Ко мне!

Ко мне! Вокруг слишком темно. «Границ этому помещению нет», - думается Дане. Стен и правда не было видно. Да и дотронуться ни до чего не получалось. Сколько ни ищи - ничего не найдешь, только прибавишь себе новую порцию страха. Крышковец пробовал бежать, идти, даже лежать. Пол был мягким, напоминал по консистенции очень пыльную вату, а по виду - черное облако. Липкое чувство безнадежности заползало в каждую частичку тонкого тела, добираясь до мозга, оседая там смоляными каплями, завязываясь вокруг нейронных связей, заставляя пробегать табуны мурашек. Время здесь не ощущается совсем. Оно течет по крупицам, проходит сквозь вселенную и оседает чем-то гадким на стенах, на потолке, на полу, и даже во рту у Донка. Кареглазый плюется, стремясь выплюнуть песчинки, но это бесполезно. Он стал частью зловещей системы. Спустя бесчисленное количество крупиц, а может, это были несколько минут, Даниил начинает ощущать легкость. Ему легче дышать, ноги больше не налиты свинцом, поступь плавна. Эмоции, все до единого, тоже постепенно высасывает. Шатен больше не отдает себе отчета. Даня опускается вниз, прямо в эти мягкие перины, ложится, стремясь полностью слиться с этой картиной. Стать не просто частью бесконечности, а врасти, раствориться, потерять способность мыслить, обратиться космическим мусором и парить в пространстве. Чернота поглощает. Тянет закрыть глаза, перестать дышать вовсе и прикинуться неодушевленным. Дать себя раскромсать на части. Умереть. Но что это? Голос. Грозный голос, он зовет Данила к себе. Дыхание восстанавливается, силы приливают вновь. Скорее бежать. Бежать без остановки, не оглядываясь, прочь, прочь отсюда. Иди ко мне, Если случится ночь, мы не станем пить чай Выдавливая барабанные перепонки изнутри, чужой глас что-то бормочет, но ничего не понятно. Сливаются мысли, бормотание и стук сердца создают очень странный оркестр. Второе дыхание существует, Даня прямо сейчас это понял. Из последних сил он пытался добраться до спасения. Иди ко мне, Я тебе объясню смысл слова «прощай» И вот, уже виден свет в конце туннеля: красноватое свечение во мгле. Страха нет, только желание спастись. Момент, когда воля наконец выходит на первый план, застилает глаза и берет все в свои руки. Иди ко мне, Если выпадет снег, ты ляжешь чуть раньше меня. Совсем близко. Скоро можно будет дотронуться рукой. Внутри все смешалось: страх, боль, усталость и радость окончания. Все катается в клубке где-то внизу. Иди ко мне, Слышишь? Это говорю тебе я. Красное пятно поглощает путника. Кажется, безвременье заберет его навсегда, не оставит и малейшей надежды на спасение. Крышковец уже бросил попытки вникнуть в происходящее. Он вновь попал в какую-то воздушную пелену. Положение мнилось безвыходным. Юноша совсем сдался. Разжал руки, оставляя кровяные следы от ногтей высыхать, опустил голову, сомкнул очи. Соленые слезы быстро собрались мерзким холодом на подбородке, но было уже плевать. Все. Смерть пришла за ним. Своей блестящей косой она коснется шеи, разрубит нежную плоть на куски, пройдется по костям. Будет не больно, Даня едва ли успеет что-то почувствовать. Слышишь? Это говорю тебе я. Ко мне! Донк с размаху вылетает на твердую поверхность, волосы рассыпаются по полу, колени дрожат от столь резкого приземления, руки болезненно саднят от попыток затормозить ими. Иди ко мне, Когда бессмысленно петь и тревожно ждать. Шатен поднимает заплаканные глаза, стараясь не обращать внимание на боль. Перед ним стоит сам дьявол во плоти: весь в черном, с длинным посохом и рогами. Из картины выбиваются только ледяные хрусталики, сверлящие чужую душу. —Илья? От удивления Даниил забывает о многочисленных травмах, пытается подняться. Иди ко мне, Я подниму тебя вверх, я умею летать. Мефистофель молчит. Лик его серьезен и спокоен. Он стоит, просто стоит, не пытаясь помочь, не пытаясь убить. Иди ко мне, Если механика лет распалась на бесцветные дни. —Илья, пожалуйста, помоги. Такой грозный в игре и такой жалкий сейчас. Это просто смешно. Но Осипов не обременяет улыбкой лицо. Лишь также неподвижно буравит взглядом. Иди ко мне, Я открываю счёт: раз, два, три. Спустя бесконечность тот наконец протягивает руку, твердо бросая: —Ко мне! Даня хватается из последних сил, с надеждой врезается в синеву напротив и опять падает в небытие. —Блять. Крышковец смахивает пот со лба, вскакивая с помятой постели. Хочется пить. Скорее. Это всего лишь кошмар. Он идет на кухню, пьет прямо из под крана, параллельно умываясь. —Никогда больше не буду играть допоздна. Обещает себе, хотя прекрасно знает, что не сдержит обещание.