить к нему прислушаться, но до ушей обоих донеслись голоса полицейских, которые, вероятно, оставили машину у узкого прохода и разделились, выдвинувшись на поиски пешком. — Я тебя поймаю, обещаю, только не паникуй.
— Я не могу, они уже близко, оставь меня, уходи, всю вину возьму на себя.
— Драма квин. Если ты сейчас не прыгнешь, флики поймают тебя и фотосессии конец. Ты ведь согласился ради пополнения портфолио, чтобы поступить в другой город? А у преступника никто заказывать фотографии не будет, такова система. — Марсель оглянулся, не закончив и выискивая озорными глазками лицо своего друга, посчитав, что этих слов совершенно достаточно, чтобы убедить робкого светлого юношу перепрыгнуть через забор, и сыто улыбнулся, когда увидел готовую и решительную позу.
Он знал, куда давить, как играть и что сказать, чтобы стать в редких случаях, подобному кукловодом с добрым намерениями. Польза содержала в себе часть злого и запрещённого, но никак не предательски используемого. Больше, чем братья, но меньше, чем связь. Парни знали о друг друге всё, чтобы могло бы в случае разлада уничтожить их жизнь и будущее, но ни один из них не нуждался в этом с самого детства и до сей поры. Двое красивых, чудных, статных парней временами не могли скрыть заинтересованные, светящиеся и говорящие о чем-то большем живые глаза, редкие вплески необоснованной ревности возникали неожиданно и также спадали. Уста боязливо молчали, пока страсть души брала в свои руки тонкие нити и управляла, оставляя за собой лишь окрашенные в стыд слова «прости».
Amour, toux, fumée, et argent ne ce peuvent cacher longtemps.
— Я прыгаю-ю! — Беловолосый с разбега подбежал к забору и, прыгнув со всей силы, схватился руками за ромбовидные секции и в бессмысленных попытках подвигать ногами вверх, опустился обратно на землю. Разочарованно вздохнув, но не теряя запал, потопал назад. Со второй попытки он сумел зацепиться за прутья чуть выше и, добравшись до округлых покрашенных труб, перекинул ногу на другую сторону и замер. — Я боюсь, но ты обещал меня поймать. Уронишь, сдам тебя с потрохами.
— Хорошо, дорогой, прыгай.
Виктор по привычке зажмурил глаза и, опустив вторую ногу, прыгнул вниз, но не ощутив под болтающимися ногами твердой земли, а вместо этого крепкий хват за талию, медленно приоткрыл глаза. Марсель держал его как лёгкое, невинное, недавно ушедшее из крыльев лебедя тонкое перышко и искренее улыбался, сдерживая подкативший к горлу хохот.
— Принцесса поймана, миссия выполнена. Бегом, они уже близко. — Весёлый тон сменился на серьёзный, и черноволосый юноша, опустив друга на твердый асфальт и схватив за потную маленькую ладошку по сравнению с его большой пастью, повёл его в сторону вывески чёрного входа, но резко сменив траекторию, увёл подальше от двери и остановился между небольших окон, ведущих на минусовой этаж.
На пластиковых окнах не были установлены решётки — необдуманное решение жадного руководства, которое вместо вентиляции в уборной решило установить открываюшиеся изнутри среднего размера форточки, надеясь на ограждение, что и дало спасительный шанс для двух молодых парней, успешно сбежавших от парочки полицейский с выпирающим пузом и девятью подбородками для троих.
— Я первым полезу и поймаю тебя, думаю там высоко.
Беловолосый не стал спорить, а поспешно кивнул. Тройная трагедия за день: украденный шлем, побег с места преступления, а теперь проникновение в жилое помещение, построенное с кучей недостатков, специально подзывавшее к себе подобных персон. Скинув с себя совесть, сомнения и чувство вины, он последовал на зов своего приятеля и полез ногами вниз. Его телосложение было вдвое меньше, что позволило скользнуть как по маслу и снова оказаться в неловко положении.
— Принцесса дважды поймана, какой я молодец! — на этот раз кудрявоволосый юноша позволил себе звонко расхохотаться, не боясь, что его могут услышать флики, и начал тихо подпевать заглушенной дверью музыке, двигая головой из сторону в сторону, раскачивая свои «чёрные макароны», закрывающие вид на ясные, поцелованные небом глаза, по0прежнему не отпуская своего друга, которого держал за ноги, сдерживая порыв пустился в медленный танец, не обращая ни малейшего внимания на возражения — Tell me why-у-у, oh why-у-у?
