I
Цзян Ваньинь смотрит на Лань Ванцзи с надутым выражением лица и кладёт руку на живот, в котором растёт его ребёнок. – Я хочу персики. – Ваньинь, сейчас не сезон, – его… кто-то объясняет ему. – Я не знаю, где смогу их найти. Он опускает взгляд, изо всех сил стараясь не расплакаться. Этот ребёнок уничтожил любую эмоциональную сдержанность, которая у него когда-либо была, и это только второй месяц его беременности. – Я хочу персики, – ноет он, и пара слезинок всё же срывается с его ресниц. – Постоянно о них думаю. – Ваньинь… – Лань Ванцзи останавливается, а затем глубоко вздыхает. – Посмотрю, что можно сделать. – Я просто хочу одну штучку, – бормочет он. – Просто один маленький персик. Чтобы удовлетворить мою тягу. Не буду больше просить. – Будешь, – Цзян Ваньинь не думает, что ему мерещится смех в голосе Лань Ванцзи. – Как только я узнаю, где найти один персик, пройдёт всего несколько дней, прежде чем ты попросишь ещё один. Так что я найду больше одного и способ, чтобы они были в Юньмэне постоянно для удовлетворения твоей тяги, – он наклоняется и целует Цзян Ваньиня в кончик его носа. Его рот распахивается, и он яростно краснеет, не зная, как реагировать, в то время как Лань Ванцзи ведёт себя так, будто то, что он сделал, было совершенно нормальным. Всё, что делает альфа, – смахивает соринку, которую Цзян Ваньинь не может увидеть, со своей одежды. – Для чего это было? – шепчет он, скосив глаза, чтобы посмотреть на кончик своего носа. – Я не могу поцеловать тебя перед уходом? Цзян Ваньинь ненавидит его. Он так его ненавидит. Он ненавидит то, что Лань Ванцзи ведёт себя так, будто это он – сумасшедший в этой ситуации, когда именно Лань Ванцзи был тем, кто поцеловал его. В кончик носа! Это… это… это слишком по-домашнему! Лань Ванцзи – всего лишь человек, который оплодотворил его, чтобы он мог подарить Пристани Лотоса наследника. Вот и всё. Он сгибает плечи в жесте самозащиты, отказываясь смотреть на Лань Ванцзи, пока не вспоминает, что это также человек, который собирается раздобыть ему персики, несмотря на то что для них уже не сезон. Цзян Ваньинь полагает, что прямо сейчас может позволить ему целовать его в нос, если он этого хочет, по крайней мере, до тех пор, пока его тяга не утихнет и он не будет так сильно зависеть от него. – Хорошо, – соглашается он. – Ты можешь поцеловать меня перед уходом. Засранец нападает на него снова, как только последнее слово покидает его рот, чтобы ещё раз поцеловать его в кончик носа, и на этот раз Цзян Ваньинь издаёт возмущённый вскрик, умудряясь покраснеть ещё сильнее. – Ты не можешь делать это без предупреждения! Лань Ванцзи выглядит задумчивым, склоняя голову набок. – Хм. Не думаю, что буду предупреждать тебя. Нравится, как ты выглядишь, когда удивляешься. Цзян Ваньинь не может поверить, что люди на самом деле думают, будто Лань Ванцзи – хороший человек, а не ужасный гремлин, который издевается над родителем своего ребёнка, угрожая ему внезапными поцелуями в кончик носа. Он собирается пойти и рассказать всему миру правду, и Лань Ванцзи придётся страдать от позора. Но после того, как он получит свои персики, потому что он знает, что Лань Ванцзи сможет их найти, а он действительно хочет их, он так сильно их жаждет. Так что Лань Ванцзи может уйти отсюда с самодовольной ухмылкой на лице. Просто подождите, и Цзян Ваньинь отомстит. Он заставит Лань Ванцзи кормить его этими персиками с рук! Он ему покажет. – Когда ты вернёшься, тебе придётся кормить меня ими. Разрезать эти персики и дать мне каждый кусочек вручную, – он вскидывает