Давай никогда не забудем этот миг?

Ричард сидит в придорожной кофейне, наблюдая за ходящими из стороны автоматонами, гирляндами, которые излучают тёплый свет, рассеивая чернильную тьму вечера, по полотну которого, словно блёстки, в хаотичном порядке рассыпались звёзды, создавая только им понятную композицию. На улице бушевал холодный ветер, заставляющих продрогнуть до костей, а кончики пальцев покраснеть от холода, хотя до зимы ещё был месяц. В окнах многоэтажных домов, скорее напоминающих высокобюджетные декорации, то загорался, то потухал свет. Весь город погружался в своеобразную тихую дрёму, с яркими и красочными снами, которыми сам Ричард был обделён. Возможно, если бы он не знал, насколько это место фальшивое, неправильное, искусственное и слишком идеальное, чтобы быть правдой, то и отношение у него было бы другое. Возможно он бы действительно проникся людьми здесь как и Лололошка, бегал счастливый по городу, с сияющими от счастья глазами и рвущимся изнутри предвкушением: «А что будет завтра?». Однако всё произошло так, как произошло. Ничего не изменить: ни факт его рождения, ни полученные знания, ни отношение к роботам, которое не выровняются никогда. Иногда Ричард сожалеет о том, что ему не могут так же стереть память, подкрутить в настройках эмоции, сделать его «общественно правильным и удобным». Или приписать определённый сценарий, где за него будут действовать микросхемы и код, а не мозг, который не знал как выбрать из клетки намного уже, чем в которой сейчас находится Ричард. Он может дышать, думать, ходить, писать свою же историю, но при этом не может социализироваться, понимая, что его скорее всего забудут, выбросят из чужой памяти как ненужный элемент и переменную и всё начнётся по новой. И смысл тогда с кем-то дружить, разговаривать, выстраивать какие-то отношения, если всё пойдёт по заранее всем известному сценарию: знакомство, дружба, разговоры, прогулки, амнезия. И так по кругу. В этой цепочке и безумном колесе Сансары нет кнопки «стоп», спускного механизма, крючка, который прервёт эту цепь навсегда. А смысл тогда дружить, если ты будешь забытым. Ведь если одно звено не помнит о дружбе, то и дружбы нет. С одной стороны быть человеком в этом насквозь лживом мире награда, а с другой наказание. И пусть сценарий ломать этим марионеткам на ножках весело, пусть реакция некоторых заставляет получить тот самый адреналин и окситоцин в крови, пусть это помогает забыться. Однако Ричард не чувствует себя от этого более живым и счастливым. Когда грани дозволенного стираются, начиная походить на лишь незначительные штрихи простым карандашом на бумаге, становится скучно. Ибо нет ничего, что могло бы тебя остановить, ограничить и привлечь какое-никакое внимание со стороны. И тут уже социальный каркас, социализация и любовь к обществу трещит по швам, металлические кнопки с силой вылетают из балок, до этого держащие эту башню. Всё падает, всё рушится, всё начинает наскучивать. Даже собственная жизнь, которая кажется однообразной. Алкоголь, наркотики, курение — всё в этом мире условно «правильное», работающее так, как и должно быть, из-за чего не возникает желание их даже попробовать, ибо в этом больше нет ничего запрещённого, неправильного и манящего. Единственное, что может манить так это боль в собственном теле, ибо её нельзя изобразить, нельзя получить и ощутить настолько же реально, как реальный человек. Автоматоны лишь говорят о боли, шипят и кряхтят, на самом деле, не чувствуя ничего кроме того, чтобы что-то из себя изображать. А Ричард чувствует, он может это сделать. Он может себе осознанно навредить: ударить, порезать, заставить затыкаться, обжечь или ударить током. И данные эксперименты явно не остаются без каких-либо последствий, ибо белёсые шрамы и ожоги прекрасно было видно на коже, которую благо скрывала рубашка и зелёная жилетка, а в это время года ещё и длинное болотного цвета пальто. Вообще в принципе не хотелось быть пойманным за этим занятием не только родителями, но и однокурсниками, ибо клеймо «ненормального, психически нездорового и сдвинутого по фазе» приклеилось бы к нему на долгое время, хотя общественное мнение его и не сильно волновало. Благо именно сейчас он находится в тепле и уюте. Осиновый столик с чёрными железными ножками стоял напротив большого панорамного окна. Над столом висели круглые лампы, которые освежали кирпичные стены и растения, которые добавляли в стиль лофт яркость и контрастность. Здесь пахло кофе, свежей выпечкой и ванилью, что давало возможность забыть о нереальности всего. Ричард кладёт свою сумку рядом с собой и достаёт оттуда книгу с блёклой обложкой и названием «Шерлок Холмс». Честно признаться Ричард не особо любил читать, а если вспоминать о том, кто ему эту книгу дал, то желание пропадает почти полностью, но при этом в груди, что-то трепещет, что-то быстро бьётся о рёбра и заставляет дыхание прерывать. Раздражающие рыжие волосы, широкая улыбка, тихий и одновременно звонкий голос с карими глазами, похожие по цвету на кофе, которое так любит Ричард. Особенно поражает именно запах Рена: апельсин, корица и гвоздика. Обычно от автоматонов пахло всегда одним и тем же: машинным маслом, гарью и палёной резиной, редко бензином или цветами, которые не заглушали этот отвратительный запах искусственной машины, а делал его ещё более