Бумажные цветы

      «Я умер».       …       «Абсолютно точно на том свете».       …       «Мама!»       Три мысли всколыхнули гладь сознания, словно пузырьки, поднявшиеся со дна. Перед глазами возник образ прекрасного юноши с ниспадающими на плечи темными волосами. Губы его были тронуты ласковой, почти материнской улыбкой, а глаза – спрятаны за белой повязкой, что придавало ему вид действительно пугающий, неземной.       «Вот уже и ангел смерти пришел за мной. Или проводник в иной мир… Или кто там вообще бывает?..»       – Наконец-то очнулся… Лежи-лежи. Не двигайся, я сейчас позову медсестру.       И произнесенные слова, и пронзившая голову резкая боль немилосердно дали понять ему, Сюэ Яну, что пока, к сожалению, пришлось остаться этой бренной земле.       Окружающая белизна оказалась не светом в конце тоннеля, а чистотой простых больничных стен.       Проводник на тот свет оказался ни кем иным, как соседом по небольшой больничной палате на две койки.       А резкая боль, засевшая и приютившаяся с момента пробуждения в виске и колене, свидетельствовала о том, что потасовка прошла бурно, но не слишком успешно.       Подоспевшая, едва услышав кнопку вызова, медицинская сестра, прежде чем захлопотать вокруг очнувшегося и начать греметь инструментами с перевозного столика, сердечно поблагодарила второго пациента:       – Я знала, что на вас можно положиться!       Сюэ Ян чувствовал себя безвольной тряпичной куклой, пока его ощупывали, осматривали, измеряли температуру, пульс, давление и даже взяли кровь. Когда манипуляции были завершены, он нетерпеливо выпалил:       – Все это круто, но мне пора идти.       Медицинская сестра странно взглянула на Сюэ Яна, небольшие глаза за стеклами очков часто-часто заморгали.       – После ужина вечерний обход проведет доктор Чжан. С ним вы и сможете обсудить ход дальнейшего лечения, – уклончиво ответила женщина.       – Сколько времени до ужина?       – Полтора часа.       – Прекрасно, – процедил Сюэ Ян.       Он уже намеревался демонстративно отвернуться к стене и скоротать время за сном, однако правая нога была перебинтована настолько плотно и туго, что не позволяла ему развернуться, а боль не давала перенести на бок вес, поэтому Сюэ Яну, дабы отгородиться от внешнего мира, пришлось довольствоваться натянутым до самых ушей одеялом.       Сон все не приходил. Был ли этому виной тот факт, что он пролежал в отключке неизвестно сколько часов накануне, либо ноющая боль, а то и вовсе незнакомая обстановка и обилие странных, не вяжущихся с привычным миром впечатлений, Сюэ Ян не знал. Знал только, что до ужина и встречи с врачом нужно было чем-то занять себя. Бесшумно стянул одеяло до подбородка, осмотрел изучающе соседа. Лицо его выглядело абсолютно мирным и беспристрастным, словно у Будды. Кровать была установлена таким образом, что больной находился в положении полулежа. Руки с длинными тонкими пальцами были заняты каким-то рукоделием – то ли вязанием, то ли плетением шнурка. Но больше всего взгляд, разжигая детское, бесстыдное любопытство, вызывала, конечно, повязка.       Был ли человек в нескольких метрах от него полностью слеп или же повязка являлась временной мерой? Болен он давно или слепота стала причиной, по которой он сюда попал? Каково это – когда на бесконечность вокруг тебя простирается тьма?       – Эй, а как ты узнал, что я очнулся? Прямые, по-ребячески искренние и зачастую неделикатные вопросы Сюэ Яна, как       правило, сбивали собеседников с толку. Порой слова вылетали изо рта сами собой непослушной стайкой воробьев, порой вопрошавший пользовался своей прямотой нарочно, наслаждаясь чужим смущением и попытками выкрутиться. Однако человека у окна, освещенного заходящим солнцем и излучавшего ауру покоя – воистину взаимовыгодный обмен, вопрос ничуть не смутил. Рукоделие застыло в руках, и последовал ответ:       – По стонам и шорохам с твоей стороны. И ты кое-кого звал.       Настала очередь Сюэ Яна смущаться. Не придумав ничего лучше, чем сменить тему, он резко спросил:       – Где здесь кнопка вызова? От жары помереть можно.       – Здесь, но… не стоит тревожить работников, – последовал поспешный ответ. – Я принесу воды сам.       По всей видимости, этот слепой не только шорохи из другого угла улавливал, но и в пространстве наловчился ориентироваться, поскольку Сюэ Ян не успел ни возмутиться, ни что-либо возразить, как рукоделие было отложено в сторону, а новый знакомый выпорхнул в коридор и так же торопливо и легко вернулся со стаканом воды.       