подбородок, подстрекая Лань Ванцзи жаловаться, даже ожидая, что ухмылка сменится разочарованным взглядом. Этого не происходит. На самом деле, единственное, что происходит, – это то, что глаза Лань Ванцзи темнеют от желания, когда он смотрит на Цзян Ваньиня. – Это обещание? – спрашивает он тихим голосом, и Цзян Ваньинь внезапно думает, что он вообще не контролирует эту ситуацию. Но он не может отступить, поэтому кивает, неуверенный, что он только что случайно сделал. Лань Ванцзи хватает Бичэнь, выглядя более решительным, чем Цзян Ваньинь когда-либо видел его раньше. – Я вернусь с твоими персиками. Цзян Ваньинь в этом не сомневается. Он просто беспокоится о том, что с ним сделают, когда Лань Ванцзи вернётся. (Оказывается, Лань Ванцзи может сделать с ним много подлых и ужасных поступков, пока кормит его персиками, заставляя его плакать самым унизительным образом. Цзян Ваньинь не сказал ему, что он любит всё это, но, к сожалению, он думает, что Лань Ванцзи знает.)II
Цзян Ваньинь вздыхает, погружаясь в бочку, держа руку на животе, чтобы сохранить равновесие, и закрывает глаза. Лань Ванцзи стоит позади него, мягко направляя его вниз и кладя свои сильные руки на его плечи. Ему нравится, как хорошо они впиваются в его кожу, плавя его и заставляя весь его стресс исчезнуть. После того, как его… альфа заканчивает делать ему массаж, Цзян Ваньинь часто остаётся в недоумении, что вообще так расстроило его изначально. – Стресс вреден для ребёнка, – напоминает ему Лань Ванцзи, и его руки настолько хороши, что Цзян Ваньинь даже не может закатить глаза. – Тебе следует перестать так много работать. – Я лидер секты, – напоминает он. – Я не могу перестать работать только потому, что у меня будет ребёнок. – Мн, – слышит он позади себя, когда руки перемещаются вверх по его шее и начинают массировать его голову. – Да, ты можешь. Не позволю тебе подвергать своё здоровье ещё большему риску. – Это моя секта, и… – И это не принесёт никакой пользы ни секте, ни тебе, ни ребёнку, если ты будешь изнурять себя. У тебя есть ученики, которые готовы умереть за тебя. Конечно, ты доверяешь им достаточно, чтобы позволить заниматься повседневными делами секты. Цзян Ваньинь не знает, в том ли дело, что Лань Ванцзи приводит действительно веские аргументы, или причина в его руках, творящих волшебство с его телом, идеально находя все точки, которые хранят его напряжение, понимая его организм лучше, чем даже сам Цзян Ваньинь. Всё, что он знает, это то, что он в итоге бормочет: – Хорошо. Может быть, я перепоручу им что-нибудь. Он хочет взять свои слова обратно, как только произносит их, но затем Лань Ванцзи впивается большими пальцами в основание его черепа, и Цзян Ваньинь забывает, как говорить, поскольку наслаждение переполняет его. Единственный звук, который он способен издать, – громкий стон абсолютного облегчения. Возможно, Лань Ванцзи прав. Если он не будет так много работать, то у него будет больше времени, чтобы его могли побаловать. Его альфа наклоняется и целует его в щёку, окутывая запахом сандалового дерева и морской соли. – Ты почувствуешь себя лучше. Помыть тебе волосы? Он не удосуживается ответить словами, а лишь громко стонет. Лань Ванцзи тихо фыркает от смеха, осторожно перемещая Цзян Ваньиня. Он слышит, как Лань Ванцзи подготавливает таз с водой и масло для волос. – Ты всегда так хорошо пахнешь, – шепчет Лань Ванцзи, но в тишине комнаты его голос отчётливо слышен. – Я помню, как был одержим твоим запахом, когда мы впервые спали в одной постели, – его сильные пальцы снова