Как звали твою первую любовь?

— Как звали твою первую любовь? — Сладко растекается вопрос по губам назойливого паучка, что с лёгким интересом водил указательным пальцем по пушистым ключицам старого бармена, окутывая его рецепторы сладким ароматом духов. Сегодня они были пьяны и веселы, купаясь в ритме лёгкой музыки и приятном расслаблении. В главной комнате первого этажа отеля, немного охмелённый алкоголем бармен, сидел прямо посередине огромного дивана с уставшими и опущенными плечами. Иногда, Энджелу удавалось выводить его "в люди", затаскивая на сомнительные вечера в клубы и бары. Все претензии по поводу: «Зачем нам идти в бар, если он буквально есть в отеле?» — были моментально отклонены. Это своего рода медитация, интересный перформанс, приключение. Актёр воодушевлялся от одной мысли подборки образа, коим распоряжаться позволено только ему. В эти вечера, только он мог откорректировать каждую деталь своего наряда, под стать его настроению и ощущениям. Кровь будоражил факт того, что никто не сможет ему в этом поприпятствовать, это только его задача и его право. Никто не кинет в него готовый набор одежды, не подставит ему под нос визажистов. Он справится самостоятельно. И справится на отлично. Хаск никогда ему не перечил. Хаск поможет застегнуть молнию на спине, оденет колье на его шею и ласково обует тому обувь, если только блондин его об этом попросит. Сегодня Даст выбрал облегающее, серебряное платье. Хлопок красиво переливался на свету, отражая приятный и дорогой цвет. Он шёл Энджелу. Он показывал всю роскошь его души напоказ, заставляя всех смотрящих тонуть лишь в одном неаккуратно брошенном взгляде этого кудесника. Ключицы опоясывал приятный кулон со светлым камнем, руки были обременены белоснежными перчатками с миниатюрными кольцами на средних пальцах каждой руки. Его пурпурный сапфир обволакивал зрачок, убивая наповал каждого, кто только посмел подивиться на столь яркий образ. И только одному мужчине было позволено смотреть в эти глаза вечно. Столько, сколько он захочет. — Что, прости? — В непонимании переспрашивает довольный кот, пьяной улыбкой кивая к лицу Энджела. Они сидели уютно. Мужчина, полностью расслабленный пьяным наваждением и вечерними танцами, отпустивший на сегодняшний вечер все тревожные думки, приобнимал паренька, что так мягко прилёг на плечо бармена, вырисовывая невидимые узоры на его пушистой груди, шерсть которой, выступала из-за пары расстёгнутых верхних пуговиц. И усатый выглядел хорошо. Ему до чёртиков подходил этот костюм. Выглаженная кремовая рубашка с засученными рукавами, расписной жилет цвета тёмного дуба, и этот прекрасный, алый галстук. Парню так нравились галстуки на нём. Приемлемым аксессуаром в его образе даже играли тёмные подтяжки с золотой обшитой нитью. Даст, признаться, долго не понимал подобной тяги к ремням на плечах, но они действительно чертовски ему шли. И весь этот ритуал вошёл в небольшую традицию. Они выходили в свет, довольствуясь обществом пьяных грешников, но уделяя время только друг-другу. Посвящая эти вечера только своим чувствам, эти двое демонов забывались в лёгком танце или неясном диалоге, что окутывал встречи без фанатизма, без дикого преследования. Лишь небольшое сопровождение пьяными речами заставляло морщить нос от смеха, а губы довольно растекаться в улыбке. Энджел хотел показать всему свету, кому он на самом деле принадлежит. Он не думал о своём положении, выкранной душе. Он думал только о Хаске. — Просто лёгкий интерес. Это была девушка? Или ты с малых лет был юным спартанцем? — Хихикает актёр, выпрямляя спину и усаживаясь повыше, чтобы видеть выражение его озадаченной морды. Вопрос пришёл в голову внезапно, ненавязчиво. Очень аккуратно подобрался к устам, вываливая столь интересную тему напоказ. Каждый такой вечер они заваливались в отель пьяные, уставшие, но до дрожи довольные. Включали программу новостных каналов или разного рода посредственных передач, со временем на столько погружаясь