***
Год прошёл с тех пор, как Ризли и Нёвиллет открылись друг другу. Их чувства перестали быть тайной, но и не стали достоянием общественности, по-крайней мере, альфа никогда и нигде открыто не называл имени своего избранника. Однако он и не отрицал, что его сердце ему уже не принадлежит. Нёвиллет был завидным альфой. Мечтой многих. Естественно, что многие влиятельные семьи в Фонтейне с удовольствием сватали ему своих сыновей и дочерей, однако верховный судья уже много лет отклонял любые предложения о браке или свиданиях с потенциальными партнёрами. И дело было не в высокомерии или нежелании юдекса скреплять себя узами брака. Несмотря на внешнее безразличие, по натуре своей Нёвиллет был романтиком и считал, что партнёр – не просто тот, кто ублажает тебя в постели и вынашивает детей. В первую очередь любовь строится на взаимном уважении, привязанности, и только потом в дело вступают влечение и страсть. Настоящая любовь строится из мелочей, и у них с Ризли было именно так. Поначалу Нёвиллет списывал всё на обычную заинтересованность в столь выдающемся человеке, как Ризли, но с годами стал понимать, что простой интерес явно не связан с желанием оберегать, прижимать как можно ближе к себе, когда видит его слёзы, и охранять покой во время его сна. Верховный судья пронёсся по дворцу, словно вихрь, и в мгновение ока оказался перед комнатой, из которой до него уже доносился приятный сладко-солёный аромат чайных трав, смешанный с его собственным запахом морского бриза. Его любимое сочетание. — Как он? — спросил Нёвилетт у слуги-милюзины, не поспевающей за ним. — Один раз поел и больше ничего не просил. Я оставила ему лёгкий перекус, но не проверяла, ел ли он что-нибудь, — впопыхах отвечала малышка. — Хорошо. Спасибо вам, дальше я сам. Поклонившись, милюзина удалилась. Прежде чем войти, Нёвилетт знал, нужно было дать понять человеку в комнате, что это именно он. Хоть у этой двери были замки, Ризли редко запирался, так как за год усвоил, что даже если Нёвиллета рядом с ним нет, в его комнате, а уж тем более в его доме, он может чувствовать себя в безопасности. Но тем не менее ему всё равно следовало знать, что сейчас в комнату войдёт его альфа и ему нечего бояться. В первую течку, когда Ризли изо всех сил сопротивлялся и в слезах с пеной у рта отказывался гнездиться, сердце Нёвиллета обливалось кровью. Он мог только представить через какие муки прошёл Ризли в прошлом, что сейчас на предложение гнездиться реагировал так, словно его приговорили к смерти. Потребовалось время, чтобы он привык чувствовать себя в безопасности и не боялся строить гнездо. Нёвиллет помог ему и сейчас с удовольствием вкушал плоды их общих стараний. Своё гнездо Ризли уже привык строить в гардеробной судьи, но тот и не был против, всё-таки речь шла о комфорте его омеги. По-прежнему небрежное, без какого-либо плана и последовательности, просто гора вещей юдекса, наваленная друг на друга. Где-то скомканная, где-то сложенная, а посреди всего этого спал обнажённый изливающийся омега, который даже во сне называет одно единственное имя – имя своего альфы. Нёвиллет осторожно приоткрыл дверь гардеробной буквально на чуть-чуть, чтобы не пропустить в неё лишний свет и ненароком разбудить Ризли. Даже в царившем полумраке небольшой комнаты альфа видел, как его омега расслаблен и прекрасен среди его вещей. Комната, пропитанная уже ставшим родным и знакомым запахом, дурманила сознание, пробуждая в теле альфы сильнейшие позывы, призывающие к действию. Но Нёвиллет ничего не делал. Он знал, что нравится его омеге, а что нет. И то, что не нравится, он бы никогда не предпринял. Убедившись, что Ризли крепко спит, судья закрыл дверь и сел за рабочий стол. Отгул отгулом, а работа была по расписанию. Свободные минуты он всегда уделял делам. Но стоило ему расположиться в кресле, как дверь гардеробной тихонько скрипнула и из-за неё показалась долговязая хромающая фигура, замотанная в одну лишь простынь. Нёвиллет тут же поднялся и направился к своему омеге, чтобы помочь тому