Не зли Большого Пса

Пришлось поднять лицо, до этого лежавшее на руках, упертых в стол, и вглядеться в тьму у двери в кухню, когда раздался нехарактерный для второго часа ночи свист петель. Кудрявая тьма с двумя углями глаз подскочила, но спешно закрыла за собой проем в мрачное, пропитанное пылью до самых камней фундамента фойе дома на площади Гриммо. — Сириус? — Удивлена? — хохотнул мужчина с легкой хрипотцой. — Не знала, что ты выберешь для бессонницы именно кухню. Эрмиона деловито запахнула развязанный халатик, накинутый поверх ночной сорочки, и направилась к раковине, чтобы набрать воды. Следовало всего лишь запить таблетку, полстакана достаточно. Ее неясный силуэт качнулся в статичном пространстве захламленной кухни, забитой старой мебелью, керамикой, чугунными сковородками, подвешенными на огромных, словно для мяса, крюках. Идя почти на ощупь мимо тумб, стоящих по левую стену, девушка дошла до старого чайного шкафа и слишком уж смело распахнула дверцы. Одни гоблины знают, не свалилось ли бы ей что на голову с верхних полок этого ветшалого и перегруженного склянками чудовища. Сириус вяло наблюдал за ее попытками порыскать среди многоярусных сервизов, бормоча себе что-то под нос. Нарушение одиночества слегка действовало на нервы, но его можно было бы простить, если бы не явилось одновременно с такой бесцеремонностью. — Ты ищешь стакан? Возьми мой, — изрезанная венами, покрытая языческими татуировками рука вытянулась вправо, пуская пустой стакан с легким шорохом по дереву стола в направлении Эрмионы. Та обернулась недоверчиво из-за плеча, переводя взгляд с лица крестного Гарри на стеклянный цилиндр. — Ты из него пил? Сириус поднял бровь, и его недоумение заставило Эрмиону нравоучительно фыркнуть: — Просто это негигиенично, Сириус. Помолчав недолго, мужчина закинул щиколотку на колено и откинулся на деревянную спинку, на которой висел его кожаный жакет с заклепками. Однако худощавая спина в свободной майке без рукавов все равно не совсем удобно упиралась в древесину. — Не в качестве пса. Да и ты можешь его помыть, руки не отвалятся, — он мотнул головой горделиво. — Извини, — после нескольких секунд неловкой тишины, в которые Эрмиона все же прочувствовала тональность своего вопроса, раздалось от мойки, — я не имела в виду, что ты противен. Она еще повозилась со стаканом, крутя пятой точкой в атласной ткани направо и налево, пока распечатывала свою таблетку, которую уже успела потерять в темноте. Тембр ее следующей реплики, однако, показывал, что капитулировать окончательно в стыд от одной неосторожной фразы девчонка не собиралась. — Между прочим, ты некрасиво себя повел сегодня с миссис Уизли! — продолжила она не поворачиваясь. — Чего-чего? — удивился Блэк, сощуриваясь. — Тебе не следовало так грубо ее обрывать на собрании, она действует в интересах Гарри, — звук явно шел из поджатых в недовольстве губ. В два часа ночи только лекции о морали не хватало ему от пятикурсницы. — Отлично, меня будет учить манерам школьница! — хохотнул Сириус и ненадолго зашелся лающим кашлем потешения. Где эти чертовы сигареты? Неистово хотелось что-то покрутить в руках. — Гарри не такой уж пацан, мы… — Ты только что назвал меня школьницей, а мы одного года, — отрезала Эрми, поворачиваясь лицом к столу, упираясь бедрами в тумбу от раковины в полутора метрах от Блэка. — В его возрасте мы с Джеймсом совершали такие дерзости, которые… — Да мало ли что вы там делали своей, — она скривилась, скрещивая руки на груди, — косматой шайкой! Гарри не… — Ты почему меня перебиваешь?! — прошипел Сириус, приподнимаясь со стула, ударяя сжатыми кулаками в столешницу. Вены вздулись, всколыхнулся воздух и донес до носа Эрмионы легкий запах