невыносимым. Однако Рен был другим. Что-то в нём было такое, что несмотря на арктическую стужу, которая только и могла олицетворять их отношения, Ричард тянулся к нему, не уставая от его однообразных реакций на его подколы и унижения, не уставая от заносчивости и странного желания с ним подружиться. И это пугало и пугает до сих пор, ибо не мог же он влюбиться даже привязаться к роботу, к лишь имитации жизни, который забудет его в лучшем случае через месяц. Это бред! Просто невозможно и немыслимо! В этом просто надо искать логический и скрытый смысл, оглянуться по сторонам и забраться в глубины своего сознания, дабы найти эту золотую каплю в море ответов и вопросов. Однако анализ ситуации ни к чему не приводит. Ричард не пытался никогда копаться в своих чувствах и пытаться их понять, ибо есть и есть, что с них взять? Однако сейчас он очень сожалеет о том, что не делал этого раньше, ибо пробираться через бесконечные вопросы о том, что есть чувства, являются ли они приемлемыми и нормальными, что для него вообще значит чувствовать, крайне сложно и по ощущениям что-то невозможное и нереальное, поэтому Ричард переключается на страницы книги, где течёт своя история. Литература оказывается весьма занимательной и заполняет собой всё вокруг. Дело цепляет с первых строк, а разгадка находится одновременно слишком близко и далеко. За окнами начинается дождь, даже самый настоящий ливень, который заставляет капли барабанить по стеклу. Кофе приятно горчит и обжигает горло, а ванильный чизкейк прекрасно заглушает горечь и тает во рту, оставляя на языке вкус сладкого твороженного сыра и слоя рассыпчатого печенья. Тишину неожиданно нарушает звон колокольчиков, и Ричард оборачиваясь сталкиваясь взглядом с причиной своих мыслей, раздумий, сомнений и странных желаний. Рен его тоже видит и, повесив мокрую куртку с зонтиком на вешалку, садится напротив парня, который явно не доволен новоприбывшей компании. — Привет, Ричи, — сладко протягивая гласные и опираясь на руки говорит Рен. Ричи звучит для Ричарда из его уст как что-то правильное, естественное и само собой разумеющееся. Это больше не вызывает привычного раздражения, видимо, за столько лет он просто устал и привык к этому, поэтому даже не заостряет на таком обращении внимание. Однако для вида всё-таки демонстративно закатывает глаза. — Что тебе от меня нужно? Столько свободных мест, но тебе нужно обязательно сесть рядом со мной! — недовольно бубнит Ричард, с силой стискивая ручку чашки, мечтая облить всё ещё горячим кофе чужое лицо и колени. — Ты просто с этого так мило бесишься. Не могу я себе просто отказать в таком удовольствии, — смеясь и широко улыбаясь той самой раздражающей, но при этом такой родной улыбкой, говорит Рен. Ричард от таких слов краснеет и отводит глаза в сторону. Такая откровенность его просто вымораживает, вгоняет в ступор и заставляет быстрее делать чем думать. Рен лишь на такую реакцию ещё сильнее смеётся, и Ричард уже начинает беспокоиться как бы другие «люди» не обратили на них внимание. — Не думал, что такие слова могут смутить тебя, Ричи. А ведь я даже ещё ничего не успел сделать, — говорит Рен, видя из-под полуприкрытых глаз, как закипает Ричард. — Заткнись ради всего святого, консервная банка, — злобно шипит парень. — А что если нет? — совершенно невинно спрашивает Рен, из-за чего Ричард встаёт в ступор. А действительно, что он может сделать? Противопоставить ему что-то кроме оскорблений сейчас. Ричард только сейчас понимает, что кроме обидных слов, которые на долго не застрянут в голове Рена ему ничего не сделает. Даже собственная рука не может подняться на этот невинный и глубокий взгляд, на столь красивые черты лица. Сердце в грудной клетке в этот момент заинтересованно бьётся, давно всё решая за своего хозяина и обладателя. «Я влюбился», — только крутится в голове Ричарда, когда его пальцы смыкаются на пальцах Рена. От его руки исходит тепло, то самое как от живого человека. Оно больно обжигает и манит одновременно и это странное чувство заставляет ещё сильнее потеряться на подступах к реальности и осознанию происходящего, которое и не хочется чтобы происходило. Просто хочется забыть на секунду и забыться в этих неправильных чувствах, позволить себе хотя бы одну такую маленькую и незначительную слабость. — Ричи, ты чего? — ошарашенно и краснея, спрашивает Рен, явно не до конца проанализировав этот резкий порыв. — Да, так просто понял, что сейчас чувствую, — говорит Ричард улыбаясь. Рен ещё ни разу не видел его улыбку, но сейчас внутри него будто что-то взорвалось, рассыпалось на тысячи искр и вспыхнуло ярким пламенем. Хотелось видеть только эту широкую искреннюю и тёплую улыбку, не похожую ни на что в этом мире. — И что ты чувствуешь? — Я чувствую, как моё сердце быстро бьётся, тепло и то что мне трудно дышать, — тихо, почти еле слышно, шепчет Ричард. — В тебе явно умирает талант писателя, — беззлобно говорит Рен. — Это всё ты и твои книги! — будто с претензией говорит Ричард. — Значит ли это что я лучшее что с тобой случалось? Этот вопрос Ричард оставляет без ответа, ибо оба его и так прекрасно знают. Нечего лишний раз убеждать себя в реальности происходящего и своих слов. Нужно просто забыться, отдаться этому мигу. Плыть по столь спокойному и жаркому течению реки. А самое главное: «Запомнить этот миг на-всег-да».