— Отпусти, — пробурчал Виктор. Его казалось бы вечно бледное и незагараемое лицо украсил приглушенный румянец, а руки невольно опустились на плечи черноволосого. — Хочешь танцевать иди на танцпол, но без меня…
— Ах, так? — наигранно возмутился Марсель, изобразив обиженное лицо, и освободил из танцевального плена товарища, ставшего показательным экземпляром томатного супа наяву, и беззаботно прошаркал в сторону двери, снимая с цепочки чёрный матовый шлем. Обернувшись, стоя на одной ноге, он уточнил, — Ты со мной?
— Упадёшь и разобьешь свой красивый нос. Я с тобой, — юноша, получив каплю позднего адреналина, смело оттолкнул черноволосого со своего пути и открыл дверь первым, вступив на самую беззаботную и лишенную проблем часть земной шара. — Спрячь это, — указал он на шлем и, самодовольно хмыкнув, хотел хлопнуть дверью, но увесистые сильные руки вмиг поймали край деревянной двери.
Загорелый парень раскрыл дверь полностью и, не изменяя самодовольной улыбке, смотря прямо в большие, разросшиеся мхом глаза, обрамленные редкими желтоватыми ресницами, шутливо признался: «У меня не только нос красивый, но ещё кое-что снизу». Наблюдая как серьёзный взгляд друга сменяется с наивного удивления на негодующий, он несдержанно рассмеялся, держась за бок, и молниесно среагировал и отпрыгнул назад, когда Виктор со всей силы дёрнул дверь на себя.
«Ему нравится мой нос».
В маленьком клубе, освещенном фиолетовыми и синими вкрученными в потолок лампами, установленными по краям чилаутов, царила несвойственная для шумного места тишина, из больших колонок рядом с танцополом, украшенной в стиле 90-х с «вишенкой» в виде висящего диско-шара, раздавался скрип, говорящий о поломке оборудования.
Места для отдыха, помещающие в себя два прошарпанных дивана, испачканные выпивкой и всякой возможной жидкостью, практически были заняты, многие сидели уткнувшись в свой телефон, редкие бунтавщики грозились уйти и оставить бар с пустой кассой, если в скором времени не разберутся музыкой. Слезшая краска на непонятно какого цвета стене, растресканные стулья из дерматина и не богатый бар, включающий в себя меткие и часто запрашиваемые алкогольные напитки. Оба парня впервые оказались в клубе настолько дешёвого сегмента и стояли как вкопанные, немо объясняя себе отсутствие решеток.
— Недавно играла музыка, ты подпевал, — удивлённо сообщил светловлосый, разглядывая среди небольшой толпы свободное место, чтобы присесть и не нацепить несмываемую кляксу на его приличной одежде. — Если хочешь, можешь сесть, но я постою.
— Сейчас разберусь, — успокоил его Марсель и вальяжно подошёл к диджею.
Наклонившись и прошептав ему на ухо довольно приятную идею, он вытащил свой новый, недавно купленный дорогой телефон и подключился к старенькому ноутбуку, который ждал своего часа и со скрипом открылся, наполнив клубную комнату мелодией запуска виндовса. Черноволосый парень усердно листал свой плейлист и, обнаружив подходящую песню, с неотделяемой от его лица хитрой улыбкой подошёл к своему другу.
— Приглашаю, вас на танец, мой мадемуазель, — целуя тыльную сторону руки и не дав светловолосому пикнуть, юноша резко вытащил его на пустой танцпол и опустив свою руку на змеиную талию Виктора прижал его к себе, раскачивая под такт выбранной музыке. Обстановка незаметно переменилась, из колонок лился кавер на песню Элвиса Пресли , а диско-шар накручивал большие белесые пятна по стенам, цвет лампочек на потолке потускнел, отображая тень прижавшихся друг к другу парней. — Не парься, ты похож на девчонку, будешь молчать, никто не заметит.