в диалог, что и вовсе забывали о фоновом звуке на экране монитора, что уже не представлял никакой важности. — С каких пор тебя интересуют мои бывшие отношения, м? — Бархатный и низкий голос озарил слух Даста, пока один из кошачьих когтей игриво наматывал светлый волос на свою фалангу. Они оба были пьяны, но до сих под достаточно игривы друг с другом. Может быть, даже с большей силой. — Это ведь не преступление? — Мурчит актёр, выпаливая шаловливый смех на выдохе. Он кивает к его пушистым, бурым щекам, оставляя трепетный и мокрый от помутнения поцелуй. Щёки вновь прилегают к кошачьим плечам, пока руки довольно обхватывают его локоть. — Я уверен, ты, наверное, был ещё тем ловеласом? — Хаха! Скажешь тоже. — Искренний гортанный смех донёсся от крылатого грешника, пока он устраивался поудобнее, перекладывая лапу к талии паука. Они говорили о своей жизни до смерти, описывая людей, места, и конечно же — свою внешность. Хаск утверждал, что был очень далёк от стандартов красоты, только вот блондин всегда отмахивался. Такая милая морда не могла быть не привлекательна. — Знаешь, малыш... — Ладонь плавно проходится к лопаткам и назад, пока яркий и золотистый взгляд кота лениво примыкает по потолку, вспоминая фрагменты ушедшей из-под ног жизни. — Я не так часто влюблялся, чтобы это было тебе интересным. — Не нуди, старик, расскажи! Ты романтик, твоя первая любовь точно была интересной. — Не думаю. — Поджимая нижнюю губу, Хаск задумчиво махает головой, вспоминая детали былой истории. — Наверное её звали типо... Трейси? Может быть... Бритни? — Какой ужас... Нет. — Хохочет бармен, сподвигая и Даста тихонько рассмеяться. — Может... Триша? — Её звали Матильда. — Низким басом отвечает старый кот, наконец поддавшись назойливым уговорам. — Она была фокусницей. — Ух-ты! Это она тебя научила таким приёмам? — С большим интересом в голосе спрашивает паучок, меняя своё положение. Он удобно ложится головой на колени своего кавалера, сложив верхнюю пару рук на груди. — Не совсем так... Но ты почти попал. — Кошачья лапа очень мягко прилегает к затылку блондина, плавно и с теплом поглаживая его по волосам. — По юности, я часто забегал в лаудж-зоны в казино, где наблюдал за выступлениями бывалых иллюзионистов. Там я и полюбил сценическую магию. — Я понял! Она стала твоей музой. — Он театрально закатил глаза, приставляя ладонь ко лбу. — Ох, милая Матильда, покажи мне все свои тайны! — Дурак... — Со смехом бубнит бармен, отрицательно качая головой. — Она была намного старше меня, так что не ожидай приятной развязки. — Ну ладно-ладно. И что? Ты прям влюбился? — Я думаю да. Мне точно нравился её образ. Я с открытым ртом наблюдал за её навыками, за её артистизмом. Она была милой со мной. Думаю, подростку многое и не нужно, чтобы тут же втюриться. — Но Хаск не выдавал особых подробностей. Хоть с пареньком ему было легко болтать на любые темы, подобные, он предпочитал не заводить. Ему не хотелось говорить о любви к кому-то, кроме как к самому пауку. — А ты ей признался? — Но Энджелу было интересно. Он без задней мысли расспрашивал о подробностях старой жизни мужчины, не надумывая себе что-то сверху. Может, со стороны это казалось странным, но Даст любил такие истории. Только от него. — Да. Мы даже недолго встречались. Однако, потом она уехала на гастроли со своим любовником-продюссером, и я больше никогда её не видел. — Может когда-то давно Хаска и могла волновать подобная часть сценария его жизни, но это точно происходило десятками лет назад. Это была не самая трагичная история его любви к кому-то, и ему не особо хотелось распространяться об этой странице своей жизни до смерти. — Да ну! Вот дура! — Эмоционально вываливает блондин, в оживлении приоткрывая рот. — А что? Ты расстроен, что я счастлив с кем-то другим? — Очень низким шёпотом промурчал бармен, подхватывая белоснежную ладошку своего кавалера, и очень ласково озаряя его запястье поцелуем. Энджел до сих пор не понимал простоту и изящность