не упасть и поддержать в случае необходимости. Первый день течки всегда тяжело ему давался. — Ты пришёл, — Ризли выдохнул эти слова, уткнувшись в шею своего альфы. Горячее дыхание тут же впилось в кожу юдекса, и тот немедля приобнял своего покачивающегося омегу. — Как я мог не прийти, — проговорил Нёвиллет, нежно целуя Ризли в висок, запуская руку в тёмные непослушные волосы. После сна они заплетались ещё сильнее и это выглядело очаровательно, словно маленькое тёмное облачко. — Ты не уйдёшь? — Ризли бормотал, словно находясь в бреду. Так оно и было. В периоды течки его температура поднималась до сорока, но Нёвиллет уже прекрасно знал, как её сбить. Он осторожно приподнял Ризли, оторвав его от земли, и закинул к себе на руки. Тот машинально обнял его за шею. — Не уходи, Нёвиллет, — промычал омега, сильнее прижимая к себе юдекса. — Я никуда не уйду, — спокойно сказал Нёвилетт, направившись к гардеробной. — Не переживай. Я буду здесь, рядом с тобой. Ризли проснулся спустя полчаса всё ещё в окружении родного любимого запаха. В гнезде. В своём гнезде из вещей его дорогого альфы. Сладко потягиваясь и потирая заспанные глаза, Ризли с улыбкой вспоминал чудесный сон, в котором Нёвиллет прибежал к нему и с нежностью и заботой, присущими одному лишь ему, бережно взял на руки и унёс в их уже ставшую общей обитель. Хоть гнездо Ризли и было полностью построено из вещей Нёвиллета, кажется, сегодня оно пахло куда сильнее, словно он сам был здесь. В ритуал пробуждения Ризли входили пара минут ничегонеделанья, в которые он просто нежился в гнезде. Ризли никогда бы не подумал, что настанет день, когда во время течки он будет испытывать не только боль и отвращение к самому себе. Спина больше не болела, матка больше не была готова разорвать Ризли изнутри. Разве что периодически всё ещё накатывал жар, из-за которого омега впадал в бессознательное состояние, но это всё было типично для течки хорошего здорового омеги. Он? Хороший омега? Бред какой-то. Какой из него хороший партнёр, когда он даже ублажить альфу в постели не может. Ризли попытался встать, как вдруг почувствовал, что рука опирается на что-то мягкое. И это была не одежда. Затем Ризли ощутил под собой лёгкое движение. В полутьме было сложно сфокусироваться, но всё-таки ему удалось, и в тот момент Ризли понял, что всё это время спал прямо на Нёвиллете. Вместе с Ризли поднялся и верховный судья. Омега не успел ничего предпринять, сделать или сказать, как ласковый голос Нёвиллета произнёс: — Надеюсь, тебе хорошо спалось? Это был стыд в чистом виде. От смущения Ризли не знал, куда себя деть. Конечно, в здравом уме он бы никогда такого не сделал, но сейчас у него была течка, а во время течки омега способен на самые глупые вещи. Ризли зарылся в одежду Нёвиллета, как мелкие грызуны зарываются в свои норки. Ему было стыдно. Очень стыдно. Всё лицо горело, мысли спутались, всё, что он слышал, – как его сердце бьётся под слоем, как ему казалось, толстой непробиваемой кожи. Нёвиллет не стал настаивать на ответе. Ему, в отличие от Ризли, было известно, что он просто не захотел отпускать своего альфу, поэтому Нёвиллету пришлось лечь рядом, переступая невидимые границы гнезда. Это было наивысшим доверием омеги. Впустить альфу в своё гнездо было равносильно признанию в любви. Но Нёвиллет и без того знал, что его омега принадлежит только ему, как и его сердце и душа полностью принадлежат Ризли. — Я заварю нам чай, — сказал Нёвилетт, вставая с пола и направившись к двери гардеробной. Ризли вновь вышел не сразу, спустя какое-то время, когда в нос настойчиво ударил запах ягодного чая. Он робко выглянул из-за двери, полностью закутанный в тёмно-синий фрак Нёвиллета с голубым отливом и золотыми вкраплениями. Верховный судья надел его лишь раз и не думал, что он ещё когда-нибудь ему пригодится. Но, как оказалось, не зря он хранил все эти вещи долгие годы. Теперь им нашлось достойное применение. — Где моя одежда? — выдавил из себя Ризли, не решаюсь полностью выйти из-за двери. — Не знаю, — ответил