Музыка уносила вдаль, расслабляла зажатые и расстревоженные тела парней, опускала поднявшиеся плечи и заставляла неспешно двигаться в унисон. Их руки, нагоняя скрытые чувства, не слушая рассудок и здравый ум, опускались ближе к крестцу, поглаживая твердую ткань, и поднимались наверх, оставляя за собой невидимую полосу приятного возбуждения. Они словно укачивали друг друга, помогали забыться, гипнотически подзывая на сцену другие пары. Неидельная свобода, подправленная слабостью, клонила светловолосого в сон, успокоенный песней, он уложил ватную, погруженную в звуки голову на большую горячую грудь черноволосого и прикрыл глаза, позволяя кротким, но плавным движениям унести их по крайней мере на три минуты в мир грёз.
Тем временем танцпол наполнился причудливыми тенями, холодноватый воздух перетек в жаркий густой клубок, движущийся средь пылких страстей и впипавший в себя смесь ярких и острых запахов. Терялся мир и время, путаясь под множеством ног, хаотично вальсирующих между собой и нетактично сбиваясь на быстрый темп, а после возращаясь к первоначальному темпу. Парни не замечали никого и ничего, каждый, кто приближался, приобретал мизерную ценность и вынужден был отплясать в другую сторону. Их не тревожила мысль, что их раскроют, раскритикуют и разнесут. Правило трёх «Р», пресловутое и придуманное в голове черноволосого, который усмехался себе под нос, отбрасывая лезущие настырно мысли о признании в далёкую глубину отрицания, не желая портить так хорошо сложившийся момент, пока аквамариновые глаза не раскрылись в неожиданном испуге.
— Вот чёрт, — глухо произнёс Марсель, грубо забирая светловолого в середину толпы, успокаивающе поглаживая его спину, а другой рукой потянулся к тугому хвосту.— Виша, сейчас будет больно, — предупредил он Виктора и резко стянул резинку, освободив шелковистые бледно-желтые волосы. Они, как россыпь жемчужин, переливались в блеклом цвете и закрыли вид на молочную высокую шею.
— Ч-что ты творишь? — рассердился Виктор и машинально потынулся в сторону волос, чтобы собрать их обратно в хвост, посчитать оторванные волоски и за каждый вырванный дать равноценную пощёчину, но моховые глаза пугливо застыли при виде двух полицейский, уверенно стоявших у места отдыха и собиравшихся приблизиться к толпе танцующих. Юноша резко развернулся и, не говоря ни слова, уставился на Марселя, тихо моля придумать спасительный план к бегству.
— Давай поцелуемся? — уверенно спросил черноволосый, дотронувшись до острого подбродка светловолосого и, не дождавшись ответа, жадно впился в открытые от удивления маленькие искусанные губы, которые в ту же секунду обдались пылающим жаром и размокли от плавного движения языка.
Черноволосый был в меру настойчив, но страстно увлечён, ему робко отвечали взаимностью и легко покусывали большие нижние подушечки. Ладонь непослушно остановилась на затылке и упрявляла темпом, то отдаляла назад, открывая вид на красные щеки и огромные, мокрые от слез глаза, которые молниеносно закрывались, намекая на готовность к продолжению, то приближали, осыпая уголки нежными поцелуями, утыкаясь носом в щеку и вдыхая еле заметный морской аромат. Тонкая шея изгибалась под порывистыми и пламенными губами, разрешая любовнику спуститься ниже и подстраиваться к выбранному не им направлению, принудив немо глотать холодный воздух и трепетать полуприктыми ресницами.
Из тонких уст послышался тихий горячий вздох, освободив грудь от дрожжи и разгорающегося огня. Светловолосый подался вперед, украв в свою очередь второй поцелуй, продолжил неумело двигать губами, не отставая и упрямо раскусывая чужие губы, которые в ответ лишь ухмылялись и выбирали из раза в раз поддаваться, ощущая царапающие последние штрихи.
— «Требуем подкрепление», — механический голос раздался неподалёку от парней, вынудив их остановиться, чтобы прислушаться. — «Перестрелка в районе порта, погиб человек. Повторяю, погиб человек».
Они расслабленно выдохнули друг другу в губы, рассматривая возбужденные лица и увеличенные зрачки. Алые щеки зудели, окрасившись под цвет опухших мокрых губ, и светловолосый позволил себе отойти, чтобы привести сбившееся дыхание в порядок.
«Нам пора домой»
«К тебе или ко мне?»
«К тебе»