Up to no good

… каждое лето на каникулы приезжала домой, и ее карманы были полны лягушачьей икры, а сама она все время превращала чайные чашки в крыс. Чайная чашка с тихим писком обернулась крысой. На шкурке животного так и остался узор из петуний, и с пару мгновений Петуния зачарованно рассматривала крысу, которая сидела на клетчатой скатерти в окружении других фарфоровых чашек и блюдец. Кукольное чаепитие превратилось в… — Фу! Крыса! Убери! — заверещала девочка, вскочив из-за стола. Куклы попадали со своих мест. — Да ты не бойся, она же не обидит… — попыталась успокоить её Лили, но Петуния уже со всех ног мчалась в дом с жалобным «Ма-а-ам!». — Я поговорила с твоей сестрой, — миссис Эванс опустилась на краешек кровати Петунии, которая лежала, зарывшись лицом в подушку, и отказывалась вставать. — Она очень сожалеет и больше так не будет. — Она всегда так говорит! — приглушённо отозвалась девочка. — И всё равно делает! — Лили не всегда может это контролировать, дорогая. Но она очень старается. — Вы всегда на её стороне! — всхлипнула Петуния в подушку, но слёз уже не было. Миссис Эванс мудро пришла в спальню дочери через некоторое время, дав ей пережить свои детские обиды самой для начала. — Ты и папа! — Это неправда, Туни, — строго произнесла мама. — Мы на вашей общей стороне. Потому что мы вас любим одинаково. С пару минут в комнате было тихо. Мама гладила Петунию по волосам, успокаивая, а потом поднялась с кровати. — Ты видела, кстати, соседний дом кто-то купил, — произнесла миссис Эванс лёгким тоном и не ошиблась. Врождённое любопытство Петунии не позволило ей остаться незаинтересованной. — Кто? — Понятия не имею. Но, мне кажется, въедут наши новые соседи на следующей неделе… спускайся к ужину через полчаса, дорогая. Дверь за мамой закрылась, и Петуния села на кровати, задумчиво глядя в окно, за которым виднелся соседский дом, в который, судя по всему, скоро кто-то заедет. Может быть, дело было вовсе не в чашке, превратившейся в крысу… хотя это была её чашка, Петунии! С маленькими петуниями на ней… Может быть, дело было в том, что чашка могла превратиться в крысу только тогда, когда того хотела Лили. У Петунии чашки всегда оставались чашками. В дом заселилась семья, чинная и благопристойная, такая, какие показывали по телевизору и о которых писали в книгах. Именно в такие семьи любила играть Петуния: папа, мама, дочка и белоснежный кот с розовым бантиком. Кота звали Снежок, а дочку звали Долли, и, глядя на Долли, Петуния очень порадовалась, что её сестра уже уехала в свой дурацкий Хогвартс. Лили все любили, и Долли бы её тоже полюбила. Приходила бы поиграть в куклы с Лили, а не с ней, Петунией. И осталась бы так Петуния снова в тени своей сестры. Но этого не произошло. Долли любила красивые и аккуратные платьица, ленточки и бантики, и очень, очень любила играть в куклы. Всего два дня прошло, а Долли и Туни уже стала лучшими подругами на свете! — Как девочки подружились, — улыбаясь, сказала миссис Эванс. — Да, верно, верно… для Долли переезд — большое событие. Я так рада, что они с Петунией поладили! Ещё чая? — Ещё чая? — подражая матери, произнесла Долли. — Да, моя дорогая, будь любезна! Я так устала — весь день готовила пирог! — отозвалась Петуния, подставляя игрушечную чашечку. Куклы чинно сидели вокруг столика на своих местах. В мире царила гармония. Белый кот по имени Снежок мурлыкал на солнце. — А вот и маленькие принцессы. Во что вы играете, юные леди? — В чаепитие, сэр, — вежливо отозвалась Петуния. Долли улыбнулась, но ничего не ответила. — Не желаете ли чашечку чая? — Благодарю, мисс, но, боюсь, мне пора. — У тебя такой милый папа, Долли, — проводив мужчину взглядом, заметила Петуния. — Это не мой папа, — Долли принялась наливать воображаемый чай в свою чашечку, не поднимая взгляда. — Это мамин новый муж. — Да ты что! — Петунии ужасно хотелось спросить, почему так получилось, но она хорошо понимала, что это будет невежливо. — В любом случае, он выглядит очень добрым. — Это верно. Он выглядит добрым… кусочек пирога, дорогая? — Будь любезна! Вечером миссис Эванс пересказывала мужу визит в соседям, пока тот читал письмо Лили из Хогвартса. — … и Туни так подружилась с Долли! Я очень рада… — Это хорошо. У неё маловато друзей в школе. — Вполне нормально для её возраста… насколько я поняла, правда, пастор Амбридж — очень уж религиозен. Человек строгих нравов… — Главное, чтобы он не навязывал свои нравы никому больше, — заметил мистер Эванс, передавая письмо жене. — Лили передаёт привет. Пастор Амбридж действительно был человеком строгих взглядов. Любовь всей жизни новоявленной миссис Амбридж, он на всё имел своё устоявшееся мнение, которое являлось истиной в последней инстанции. С истиной можно спорить, но бесполезно. У пастора Амбриджа, на самом деле, было готово решение практически любого вопроса и любой проблемы. А ещё пастор Амбридж знал, как правильно должны себя вести хорошие девочки. Хорошие девочки должны слушаться родителей и старших, улыбаться, носить опрятные платьица и мило хихикать, любить чаепития и кошечек, красивые тарелочки и домашние хлопоты. Хорошие девочки не должны доставлять хлопот. Пастор Амбридж почему-то ужасно не понравился мистеру Эвансу, но Петуния, хоть это и заметила, не стала спрашивать у папы, почему так получилось. — Туни, давай