Нёвилетт, разливая чай. Он и правда не знал, но предполагал, что, скорее всего, слуги забрали её в стирку, или же Ризли сам снял её и сделал частью своего гнезда. — Но ты в любом случае ведь не собираешься уходить. Даже со своего рабочего места Нёвиллет видел румянец на щеках омеги. — Стоять можешь? Тебе помочь дойти? — Не надо, — резко ответил Ризли, пытаясь перебороть смущение. Он скрылся за дверью гардеробной и через пару минут вышел в том самом фраке, который использовал в качестве одеяла. Как же ему шли цвета альфы. Ризли сел напротив за столом, и Нёвиллет протянул ему чашку. — Спасибо. Ризли сразу же узнал терпкий запах малины и черники. Чай, привезённый из Мондштадта поистине обладал восстанавливающим эффектом, и как утверждал сам производитель, он делал его с расчётом на омег, чья течка проходит тяжелее, чем у других. Течка Ризли была не просто тяжёлой, с годами она становилась невыносимой. Но после того, как у него появился альфа, боль будто бы стала терпимей. Несмотря на то, что Нёвиллет его так и не пометил, Ризли всё равно ощущал себя комфортнее рядом с ним. Долгие годы он искал безопасность, создавал вокруг себя барьеры и надеялся, что ему удастся никого не подпускать. Но одиночество по-прежнему методично уничтожало его день за днём. Росла боль, рос страх, росли попытки прекратить страдания путём увечий. Ризли просто хотел, чтобы что-то прекратило эту боль, но понимал, что этого не случится, пока он, наконец, не будет в безопасности. С Нёвиллетом он ощутил то самое чувство, которое так важно каждой омеге. Его любили, о нём заботились, им дорожили, словно он редкая драгоценность. Такое с ним было впервые. И Нёвиллет у него был первым альфой, которого он впустил в свою душу и своё гнездо. Он первый, кто показал, что Ризли достоин любви, несмотря на то, что тот был плохим омегой. — Госпожа Фурина отправила меня в небольшой отпуск, поэтому я буду рядом с тобой все эти дни. Если ты не против, конечно, — как всегда с нежностью добавил юдекс, хотя как Ризли мог быть против? Нёвиллет единственный, кто мог унять боль, вытереть слёзы и сказать, как сильно дорожит им, и это будет лучшее лекарство. — Если у вас возникнут какие-то срочные неотложные дела, то можете спокойно идти. Я справлюсь. Ложь, но он не хотел причинять неудобств. — Как я могу быть спокоен, когда знаю, что здесь меня ждёшь ты и тебе больно каждую минуту, пока меня нет рядом? Нёвиллет знал, как обезоружить одним словом. Вот что значит Верховный судья Фонтейна. На этом Ризли покорно смолк, продолжив пить чай. В скором времени Нёвиллет попросил слуг принести им поесть. Недавно испечённые булочки и галеты моментально исчезли с подноса. На ужин было велено приготовить свежий суп и мясо с гарниром. Несмотря на протесты Ризли, течка была отличной возможностью как следует откормить привередливого омегу. Ризли дулся, отказывался, но почему-то рядом с Нёвилеттом машинально тянутся ко всему, что можно было съесть. В прежние дни течки он бы заставил себя есть, лишь бы заглушить чувство голода. Но та пища, которой он пытался заполнить пустоту, не усваивалась, потому спустя несколько минут неизбежно просилась назад. Во Дворце Мермония для месье Нёвиллета готовили лучшие повара самые разнообразные блюда из лучших ингредиентов. От одного их вида и запаха живот начинал урчать, а изо рта моментально текли слюни. Есть это было одно удовольствие. Сиджвин помогла с составлением особого меню для Ризли, за что Нёвиллет был ей особенно благодарен. Она также была рада предоставленной возможности наладить рацион, следовательно, и здоровье герцога. — Было вкусно. Спасибо большое, — сказал Ризли, поставив пустую чашку на поднос. — Тебе получше? — с надеждой в голосе спросил Нёвиллет. — Немного. По правде говоря, Ризли всё ещё чувствовал жжение в области матки, однако оно было минимальным. Ему очень не хотелось расстраивать альфу. Тот и сам прекрасно понимал, что омеге тяжело, поэтому более не донимал его вопросами. Как и было обещано, весь оставшийся день они провели