подобных действий. Не понимал, как коту удаётся заставить его щёки розоветь от таких простых махинаций. Бабочки в животе тут же пробудились, ножами покалывая его желудок изнутри. Он выдержал неловкую и заметную паузу, задумавшись над ответом. — Точно. Пошла Матильда нахуй. Лавочка закрыта. — По солдатски отвечает блондин, заставляя усатого вновь посмеяться с его забавной манеры. Это было просто очаровательно, Хаск тут же растаял на глазах. — А что насчёт тебя? — Всмысле? — Раз уж ты начал, теперь твоя очередь. — Вторая ладонь Хаска не перестаёт поглаживать того по волосам, трепетно выделяя каждый локон непослушных волос. — Как звали твою первую любовь? — Бля, не ебу. — Отрезал Энджел, зевая и прикрывая глаза. Ему точно нечем было хвастаться. Опыт у него был на редкость паршивый, и это он понял не так давно. Как оказалось, все великие чувства и то, что он называл «любовью» — было бредом сивой кобылы. По настоящему его любил только один человек. Именно он и дал понять, что такое «любить». — Теперь не отмажешься, рассказывай. На что паук лишь коротко вздыхает, поднимая к нему полный безразличия взгляд. Его не волновала своя история, но она точно была неприятной. — Его звали... Джастин? — Фу, нет! Серьёзно? — Натянув улыбку, плюётся Энджел, забавно поморщившись. — Хаха, хорошо-хорошо... Вильям? — Точно нет. Попробуй ещё раз. — Отрицательно кивает паучок, поднимаясь при помощи рук и присаживаясь рядом, довольно держа зрительный контакт с крылатым барменом. — Ладно... Какие имена были популярны тогда... Альберт? Это хоть немного близко? — Не-а. Опять мимо. — Его выражение лица стало более серьёзным, чем до этого. Слегка поднимая свой подбородок, парень перебрасывает ногу, садясь на колени крылатого демона. Его руки плавно проходятся по галстуку, с явной интригой провожая каждое своё движение. Очень обходительно и не спеша, блондин кивает к пушистым, бурым ушам, спуская тон своего голоса на бархатный шёпот. — Его звали Хаск. Мужчину даже бросает в мурашки от этих действий, прикосновений, манеры подачи себя актёром. Он недолго хмыкает, сморщив нос. — Ты нарушил правила собственной игры. — Насмехается бармен, не воспринимая в серьёз эту сладкую лесть. Он выгибает одну бровь, в немом вопросе кивая своему партнёру. — Теперь, давай серьёзно. — Ох, поверь мне, котёнок. Я очень серьёзен! — Сквозь лисью улыбку тянет актёр, поправляя собственные волосы, и как бы невзначай затягивает чуть размякший алый галстук на шее своего фаворита. — Не важно как их звали, и что я к ним чувствовал, — Он специально не поднимает глаза, мягко играясь собственной интонацией. Хаск же, совершенно не сводит с него пристального взгляда, сбросив все эмоции и с интересом вслушиваясь в объяснения такого ответа. — Любил меня только ты. — Ха! Прям-таки. Не поверю, что тебе никто не признавался в ответной любви. — Признавались. Но не любили. — Пронзительно всматриваясь в глубину янтарных глаз, отрезает блондин, в лёгком мандраже поднимая свои плечи. Его взгляд будто загипнотизирован, безумен. В своём тоне Даст был очень серьёзен. — И не делай такое лицо. Я знаю, что мной всегда пользовались, это не открытие. Да боже, я когда-то думал, что и Вал в меня влюблён. — Скрываясь за фальшивым и защитным смехом, Энджел смущённо дергает плечами. Хаск не понимает. — Погоди. Ты же встречался до этого с кем-то, я прав? — Даст кивнул. — Тогда почему ты так уверен? — Ты начинаешь превращать мои милые и приторные признания в что-то идиотское. — Куксится актёр, закатывая глаза. Он набирает побольше воздуха, измученно поясняя. — Ко мне никогда не относились так. Я в первый раз чувствую, что меня используют по назначению. Так понятнее, старик? Кошачья лапа без темпа проходится по талии паука, пока мокрый нос незамысловато кивает к чужой бледной шее. Он плавно проходится по ворсинкам волос, тоскливо складывая свою голову на чужое плечо. — Не говори мне такого. — Ты просто пьян, Хаск. Не будь таким сентиментальным. — Хихикает