табака, смолы и пота. Грейнджер замерла. Такой взгляд Сириуса еще никогда не обрушивался персонально на нее. Разве что на ту же Молли, обладавшую нескончаемым талантом выводить Блэка из себя. Черные блестящие оливки его глубоких глаз замерли, как стеклянные, тонкие губы, казавшиеся коричневыми в полутьме голубых теней из занавешенного окна, были чуть скошены, делая лицо ассиметричным, и от этого животным, диковатым. Щеку затеняла кудрявая прядь, выпавшая из-за уха. Дядюшка Сириус, поддерживающий и защищающий, ведь может, при желании, переломить ее тонкий стан двумя руками, как школьную метлу… — Не привыкла, чтобы с тобой так разговаривали, да? Либо сразу затыкают, как Нюниус Снейп на уроке, либо слушают, заворожившись от потока заумностей из твоего пухленького ротика? Так вот, добро пожаловать во взрослую жизнь, в которую ты так хотела. Сириус выпрямился. Ночь тиха, и только двое под ее крылом, изолированы. Закрытая кухня, молодая выскочка с длинной шеей, едва одета, а дерзит под его крышей, прямо в лицо! Метнуть бы заклинание в дверь вместо нравоучающих слов, и не покинула бы этих стен, пока Блэк не сочтет достаточным. Она хоть понимает… Эрмиона молчала, присмирев, смотря на него снизу вверх из-под пушистой челки. Как это называется… кротко? Проучил… И поделом! Посмела кривить нос! Посмотрел бы он, куда бы побежала гордячка, если бы этот нечистоплотный, «вонючий» Бродяга вжал ее всем телом в чайный шкаф… Он ощутил, как ниже ремня вдруг проскочила томящая искра. И удивился. Уйти, уйти, и чего она застряла на этой кухне? Таблетка давно проглочена, стакан в раковине: маршем вон из кухни! Отделить себя от ауры этого невыносимого наглеца в обитель уюта сонного дома дубовой дверью, но… Это ведь его дом. Куда ни уйди, Сириус Блэк сочится в трещины и проемы, дышит в спину и смотрит с потолка, когда ты ворочаешься третью ночь, пытаясь сомкнуть глаза до утра, но выходишь лишь до следующего вздоха стен. Они ходят ходуном, прямо как сейчас его забитая черными узорами грудь в свободно сидящей майке. И он делает шаг, а она не бежит, он делает второй, и его руки смыкаются на ее талии, он сажает Эрмиону на стол и отпускает. И ринуться бы, и бежать! Но уличный запах его спутанных волос, табачное дыхание, впитываются в поры ее лица, и что-то сжимается ниже, под сорочкой. Что-то совсем иное, чем от деликатных рук Виктора Крама на ее платье, чем от того, как Рон убирает с ее шеи пряди волос, когда они лежат на ковре у камина вечером в гостиной, Эрми читает книгу, а Уизли просто наблюдает за тем, как бегают по строкам ее ресницы. Но это же Сириус. Она никогда не была так близко к мужчине, который источает столько необузданности, чьи черты так резки и точены. Это не студент. Он курит, у него пирсинг на губе, а от пупка и ниже бежит дорожка темных жестких волос, которая сейчас так явственно чернеет меж ее колен. Которые она почему-то стыдливо не смыкает. — Все еще думаешь, что можешь поучить меня манерам? — лицо Блэка становится чуть мягче, и его кривой рот перетекает в усмешку. Но всколыхнувшиеся животные эмоции не хотят покидать поле, уступая дорогу покладистости, которая спишет все на шутку и отправит девчонку спать. Совсем наоборот, сна ни в одном глазу пса, да и в ее тоже. Черная джинса правого бедра касается ее оголенного колена. Черт бы тебя побрал, Грейнджер. Почему так щекочет нервы эта мини-система из двух тел, что желание попробовать ее на вкус сегодня просто начало сводить с ума. Чем ближе он стоял, тем более ватными становились ее ноги. Эрмиона жалела обо всем: что открыла рот, высказывая свое бесценное мнение, что подначивала его про собачью грязь стакана. Как могла она быть так самоуверенна, ведя себя со взрослым