вместе. Ризли метался между гардеробной и рабочим столом Нёвиллета, где на подносе всегда стояло что-нибудь вкусное. А сам Нёвиллет просто находился рядом, с улыбкой наблюдая за тем, как его омега уплетает один поднос за другим. Он старался держаться подальше, но в то же время всегда был в зоне досягаемости, чтобы в случае необходимости прийти к Ризли, если он попросит. Нёвиллет знал, что омегам на время течек нужно своё личное пространство помимо гнезда. И как бы Ризли ни отнекивался и старался держать лицо перед ним, против своей природы не пойдёшь. Временами он мог быть самым ласковым и милым созданием на свете, но в основном не хотел подпускать к себе никого. Ему было очень стыдно, но Нёвиллет в очередной раз убедил его, что здесь нечего стыдиться. “Не сопротивляйся тому, что для тебя естественно”, — если бы только Ризли услышал эти слова раньше, может быть, сейчас, даже несмотря на свои недостатки, он смог бы стать хорошим омегой. Но, возможно, тогда бы он не повстречал бы Нёвиллета. Хорошо это или плохо, честно сказать, Ризли устал рассуждать и просто принял тот факт, что он приглянулся такому, как Нёвиллет. Нёвиллет и его наказание, и его благословение. Первые ночи, проведённые вместе, юдекс слышал, как омега тихо плачет в подушку. Он думал, что это связано с невыносимой болью, но на самом деле Ризли не мог сдерживать слёз счастья. Радость и грусть смешались воедино в тот момент, когда Нёвиллет сказал, что кроме Ризли ему никто не нужен, и что он отныне будет заботиться и оберегать его. Ризли не верил, а Нёвиллет не уставал повторять: “Люблю тебя. Люблю таким, какой ты есть”.***
Месье Нёвиллет очень часто получал приглашения на званые вечера. Ему приходили бархатные изысканные конверты, зачастую расписанные золотом или украшенные живыми цветами. Нёвиллет никогда не понимал, зачем украшать одноразовые приглашения, которые вероятнее всего потом просто выбросят, живыми цветами. Но так как подобное не было прописано в законодательстве, он не мог ничего возразить. Вместо осуждения он просто оставлял цветы себе и либо делал из них закладки для книг, либо просил милюзин высадить их в саду Дворца Мермония. С недавних пор он стал отказываться от всевозможных вечеров, банкетов и чаепитий, так как все они выпадали на неделю, когда ему требовалось быть рядом с Ризли. Признаться честно, сам судья никогда не любил подобные мероприятия. Он на них чувствовал себя словно не в своей тарелке. Даже на тех, которые устраивала госпожа Фурина. Но, к сожалению, она не могла уделять на них всё своё внимание юдексу, и стоило девушке отвлечься на минуту, как Нёвиллета тут же оттаскивали в сторону, осыпая многочисленными, странными, а иногда и неуместными и вопросами. В основном все они были о замужестве. В первую очередь они с Ризли обсудили именно это. Омега попросил у юдекса дать ему ещё немного времени, чтобы привыкнуть к нему и к их новому положению. Поэтому то, что Верховный судья и глава крепости Меропид теперь вместе, держалось в секрете, но при этом на вопросы о поиске пары оба обязались отвечать: “Извините, но у меня уже есть пара”. В основном это, конечно же, относилось к Нёвиллету, но Верховный судья настоял, чтобы Ризли также отвечал, если вдруг ему зададут этот вопрос (он не сомневался, что подобное возможно, в отличие от Ризли). Тот, само собой, согласился, хоть и посмеялся наивности своего альфы. Несмотря на многочисленные отказы, Нёвиллету продолжали поступать приглашения. И как ни странно, после присвоения титула герцога, Ризли тоже стал получать прекрасно оформленные конверты. В один из дней, когда омега вновь находился во Дворце Мермония (на сей раз по работе), в кабинет Нёвиллета вошла служанка, принеся на серебряном подносе два конверта из светлой бумаги, на которых были прикреплены лилии озёрного цвета. Края приглашений обрамляли изящные цветочные узоры, нарисованные от руки золотой краской. Стоило открыть конверты, сомнений у молодых людей не осталось— это был почерк госпожи Фурины. Она приглашает их на бал.