паучок, мягко обнимая растроганного мужчину за плечи. Парень редко поднимал такие темы, редко говорил вслух о своих чувствах, лишь рассказывал о них поступками. Бармен был готов провалиться сквозь землю от осознания, что его обычные действия способны так глубоко засесть в сердце кого-то. Может, они и не такие уж обычные? — Ну-же. Это был просто милый способ тебя разжалобить. Ты такой простак иногда. — Не употребляй ко мне слово «использовать». — Ладно, не так выразился. — Ты нужный. — Хаск трепетно целует его в шею пару раз, совсем не пошло сопровождая все свои действия. Он выпрямляется, откинувшись на спинку дивана и встречаясь взглядом с напряженными глазами Даста. — Ты яркий. — Когтистые лапы мягко обхватывают белоснежные ладошки парня, пряча их в кулачок и преподнося к губам. — Ты особенный. — Прижатый кулачок тот направляет к губам, миловидно поцеловав бледные запястья. — И я точно не использую тебя. — Ох... — Даст плавится, словно пломбир на жарком солнце. Слова доходят до глубины самого сердца, проходя насквозь и отказываясь выходить наружу. Он тронут, он польщён, ему стыдно за свои неаккуратно выброшенные фразы. Его щёки озаряются румянцем, пока одна из свободных нижних рук тянется к линии чужого подбородка, мягко проходясь по скулам своего партнёра. Собственная гордость не позволила выдавить яркое сочувствие, поэтому, Энджел объясняется, но делает это с явным достоинством. — Я не то сказал. Не подумал. Хаск, мой опыт просто представлял собой больше быстрые связи и зависимость, чем что-то стоящее. — И в какой-то момент паучку показалось, что он пренебрег чувствами кота, высказав что-то об использовании. Это не имело ничего общего с действительностью, поэтому, Даст нервно принимается объяснять свои мысли по поводу этого, изрядно протараторив и проглотив пару слов, невнятно их разжёвывая на своём языке. В этот раз получилось не так сдержанно. Нервозность слышна чётче, более различима в его тоне. — Я не... В смысле, я имел в виду, что настоящими отношениями я могу назвать только наши, это не значит, что я-... — Тони. — Кот перебивает. Не очень громко, не с напором, но как-то умудряется моментально заткнуть паучка. Он выпрямляется, потирая его плечи. — Я понял. Всё хорошо. — Его ушки поднимаются, тут же успокаивая внезапный порыв. Энджел слишком много думал, а ещё больше накручивал. — Иногда я такую хуйню несу. Вот реально! Почему тебе так не нравятся кляпы? Они ахуенно перекрывают звук. — Ты говоришь о чувствах. Это не бессмысленно. — И вот, старый кот уже подбадривающе улыбается, чуть наклоняя свой подбородок. Энтони всегда боялся ляпнуть что-то не то. Он учится подбирать слова, чаще всего преувеличивая свои оговорки в троекратном масштабе. — Или... Ну не знаю... — Паук ярко жестикулирует, то и дело махая руками в своей итальянской манере. — Я бы мог просто кивать, но нет, ты сам знаешь, меня хуй остановишь. Вот реально! Меня же буквально не заткнуть, это бесконечная машина-... Заткнуть. Энжел затыкается моментально, как Хаск заботливо проходится вдоль его плечей, доходя до лопаток и невзначай притягивая к себе в объятия. Его гортань выдаёт секундное мурлыканье, что кажется, сейчас вышло добровольно. — Со мной такое тоже в первый раз. — Спина удивлённого паука так и находится в выпрямленном положении, он не в силах пошевелиться вовсе, будто прислушиваясь к тому, что ему пытаются донести. — Ты просто оговорился. Всё нормально. — Ну вот... — Розоватые щёки актёра укутываются в чужие плечи, пока брови хмурятся, а все четыре руки принимают подобный жест, обнимая бурого кота в ответ. Даст поджимает губы и отводит смущенный взгляд в сторону. Из-за перекрытого рта, его голос слышится приглушённо, он буквально бубнит ему в рубашку. — Ты слишком ласковый, когда напиваешься. — Я часто напиваюсь, парень. — Посмеивается бармен, довольно дёргая ушами. Он прижимает его поближе, вызывая разряд тока в желудке у обоих. — В этом и проблема, — Ворчит блондин, поближе укутываясь