зарываются в волосы Цзян Ваньиня. – Я не мог справиться с тем, как хорошо ты пах. Не только твой естественный запах, но и масла, которыми ты умащивал свою кожу. Это было опьяняюще. Это и сейчас опьяняет. Цзян Ваньинь краснеет, или, по крайней мере, ему так кажется. Возможно, это жар от воды и предыдущего массажа заставили его покраснеть ещё раньше, но это не имеет значения. Лань Ванцзи просто продолжает говорить, и теперь он понимает, почему у этого мужчины репутация стоической статуи. Если бы он заговорил, то единственная репутация, которую он имел бы, – это человек с грязным ртом и ещё более грязным умом, бесконечно извергающим фантазии о том, как лучше всего трахнуть омег, которые его привлекают. Цзян Ваньинь теперь глубоко осведомлён обо всём, что Лань Ванцзи хочет с ним сделать, разум его альфы бесконечно обдумывает новые идеи. Он любит это. Он любит Лань Ван… разум Лань Ванцзи во всей его извращённой красоте. Он плавится под его нежными руками, хотя он знает, что у Лань Ванцзи другие планы на то, что он может сделать этими руками с телом Цзян Ваньиня после купания, когда он будет полностью расслаблен и практически не способен двигаться. Он не знает, что это будет, но уверен, что это приведёт его в блаженное изнеможение. Он с нетерпением ждёт этого. Почувствовав поцелуй, прижатый к его макушке, Цзян Ваньинь решает, что прямо сейчас он может позволить себе не думать ни о чём. (И он был прав. У Лань Ванцзи оказалось ещё много планов на то, что он может сделать своими руками с телом Цзян Ваньиня, которые он не преминул воплотить после того, как вымыл его волосы.)III
На пятом месяце беременности Цзян Ваньинь делает ужасающее открытие: у него на животе появляются растяжки. Умом он понимал, что это произойдёт, но думать об этом как о туманной возможности, когда он готовил список подходящих мужчин для его оплодотворения, и видеть это на своём животе – две очень разные вещи. Это заставляет его эмоции снова выйти из-под контроля, вынуждая его рыдать, когда он думает о том факте, что никогда не вернёт своё с трудом заработанное тело обратно после того, как родит ребёнка. И это также требует, чтобы Лань Ванцзи обнимал его, пока он плачет, хотя он знает, что его альфа не совсем понимает причину его страданий. Цзян Ваньинь и сам этого не понимает, но сейчас ему всё равно. Ему хочется рыдать без всякой разумной причины, и он думает, что ему должно быть это позволено, когда в его теле находится ещё один человек. – Ваньинь, ты в порядке? – тихо спрашивает Лань Ванцзи. – С ребёнком всё хорошо, да? – Ребёнок в порядке, – он всхлипывает, делая вид, будто не замечает, что Лань Ванцзи постепенно становится всё твёрже и совсем скоро предложит ему утешение с помощью своего члена. – Я просто толстый. Лань Ванцзи не замирает, продолжая нежно баюкать Цзян Ваньиня в своих объятиях, но он чувствует его напряжение и знает, что его альфа считает его сумасшедшим. Он ничего не говорит только по причине того, что не хочет повторения инцидента с молоком. (Лань Ванцзи думал, что он понимал, что у него появится молоко, но не то чтобы он задумывался об этом к тому моменту, когда проснулся и обнаружил, что Лань Ванцзи сосёт его грудь; за этим последовал приступ плача, и потребовалось почти полшичэня, чтобы успокоить его и позволить его альфе продолжить лакомиться им.) – Ты не толстый, – в конце концов заявляет Лань Ванцзи. – Ты растишь нашего ребёнка. Это просто делает тебя больше. – Это делает меня толстым, – дуется он, уткнувшись лицом в шею альфы. – Большим и толстым, и скоро я перестану