мужчиной, как со своими двумя мягкосердечными друзьями? И пусть болела бы голова хоть до утра, не надо было спускаться за водой. Что она, не могла себе агуаменти наколдовать, лучшая ведьма потока? Ведь тогда не пришлось бы терять опору в руках от волны покалывания, которая принесла онемение в бедра, отключая любую волю, замереть внутри от горячего пленительного трепета, когда вихрастая голова Сириуса вдруг опустилась с уровня ее глаз меж тонких коленей, и его дыхание обожгло ее белье. Упругий и очень длинный язык отогнул край ее трусиков, и Эрмиона решила, что прямо сейчас умрет, просто исчезнет из реальности, и она едва нашла в себе силы, чтобы не вскрикнуть. Чужие пальцы, такие вольные и необузданные, окончательно сдвинули отрезок тряпки, и язык зарылся меж ее губ, наполняя собой расщелину, куда ранее не имел доступа никто, ровным счетом никто! Эрмиона бросилась назад, плашмя на столешницу, едва не наградив себя шишкой на затылке. Ее руки зарылись в кудри Блэка, как будто только они доказывали, что гравитация все еще существует, и их не сорвало с земли в открытый космос. — Сириус… Его губы обвивали и целовали ее лепестки напористо и в то же время аккуратно. Изучая дальше, Блэк раздвинул ее колени шире, давая себе доступ к сладкому отверстию, которое он пожелал исследовать особенно скрупулёзно. Постанывая от удовольствия, он обвел кончиком языка вход, постепенно углубляясь. Эрмиона выгнулась в спине, и вдруг заметила ту самую дверь. Никто не кинул на нее запирающее. — Сириус, о… открыто. А-ах! — она забыла о двери, дернувшись и разметав волосы по столу, когда Блэк подушечкой большого пальца стал массировать углубление ее попки круговым движением. Эрмиона ощутила, как горячая влажная волна устремилась на поверхность ее и без того скользкой от его слюны писечки. Лежать тут перед ним без всякой воли, мокрой, покоренной так легко грубой маскулинностью, спрятанной в нем от них, «детей», для каких-то других, настоящих взрослых женщин… — Сириус… — Тебе нравится звать меня по имени, Эрмиона? — он оторвался на мгновение, собрав выступившую терпкую влагу широким движением языка. — Повторяешь и повторяешь… Руки, жилистые и жесткие, с длинными пальцами, которыми впору играть на фортепиано, вероломно простерлись под ее подол ночного платья, к обнаженной груди под тонкой тканью. Всего-то два небольших холмика. Но пальцы стиснули их властно и непререкаемо, потянули вверх, за соски. Змеиный язык мужчины медленно скользил по складкам выше и выше. Она пахла, как рай. — Сириус, — сознание Эрмионы пыталось пробиться, да все без толку, — разве мы можем… — ей едва хватало дыхания. — Повторяй мое имя, — он защемил ее соски, захлопывая глаза в блаженстве. — Хочу слышать его, когда распробую твой маленький клитор. Он вел кончик медленно, так медленно, что Эрмионе казалось, в доме встали все часы. Всё её тело шло мелкой дрожью в ожидании, когда Сириус достигнет ее пика. Блэк знавал женщин. Но ни одна не рыпалась, не дергалась так под его губами и пальцами. Его рельефная рука смотрелась на фоне безупречной кожи Эрми неожиданно грубо, даже уродливо. Сириус удивился этому открытию, но огонь в паху не давал ему думать больше ни о чем, кроме невинного идеального тела девушки перед собой, подруги его крестника. Она была сладкой, как облепиховое варенье, как самый лучший кокс, со своими этими нетронутыми розовенькими губками и тугими ягодицами, прижатыми к неровно обтесанному столу. Он хотел поставить ее на колени и вогнать член в этот упрямый кругленький рот. Никакие элитные шлюхи Косой Аллеи не вызывали в нем того, что смогла эта дерзкая малолетка за какие-то паршивые минуты этой странной ночи, не обещавшей ничего, кроме дум о никчемности. Язык