Сюэ Яну казалось, что он умирает от жажды, но первый и единственный глоток вызвал лишь приступ тошноты и резкий, с привкусом горечи кашель. Вода окропила подбородок и белую больничную рубашку.       ***       Доктор действительно пришел на обход вскоре после ужина. Сначала он, само собой направился к первому пациенту, сел возле кровати, не скрывая лучащегося дружелюбия, справился о самочувствии, заверил, что результаты исследований выглядят прекрасно и если так пойдет и дальше, то уже через несколько дней можно будет назначать операцию. Даже ободряюще, почти по-братски похлопал собеседника по плечу, и от этого мнимого воодушевления становилось не по себе.       Сюэ Ян нутром чувствовал любую фальшь, и, хотя пока не мог этого объяснить, был готов поклясться, что что-то здесь не так.       «Меня не проведешь. Я сам такой».       Затем врач направился к самому Сюэ Яну, сел, уже отстранившись, и, о чем бы там не говорилось во врачебной этике, не мог скрыть в глазах презрения при виде новенького. Сюэ Ян и в обычное время привык к тому, что растрепанные черные волосы, клычки и колючий взгляд отталкивали людей: теперь же, с перебинтованной головой и покрытыми мелкими порезами лицом и руками он выглядел еще более устрашающе.       Доктор Чжан начал осторожно осматривать голову больного, легко поворачивая ее туда-сюда. Сюэ Ян не утрудил себя даже тем, чтобы поздороваться, и напрямую спросил:       – Когда можно уйти?       Врач, будто не услышав вопрос, перешел от осмотра головы к осмотру ноги, почему-то сравнил ее с положением другой, здоровой, и даже зачем-то пощупал лодыжки.       – Выпишут меня отсюда когда? – не унимался Сюэ Ян.       Доктор сделал запись в планшете, аккуратно его закрыл, положил на колени и внимательно взглянул в глаза пациенту сквозь прямоугольники очков, демонстративно дав понять, что теперь уже точно был готов поддерживать диалог:       – Как только мобильность вашего правого голеностопного сустава полностью или почти полностью будет восстановлена. Иными словами, когда вы сможете самостоятельно ходить.       – К утру это все на мне, как на собаке заживет, – не желал смиряться с собственным положением Сюэ Ян.       Было почти унизительным видеть, как ссадины на костяшках пальцев, которые он сам бы максимум промыл проточной водой, теперь были бережно обработаны, а самые глубокие из них залеплены пластырем.       Однако у него было достаточно времени подумать и преподнести заготовленный козырь в рукаве:       – Денег нет. Страховки тоже. Платить за лечение я не собираюсь.       – И не нужно, – устало уверил его доктор. – Процедуры, лечение, а также последующее наблюдение уже были оплачены… анонимным благодетелем.       – Плевал я на этого вашего благодетеля! Верните мои вещи, и я сваливаю.       – Идите, – прямоугольные линзы отразили холодный блеск. – Только вряд ли вам удастся далеко уйти с незажившим коленом. А если и удастся, то существует огромная вероятность, что недолеченная травма даст о себе знать повторно, и тогда уже не будет гарантии, что опять появится доброжелатель, готовый повторное лечение оплатить.       Сюэ Яну на это оставалось лишь досадливо скрипнуть зубами.       ***       Итак, он оказался в ловушке, созданной по собственной же неосторожности. Сюэ Ян понял, что положение его еще хуже, нежели он подозревал, когда после ужина ему потребовалось сходить по нужде… и он осознал, что ни ослабшее тело, ни вытянутая и скованная бинтами нога этому не способствовали. Прибежавшая на вызов медсестра услужливо предложила судно, за что была незамедлительно послана… за какими угодно костылями. Кто он такой, чтобы в здравом уме и практически целом теле ходить под себя при этой старой дуре и с не сходящей с лица снисходительной улыбкой слепым?       В пластиковой папке на прикроватной тумбочке он обнаружил немногочисленные вещи, оставшиеся после драки. Потрепанный бумажник сбежавшие милосердно оставили, предварительно очистив его до последней карточки и монетки. Разбитый телефон, который не желал включаться то ли потому, что был окончательно разряжен, то ли потому, что был окончательно сломан. Вероятно, последнее, судя по тому, что прибирать его к рукам не стали. В углу папки сиротливо лежала идентификационная карточка – единственный сохранившийся личный документ, который, по всей видимости, был спасен потому, что ютился в заднем кармане джинсов. Где находились сами джинсы, как и остальная одежда, Сюэ Ян не знал. Возможно, ее изрезали, чтобы освободить и подлатать тело. А затем, скорее всего, просто выкинули – кто в здравом уме будет эти лохмотья стирать и чинить?       Впрочем, сейчас это было уже не важно.