видеть свои ноги, а затем, когда я рожу, я всё равно останусь толстым и с растяжками. – Ты сбросишь вес, – раздражающе-логично заявляет Лань Ванцзи. – И твои растяжки исчезнут. – Нет, не исчезнут, – возражает Цзян Ваньинь. – Они останутся на моём теле навечно. – И? – спрашивает Лань Ванцзи, как глупый альфа, которым он и является. – Ты станешь родителем. У тебя останутся отметины, которые покажут миру, что ты принёс в него ребёнка. Не думаю, что этого стоит стыдиться. Цзян Ваньинь ненавидит то, каким хорошим утешителем является Лань Ванцзи. Было бы гораздо проще быть до смешного эмоциональным, если бы он не говорил таких умных и добрых вещей. – Кроме того, я уже подумал об этом и купил специальный лосьон от растяжек, чтобы натереть твой живот. Цзян Ваньинь не собирается говорить, что его чувства к Лань Ванцзи граничат с любовью, и фактически отказывается даже думать об этих словах. – Ложись, – инструктирует его Лань Ванцзи, и он позволяет переместить себя на кровать. Иногда, когда он смотрит в глаза Лань Ванцзи, он удивляется желанию, которое в них присутствует. Это невероятно – видеть, что кто-то может чувствовать такое по отношению к нему. Цзян Ваньинь не знает, что делать с тем фактом, что кто-то может укладывать его на постель с такой нежностью, раскрывать его одежды и смотреть на его живот и грудь, приоткрыв рот, как будто он изо всех сил борется с желанием целовать и кусать их. Он знает, что Лань Ванцзи действительно сдерживает себя, его альфа любит целовать и кусать каждую часть тела Цзян Ваньиня. – Оставайся здесь, – говорит он. – Я возьму лосьон. Цзян Ваньинь закрывает глаза, дыша через нос и стирая с лица слёзы. Предвкушение наполняет всё его тело, и он вздрагивает, когда чувствует первое прикосновение ладони Лань Ванцзи, покрытой лосьоном. Пахнет огурцами и жасмином. Это успокаивает его сильнее, чем можно выразить словами, и он, не раздумывая, кладёт ладонь на ладонь Лань Ванцзи, помогая ему увлажнять его живот. Он не думает, что будет возражать, если лосьон не подействует полностью. Ему хотелось бы сохранить некоторые напоминания о том, что он носил в своём теле ребёнка Лань Ванцзи. (Он засыпает во время увлажнения, но просыпается от прикосновения рта Лань Ванцзи к его соску. Он решает быть милым и не кричать на него, тем более что довольно скоро его альфа перемещает свой рот в другие места.)IV
Он думал, что утренняя тошнота прошла где-то на четвёртом месяце, но, похоже, путешествия на лодке являются исключением. Это была всего лишь короткая поездка в Юньмэн и обратно, но этого достаточно, чтобы Цзян Ваньинь прижался лицом к боку Лань Ванцзи и сосредоточил всё своё внимание на том, чтобы его не стошнило. Ему просто хотелось провести немного времени с Лань Ванцзи, но прогулка по Юньмэну оказалась более утомительной, чем он мог себе представить. Цзян Ваньинь не может дождаться встречи с этим малышом, отчасти потому, что он просто хочет иметь возможность делать что-то, не испытывая при этом ощущения, будто он находится в нескольких шагах от потери сознания, или плача, или потери сознания от плача. Иногда ему нравится быть беременным, особенно когда он может положить руку на живот и почувствовать, как пинается его малыш, но всякий раз, когда он понимает, что вынашивание ещё одного человека означает, что его эмоции выходят из-под контроля и что он устаёт после прогулки на протяжении четверти шичэня, ему хочется, чтобы всё это было немного проще. Совсем немного. – Быть беременным – отстой, – бормочет он в шею Лань Ванцзи, когда его выносят из