споткнулся на маленьком бугорке, и Эрмиона на этот раз действительно вскрикнула в голос. Блэк впился в него, втянул губами, захватывая скользкие окружности, внутри губ обласкал языком. Пиздец, как это было сладко. Если бы сейчас в кухню кто-то вошел, он мог поклясться, что отстреливался бы, пока не испил бы ее сполна. — Сириус! — подвывала Грейнджер, хватаясь руками за края стола. Его имя действительно звучало как заклинание, заклинание похоти. Губы крестного, которого они недавно справляли на гиппогрифе, посасывали клитор его главной спасительницы. И она сама раздвинула перед ним ноги! Такого влечения еще не знало ее взрослеющее тело. Оправдание? У девушки больше не было сил, последнее серое вещество предало Эрмиону. Она была готова на все, что он предложит. Она была готова сделать его своим первым. И, словно расслышал, Блэк поднялся с колен, скидывая майку, оголяя худой, но мускулистый торс, пугающий своей неоднородностью красок. Он зачаровал Эрмиону, она никогда не видела Блэка без рубашки и обомлела от вида вытянутых предплечий, испещренных древними символами, выбитыми на коже острой иглой. Лязгнула пряжка в районе узких бедер. Эрмиона с усилием оторвала взгляд и легла, рассматривая отныне лишь жестяную свечную люстру над собой, подавая бедра вперед, так послушно, будто кто-то обещал ей за это баллы. Мужчина встал ближе, и она снова могла разглядеть смолу его горячих глаз. Теплый скользкий конец уперся в ее отверстие с легким нажимом и замер. Эрмиона задрала рубашку, открывая вид на талию, еще недавно совсем не такую выраженную, и бугорки грудей. Глаза анимага жадно скользнули по фигуре. — Давай… — шепнула девушка одними губами. — Я не могу, — Сириус отшагнул, и магия вдруг отступила, обдавая Эрмиону холодом. Он вздохнул: — Ты слишком молода. Грейнджер поднялась на локтях, и горькое недоумение отразилось на ее безупречном лице с оливковым ночным отливом. Внизу все пульсировало, просило. Борьба покрыла тенью угловатое лицо Блэка, налитый член все еще призывно высился. И он все же сделал шаг к девчонке. Ствол снова оказался там, где ему и место, но выше, лаская упругой длиной расщелину. Сириус опустился поверх Эрмионы, вернув ей часть утерянного тепла и поставив локти на стол по бокам от ее лица. Пот капал с его лба и плеч, а кончики вороных волос почти щекотали ее уши. Запах его возбуждения, животной похоти, почти свел Эрмиону с ума. Она подтянула к себе колени, раскрываясь шире. Блэк наклонился к самому лицу Грейнджер, приводя в движение узкие бедра, скользя твердым членом по ее губкам и клитору вверх и вниз. — Давай пока вот так, да, малыш? Бродяга зажмурился от того, как еще мощнее наливался член от чавкающего трения о студентку. Он опустился к уху Грейнджер, слегка прикусив его: — У тебя будет время подумать. Завтра, когда не будет дурмана в голове. И тогда… Если ты решишься… Мы сделаем это в моей постели. Той, на третьем. — Сириус… — Приходи, когда потушат керосинки в фойе, — продолжая фрикции и позволяя ее стонам наполнять его острые уши, Сириус пригнулся к груди и прикусил сосочек, обвел его нежно губами, готовясь прощаться. Возможно, навсегда. Немыслимо, как он ее отпустил… Член елозил все напористее, вдавливая мягкую попку в совсем неудобный край обеденного стола. — Я раздену тебя догола и вылижу каждый твой сантиметр, — Блэк нагнулся к шее, запуская мурашки, — а потом сделаю тебя взрослой, Грейнджер. Он не понял, кто из них кончил первым, но когда дождь из искр в его глазах поутих, юное тело под ним все еще тряслось мелкой дрожью, прижимаясь тазом к члену. Сириус Блэк поднялся на вытянутых руках и опустил свинцовые глаза на нежное тяжело дышащее существо под ним. — Когда потушат керосинки…