Политические партии и маски

      Брюс с лёгкостью замечает её, хотя и не задаётся особой целью кого-то найти. Её необыкновенно бледная кожа выделяется на фоне заурядной толпы, словно голубой щенок.       Сам он стоит в классическом, почти привычном для себя образе: в сшитом на заказ тёмно-синем костюме, дополненным запонками того же оттенка и наручными часами Audemars на левой руке, верхняя половина его лица скрыта за маской, впрочем это мало спасает от узнавания – в общем, ничего лишнего. В руке он держит бокал с шампанским, идеально расположенный между двумя пальцами, пока беседует с очередным политиком, который считает своим долгом поговорить с одним из богатейших людей города. Однако внимание Брюса приковано не столько к бессмысленному разговору, сколько к блондинке, примостившейся в стороне, в углу банкетного зала возле чаши с пуншем. — Прошу прощения, я отлучусь на минутку, возникло одно неотложное дело. – Он приносит свои извинения, после чего достаточно быстро, но не слишком, чтобы не привлечь лишнего внимания, пробирается сквозь удивительно плотное столпотворение разряженных людей, заполнивших помещение. Брюс направляется прямиком к девушке, что в данный момент медленно вертит в руках бокал с красным вином.       В её голубых глазах читалась неистовая грусть, однако стоило ему приблизиться, явственно представ перед девичьим взором, как на вишнёвых губах заиграла улыбка. — Харли, – приветствует он, поднимая бокал. — Брюс, – она на мгновение растерянно моргает, будто бы его присутствие здесь более удивительно, чем её, и большие девичьи глаза внимательно изучали его внешний вид, оценивая. – Как поживаешь? — Это я должен спрашивать, Харли. – Он проигнорировал её вопрос, повернулся и осторожно, чтобы не задеть ничего из посуды и закусок, облокотился на стол позади. – Как дела у тебя и близнецов?       Её руки предательски дрожали, выдавая истинное положение вещей, когда она поднесла бокал ко рту. — Всё в порядке. Им становится лучше. Мне же… просто необходимо было проветриться хотя бы на одну ночь. Больно видеть ожоги на их коже. Больно, очень больно. Он… – Харли задохнулась, вновь вспомнив своих мальчиков, лежащих сейчас в больнице с ранами по всему телу. – Он исчез. Просто испарился. Его не видели с тех пор, как он чуть не убил нас. — Го́рдон ищет его, – Брюс не желал, чтобы она думала о человеке, что причинил ей вред, или о химических ваннах, которым Джокер подвергал её близнецов больше месяца назад.       Он проводил почти каждую ночь с Харли в больнице.       На её глазах наворачиваются слёзы, и она протягивает к нему руку, на что он переплетает их пальцы и приободряющие улыбается в ответ. — Как насчёт того, чтобы оставить эту чванливую политическую чепуху и пойти посидеть где-нибудь… например, на крыше церкви?       От этого предложения голубые очи загораются неподдельным интересом и энтузиазмом: — Без бомб и базук?       С губ Брюса срывается лёгкая усмешка, после чего он утвердительно кивает. Никаких взрывов и наглого подхалимажа звучит ещё более заманчиво. Она порывисто обхватывает его за бицепс и тянет за собой прочь отсюда. Когда они оказались на улице, Харли распустила волосы, собранные в два извечных хвостика, чтобы светлые локоны рассыпались и развевались у неё за спиной, когда ветер дул им навстречу.

КОНЕЦ.