лодки, крепко держа сильными руками, и осторожно несут в его покои. В отличие от покачивания лодки, покачивание этих рук расслабляет его. – Не могу дождаться, когда этот ребёнок появится на свет. – Я тоже не могу, – говорит Лань Ванцзи, явно подавляя смех. – Очень хочу познакомиться с нашим малышом. – Да, да, да, – вздыхает Цзян Ваньинь. – Но я просто хочу быть способен прокатиться на лодке без тошноты. Я живу на озере, это смешно. Лань Ванцзи наконец позволяет прорваться наружу тихому смеху. – Осталось всего два месяца, и твои ученики смогут позаботиться обо всём важном в Юньмэне. – Но дело не в этом! – ноет Цзян Ваньинь, когда его кладут на кровать, раздевая из красивых одежд, которые он надел сегодня в надежде прогуляться с Лань Ванцзи по городу, где он вырос. Пристань Лотоса настолько отличается от той версии, которую он помнит, и он не может показать Лань Ванцзи ни одно из старых мест, потому что они все были разрушены, но Юньмэн остался прежним. Однако у его желудка были другие планы. Он закутан в мягкое одеяние для сна, его волосы освобождены из его хвоста, а кончик его носа ласково поцелован. – Я всё ещё плохо себя чувствую, – шепчет он. – Не знаю, почему это происходит. – Мн, – мычит Лань Ванцзи, укрывая его одеялом и накрывая глаза прохладной тряпкой. – Ты замечательно справляешься. И наш ребёнок появится всего через два месяца. – Два месяца, – тихо повторяет Цзян Ваньинь. – Я могу продержаться ещё два месяца. – Да, ты можешь. А когда ты почувствуешь себя лучше, я напомню о некоторых хороших вещах, которые дарит тебе беременность. (Эти хорошие вещи включают в себя напоминание о том, насколько он чувствителен, когда беременный, и сколько раз он может кончить. Он очень, очень рад, что ему об этом напомнили.)V
– Постельный режим, – плоским голосом заявляет Цзян Ваньинь, гневно глядя на стену, в то время как Лань Ванцзи проверяет, есть ли у него всё необходимое. – Не могу в это поверить. – Роды должны быть через две недели, – напоминает Лань Ванцзи, аккуратно ставя рядом с кроватью чашку чая вместе с миской, наполненной плавающими в воде лотосами, чтобы их запах разносился по комнате и приносил успокоение Цзян Ваньиню. Столько успокоения, сколько он сможет иметь, прикованный к постели на ближайшие две недели (и это только в том случае, если ребёнок придёт вовремя, если же он задержится, то и Цзян Ваньинь задержится в этой постели дольше), получивший строгий запрет выполнять любые важный обязанности секты, а вместо этого – разрешение сидеть и ничего не делать. В его распоряжении есть большая стопка книг, которые Лань Ванцзи раздобыл для него, но он знает, что некоторые из них прислал Не Хуайсан. Он просто не знает, какие именно. Однако он уверен, что Лань Ванцзи будет приятно их читать. Судя по тому, что рассказал ему Лань Сичэнь, Лань Ванцзи и Не Хуайсан постоянно ссорились, когда были моложе, но когда они оба выросли и представились как альфы, они сблизились через… определённые виды литературы. Литературы, которую Лань Ванцзи в конечном итоге использовал в качестве исследования, когда пришло время зачать этого ребёнка, а затем продолжил использовать её против него всеми возможными способами. Цзян Ваньинь почти ничего не помнит о той течке, даже то, сколько оргазмов Лань Ванцзи вырвал из его плачущего, ноющего от сладкой боли тела. Оргазмов… Что ж, он полагает, что уже находится в постели. – Чжань-гэ, – он понижает тон голоса, стягивая одежду так, чтобы обнажить свои плечи, которые его альфа так любит покусывать. – Как ты можешь развлечь меня? Лань