и пряча глаза в тёплой шее кавалера. Спрятался и прижался, словно маленький котёнок. Он сжато выругался, так тихо высказывая своё недовольство. Хаск прав, он его понимает. И понимает как никто другой. — Ты часто такой. — И буду таким, сколько потребуется. — Бархатным мурчанием доносится его голос, что явно звучал более задорно, чем до этого, из-за откровенной лисьей улыбки. — Я хочу ещё выпить. — На духу вываливает актёр, выпрямившись и развернувшись к стоящему рядом кофейному столику. Было приятно знать о том, что сейчас их никто не побеспокоит даже с учётом, что они буквально находятся в главной комнате огромного отеля. Постояльцам, и их друзьям по совместительству, не было резона выходить к главному холлу посреди ночи. Однако, бывший оверлорд действительно предпочёл бы уединение в закрытой комнате. На ключ. Энджел подхватывает бутылку разбавленного, однако весьма крепкого ликёра, делая пару глотков. — Мне уже плохо от этого сиропа. Не хочешь переехать к бару, а потом подняться в комнату? — Апероль больше тебя не вдохновляет? — Вновь игриво соскальзывает с уст паучка, что уже довольно кивает плечами и передаёт бутылку в кошачьи лапы. — Терпеть его не могу. — Однако мужчина принимает напиток, изливая сладкий хмель в свою глотку. Он недовольно морщится, с закатанными глазами передавая пойло обратно. Хаску нравился крепкий виски, бурбон, или коньяк на худой конец. Он точно не был в восторге от подобных напитков. Но эти вечера не принадлежат ему, они принадлежат Энтони. — А вот тебя обожаю. — Пьяная кошачья морда с ухмылкой и лёгким смешном тянется за поцелуем, разгорячённо чмокая партнёра в щёку. — Хаха! Старый извращенец. — Однако, Даст принимает подобный жест, игриво притягивая демона за красный галстук и крадя у того поцелуй. Мужчина пахнул ярко. Грубая древесина вперемешку со сладкими ягодами боярышника вскружила голову подобным ароматом. Даст любил хороший запах, но то, как пахнул бармен, он не мог ни с чем сравнить. Закусывая его губы, нежные руки, обрамлённые атласными перчатками, медленно проходились вдоль шеи против линии роста волос, вызывая у хозяина ворох мурашек, проходящийся вдоль всего позвоночника. В таком малом, но очень приятном мгновении хотелось находиться вечно, однако, им действительно стоит сменить положение. Энджел вскоре прерывает поцелуй, заткнув довольному коту рот кончиками своих пальцев, и чуть шатаясь, поднимается с места. — Всё, хватит с тебя. Пойдём. — Ну ебанаврот... — Протирает лицо бармен, пока актёришка делает ещё пару глотков ликёра. — Кис-кис-кис, киса. Пошли. — Протягивая руки, блондин ухватывается за чужие локти, помогая пьянице подняться. Оба шатающиеся, не координирующие, но такие довольные демоны, убирают за собой весь беспорядок, направляясь к лестнице. Даст громко постукивает своими каблуками по красному ковролину, придерживая лапу старого кота, чтобы тот в порыве хмельного смеха и вовсе не рухнул с лестницы. — Ты че меня так ведёшь... Я не калека! — Посмеиваясь мурчит кот, подхватывая Энтони за плечо, пока тот придерживается на перила для равновесия. — Тихо! — Хихикает блондин, приставляя шатающиеся руки к губам. — Все спят, угомонись! Хаха! Может, у него и был отвратный опыт. Может, он до сих пор испытывает жуткую неприязнь к себе из-за собственной работы. Возможно, он действительно когда-то кого-то любил. Но ни одно существо не стояло рядом с тем, в каком экстазе блондин находился каждый день рядом с этим усатым грешником. Какую отдушину и спокойствие получал от одного лишь присутствия бармена рядом. Хаск не мог решить все его проблемы, вывести из порочной ямы страдания и самокопания, но он точно был его домом. Защитой, его оберегом. Буквально всем. Он учил его принимать себя, мир вокруг, свою точку зрения. Показал, что зависимость имеет мало общего с искренними чувствами. Показал, как нужно любить. Что бы с ним не происходило, и какой бы длинной не была история его существования, паук знал, что Хаск — был первым.