Love you to death

У Василисы нет сомнений, что Костя любит ее. Он и вкусняшки для нее домой тащит, и заморские фирменные шмотки, и с переменным успехом (после множества напоминаний) выполняет мужскую работу по дому — или же заставляет своих пацанов, пока Васи нет дома. Когда он трезвый, так вообще не семейная жизнь, а сказка. Жалко только, что его все реже можно застать трезвым. Ну, хоть курить меньше стал, Васька даже запах сигарет не переносит, и целоваться с собой не дает, когда от него разит никотиновым дымом. Живут они без росписи по идеологическим соображениям Кости, которые он упорно внушает и своей зазнобе, и без родительского благословения со стороны четы Суворовых. И, пускай со вторым Вася почти смирилась, в связи с тем, что видеться с Маратом ей ничего не мешает, то первое несколько коробит гордую девушку. Суворовой с юных лет внушались традиционные ценности, в связи с чем она выросла крайне романтичной. Свадьба в ее картине мира является чем-то обязательным, чуть ли главным признаком чувств партнера. А Костя над ее рассуждениями только смеется, притом снисходительно так, противно, как Васю особенно задевает. Василиса не из робкого десятка: она из раза в раз поднимает этот разговор. Вон даже за ужином. — Вот че тебе эта свадьба даст? Я, думаешь, денусь от тебя куда-то? — смеется он, присасываясь к пивной бутылке и гладя под столом ее ножку своей. — Краса моя, ну, хочешь, я на тебя всю недвижку перепишу? Ты пойми, не положено таким, как я, жениться, не по понятиям это! — Да не только в имуществе же дело, — спокойно молвит Вася, наливая себе чай. — Сама церемония красивая… — Да чего красивого? Обычное застолье. Только барышня в белом платье. Хочешь, я тебе десять таких куплю, а? — Когда Суворова умолкает, озадачиваясь сказанным и не в силах быстро выдать ответ, он пододвигает ее стул к своему и приобнимает за плечи. — Будешь меня в них встречать, Васечка… Только один я буду тебя такую видеть. Вася смущенно хмыкает, ощущая, как он носом ведет по ее щеке и шее. Щекотно становится, она даже ежится, ставя кружку на стол и опуская ладонь на мужское колено. Кащея подобная благосклонность только пуще заводит: он, моментально потеряв интерес к еде и выпивке, пересаживает Васю на свои бедра и, крепко прижимая девушку к разгоряченной груди, лезет целоваться. Он привычно вторгается в рот языком, сосет ее губы, сминая задницу так жадно, будто такой возможности не предоставится еще, как минимум, год. Его женщина, хоть и привыкла к властному обращению, все равно… иногда хотела бы мягче, ласковее, как в романтических фильмах, которые крутят в видеосалоне, куда они ходят! И ей хочется целоваться подольше хотя бы иногда, а то в задницу уже упирается чужой стояк, да и у самой Васи предательски сладко ноет между ног. — Погоди… — Она немного отстраняется, облизывая влажные губы. — Костя… давай, это… ты, короче, не делай ничего! Кащей на этот смелый выпад лишь усмехается, но несколько напряженно, и руки с ее задницы и талии убирать не хочет. — Ты, Васька, поздно с такими заявлениями! — Он уже с пояском на халате пытается разобраться, только Суворова, обхватив его лицо ладонями, вкрадчиво шепчет: — Я сама тебя хочу поцеловать. Чтобы нежно… Вот так. Она прижимается к его губам своими мягко, почти целомудренно. От того, как мужчина покорно замирает на мгновение, Вася даже немного теряется. Но ей нравится, когда Костя такой послушный и милый. Она покрывает ласковыми поцелуями его колючий подбородок, нос и щеки, а Костя жмурится довольно, будто дорвавшийся до человеческого тепла дворовый кот. — Неее, Васька, не по-взрослому это! Скучно так, — только и говорит Кащей, но вид у него крайне удовлетворенный. Он кусает ее за нижнюю губу, не до крови, но довольно больно. Вася даже ойкает от неожиданности, но только теснее льнет к мужчине. — Пошли-ка в спальню, еще мне свою инициативность покажешь. Костя, подняв Васю с места и вызвав тем самым счастливую улыбку, несет ее на руках в спальню, прямо как невесту.