сегодня поиграем в необычное чаепитие? — Долли смотрела заговорщически, словно замыслила какую-то шалость. — Это в какое же? — Вот в такое! Как в книжке! — девочка положила на стол книжку, на которой была изображена маленькая девочка и огромная улыбка хитрого кота. Зашелестели страницы, на которых в стране чудес приключалась Алиса, и открылись, наконец, на картинке Безумного Чаепития. — Я даже шляпу нашла! Она действительно нашла шляпу, хотя Петуния очень сомневалась, что пастор Амбридж был бы очень доволен, если бы вдруг узнал, что его котелок позаимствовали для игры. Глядя на этот котелок, Петуния вдруг почувствовала, как нехорошо потянуло где-то в животе, как будто должно произойти что-то… неожиданное, а от того — неприятное. Но Долли так искренне радовалась возможности поиграть, что… — Хорошо. Давай поиграем. Миссис Амбридж поправила скатерть, накрыла печенье салфеткой и, выглянув в окно кухни, едва не лишилась чувств. Чайник и чашки парили над столиком, за которым сидели девочки. Долли нацепила котелок пастора Амбридж, то и дело поправляя его, и смеялась во весь голос. — Долорес! Нет! — воскликнула миссис Амбридж, бросаясь в сад и лихорадочно пытаясь вспомнить, куда она спрятала волшебную палочку. Дело в том, что пастор Амбридж понятия не имел, что женился на ведьме. Петуния сидела у себя в комнате. Дом спал, а из открытого окна полчаса назад вылетела сова, доставив ей письмо от Лили. Лили, конечно же, не могла написать письмо на какой-нибудь нормальной бумаге. Своими корявыми каракулями они покрыла пергамент, который, тем не менее, предварительно разорвала так, чтобы он больше походил на обычные листы. Это был маленький жест, который мог бы оценить взрослый человек, но никак не ребёнок, который больше всего на свете мечтал стать частью волшебного мира, открывшегося сестре. А, судя по содержимому письма, этот волшебный мир ополчился против бедный маленькой Петунии окончательно, потому что собирался забрать её единственную подругу Долли. Лили писала, что волшебство нельзя спрятать и скрыть. А если попытаться, то будет только хуже, потому что может случится что-то страшное. Петуния толком не поняла, что такое обскур, но, судя по страшному названию, это было что-то нехорошее. И это нехорошее могло случиться с Долли. Утром Петуния постучала в дверь Амбриджей, и когда ей открыла миссис Амбридж, готовая отмахнуться от соседской девочки заготовленной фразой о том, что Долли сегодня играть не сможет, маленькая мисс Эванс, не поздоровавшись даже, жалобно спросила: — Миссис Амбридж… вы знаете, что такое обскур? Миссис Амбридж, губы которой побелели очень некрасиво, молча кивнула. И пропустила девочку в дом. Маленькая Долли уехала учиться в элитную школу. Так, по крайней мере, говорил пастор Амбридж, слегка раздувшись от гордости. Миссис Амбридж не говорила ничего. Только зашла через неделю к миссис Эванс, чтобы сообщить новости: они собираются переезжать. — Всё, что ни делается, к лучшему, — заметил вечером мистер Эванс, когда супруга сообщила ему новость. Мистер Эванс за это недолгое время успел проникнуться к пастору Амбридж такой же неприязнью, как и к плесени, поселившейся в подвале. Плесень, правда, росла молча, чем выгодно отличалась от соседа. Петуния плакала долго, но молча, и всё по ночам. Поступать правильно — ужасно больно. Даже если мама потом тихо сказала ей, что это был отважный поступок. Много лет спустя на пороге дома Петунии Дурсль появляется аккуратного вида женщина в дамском костюме. Маленький Дадли кричит и требует внимания так, что его, кажется, слышит вся округа. Вернон на работе. Он каждый день на работе, даже по субботам, потому что заботится о будущем своей маленькой, но очень правильной семьи. Когда Петуния открывает дверь, она узнаёт Долли с первого взгляда, пусть та и изменилась. Перед ней уже не робкая девочка, которая знает, что хорошие девочки должны носить платьица и любить домашние дела. Перед ней — молодая женщина, и, судя по её костюму, работает эта молодая женщина на видной должности в государственном аппарате. Пауза затягивается до тех пор, пока Петуния, взяв себя в руки, не предлагает Долорес чашечку чая. И когда маленький Дадли, наконец, засыпает, их чаепитие становится по-настоящему безумным. — Убежим? Вместе. Ты и я, — говорит Долли вдруг, внимательно глядя на быстро оправляющую своё платье Петунию. Волосы у неё растрепались, и пусть в ней нет магической крови и силы, сейчас она выглядит настоящей ведьмой — юной и прекрасной. — Что ты, Долли… что ты… — неловко смеётся Петуния. В соседней комнате просыпается Дадли. Петуния спешит на его плач. И под эти звуки в доме становится на одну даму меньше — Долли исчезает бесшумно, оставив на подушке Петунии шпильки, выскользнувшие из волос. Нет больше Долли Амбридж. Долорес Амбридж достигает высот в министерстве, потому что она — безжалостна. Она носит очень «девочкины» костюмы, любит кошек и сладкий-сладкий чай, хихикает, когда уместно — и когда нет, потому что нервничает. У Долорес Амбридж, на самом деле, готово решение практически любого вопроса и любой проблемы. Она на всё имеет своё устоявшееся мнение. А ещё Долорес Амбридж ненавидит полукровок. И магглов. — Из этих, — говорит она с улыбкой. — Ничего путного не выйдет. Они либо дураки, либо трусы. Либо и то, и другое сразу.