Ванцзи замирает, выглядя совершенно спокойным. – Целитель Чан сказал, никакого секса, – но его голос дрожит. Цзян Ваньинь втягивает воздух сквозь зубы. – Никакого секса две недели, – задумчиво тянет он. – Когда… когда был последний день, когда у нас не было секса? – Не было ни одного с тех пор, как мы впервые разделили постель, – сдавленно отвечает Лань Ванцзи, его руки дрожат. – Каждый день есть каждый день. – Мммм-хммм, – произносит Цзян Ваньинь. – Ты действительно хочешь прервать эту полосу сейчас? Лань Ванцзи опускает взгляд на стол и медленно качает головой. – Полагаю… если я съем тебя, то это не причинит слишком много вреда. На самом деле, это, вероятно, поможет тебе. Я прав? У тебя могут быть сильные судороги, а это расслабит тебя. У Цзян Ваньиня могут быть судороги, но сейчас у него их нет. Однако дело не в этом. Дело в том, что ему скучно, а Лань Ванцзи не может отказаться от секса. Он раздвигает ноги, и ещё до того, как он успевает устроиться в нужную позу, его альфа уже оказывается у его ног, пряча лицо между его бёдрами и начиная трахать его языком до тех пор, пока он не превратится в пускающую слюни развалину. Он хватает Лань Ванцзи за волосы, и его пальцы сжимают шелковистые пряди, когда он умоляет сильнее, именно там, ещё. Постельный режим не будет таким уж плохим, если это будет тем, что он сможет получить от него. (Лань Ванцзи отказывается вставлять в него свой член, но Цзян Ваньинь умудряется убедить его, что он не настолько хрупок, чтобы ему нельзя было подрочить ему, а потом слизывает сперму со своих пальцев, пока альфа смотрит на него в абсолютном восхищении.)I
Роды были одним из самых болезненных опытов, которые когда-либо переживал Цзян Ваньинь: девятнадцать часов труда, чтобы принести в этот мир ещё одного человека, на протяжении которых он рыдал и кричал; но держать ребёнка на руках после этих девятнадцати часов – лучший опыт, который он когда-либо переживал. Каким-то образом вся эта боль исчезает, когда он смотрит на драгоценное личико своего прекрасного сына. – У него твои глаза, – шепчет Лань Ванцзи, обнимая их обоих; его руки обвивают Цзян Ваньиня, когда он смотрит на их сына. – Такой красивый фиалковый цвет. Он не ошибается. Так странно видеть глаза, столь похожие на его собственные, на лице его ребёнка. Они кажутся настолько совершенными на лице его малыша, гораздо больше, чем на его собственном. Лань Ванцзи осторожно кладёт одну из своих ладоней на затылок их сына. Она огромна. Больше, чем голова его сына. Его сын такой крошечный. – Ваньинь, ты опять плачешь, – обеспокоенно говорит Лань Ванцзи, и он кивает. Он не может притворяться, что это не так. Он просто так счастлив видеть своего сына. И пережил так много боли, пока пытался вытолкнуть его из своего тела. Целитель Чан дал ему что-то от этой боли, и Цзян Ваньинь думает, что это начинает действовать на него. – Он такой маленький, – тихо говорит он. – Как мы сможем защитить его? Лань Ванцзи целует кончик его носа, а затем прижимает их лбы друг к другу, и Цзян Ваньинь пытается не расплакаться снова. Он терпит неудачу и не может встретиться с золотистыми глазами своего альфы из-за того, насколько водянистый его собственный взгляд. Но он всё ещё может слышать его и его слова утешения, произнесённые мягким шёпотом: – Мы сильные и умные. Мы позаботимся о том, чтобы он был в безопасности. Его разум мечется от беспокойства, но, находясь в объятиях своего альфы и держа на руках своего ребёнка, Цзян Ваньинь не может не доверять ему. Вместе он и Лань Ванцзи защитят их сына. Их Цзинъи.