У сорокопута есть чувства

Готье был другим. Он это совсем не планировал. Не планировал, что так увлечётся этой игрой. Что это окажется так легко, приятно, по-настоящему. Готье ничего не знал. Готье не боялся его, Готье был собой. Милый, милый Готи. Скэриелу было так невыносимо тоскливо от мысли, что рано или поздно этот воздушный замок разрушится. Возненавидит ли Готи его, когда узнает правду? Скэриел бы на его месте ненавидел. Если бы Скэриел знал, что все может так обернуться, что он так привяжется, что влюбится… Что ж, он все равно сделал бы это. Разве что выставил бы барьер, не дал бы Хитклиффу проникнуть в своё сердце. Скэриелу и без того придётся пожертвовать слишком многим. Пожертвовать всем. Всё ради цели. Даже Готье. Да. Так и должно быть. Вынырнув из своей рефлексии, он обнаружил, что Готье пристально смотрит на него, оторвавшись от учебника. — Что? — Пытаюсь понять, о чем ты думаешь, — взгляд этот был пронзительный и какой-то… Холодный. Расчётливый. Как будто действительно мог читать его мысли. Его передернуло. Готи никогда так на него не смотрел. Что он знает? — О тебе, конечно, — это не было ложью. Он озорно улыбнулся, подполз на кровати ближе и, заигрывая, прошептал. — Я не могу думать ни о чем другом рядом с тобой, — тоже правда. Очень для него неудобная. Правда, которая очень его беспокоила. Нельзя терять бдительности. — Фу, — рассмеялся Готье, — с каких пор твой флирт стал таким пошлым? Однако щеки Готье зарумянились, а глаза заблестели. Скэриел не заметил, когда это произошло. Когда Готье перестал тушеваться от его флирта. После того поцелуя даже привычные ранее гейские шуточки вгоняли его в краску и заставляли замолчать. Но не теперь. И это было плохо. Такой, уверенный Готье занимал своё место в его сердце только прочнее. Черт с ним. Потом будет больно, зато прямо сейчас чувствовать это так невероятно хорошо. Скэр приблизился вплотную, сталкиваясь с Готье носами: — Это правда, — выдохнул он, хмурясь. — Не веришь? Он не ответил. Только чуть учащенно дышал в самые губы, так же нахмурив брови. — Поцелуй меня, — попросил Скэриел. Готье не двинулся, и Скэриел был этому только рад, смакуя секунды ожидания, так же ничего не предпринимая. В конце концов, с шумным выдохом Готье подался вперёд, целуя уверенно, даже напористо. А когда Скэр ответил, не дал так просто отобрать инициативу. Это что-то новенькое. Тихо простонав, Скэриел завалился на него, прижимая к постели, но даже в таком положении они будто оставались равны. Скэриел замедлил поцелуй, заканчивая его серией нежных чмоков. – Ого, – прошептал он. – Учусь у лучших, – Готье мягко улыбнулся. Черт побери. Паршивец знал, что делал! – Нравится? – Нравится, – отозвался Лоу, целуя снова. На этот раз, не отрываясь, Готье перекатился, сам нависая над ним, и это… Слишком уязвимое положение. Скэриел напрягся, хотел было вернуть свои позиции, но Хитклифф не дал, перехватив его запястья и прижав к матрасу. — Что ты творишь, черт возьми, — прошептал Скэриел на выдохе. — Целую тебя. Ты же просил, — ответил Готье таким ровным тоном, будто они всегда так делали. Он провёл носом по его щеке, уткнулся в висок, чмокнул в щеку. Короткими поцелуями спустился ниже, на шею, к ключице… Закрыв глаза, Скэриел положил руку на его затылок и просто позволил. Так приятно. Приятно позволять. Отпускать контроль над ситуацией, позволить кому-то другому обо всем позаботиться. Впрочем, Готье не пошёл дальше. Как-то совсем неожиданно всё прекратил, чмокнул в губы напоследок и вернулся к учебнику. Что?.. Лоу ещё лежал, уставившись в потолок, какое-то время, напуганный этим напором и собственной перед ним слабостью. Затем взглянул на Готье. Тот усиленно делал вид, что ничего экстраординарного не произошло, но его выдавала сдержанная улыбка. – Ах ты..! – Скэриел вскочил в притворном возмущении, не в силах сдержать широкую улыбку, вырвал из рук друга злосчастный учебник. – Что это было? Тот пожал плечами, не переставая улыбаться: – О чем ты? – Ты..! – скинув учебник на пол, Скэриел огрел Готье подушкой. Тот с хохотом присоединился к баталии, нанося ответный удар. Весь его вид теперь выдавал безграничное довольство собой. Смотрите, я смутил самого Скэрела Лоу! Они ещё какое-то время пихались, хохоча, пока Скэриел не поймал Готье за талию, вновь роняя на постель и сам прижимаясь к его животу. Оба замолчали. Оба улыбались от уха до уха. – Ладно, признаю, ты меня уделал. – Учусь у лучших, — повторил он. Черт. Сердце трепетало в груди, охваченное дурацким нежным чувством. Гордостью. Любовью. Черт. Он резко поднялся: — Мне пора. — Что? Я думал, ты останешься, – он встревоженно сел, хмурясь, уловив мрачное настроение друга. — Извини. Вспомнил, что нужно кое-то сделать. — Что сделать? – звучало хлестко и резко, будто Готье обвинял его в чем-то. Скэриел остановился со свитером в руках. Готи изменился. Очень изменился. Раньше он о таком не спрашивал. Скэриел поджал губы. – Это… Кое-что важное, ладно? – Почему ты убегаешь? И снова молчание. Почему он спрашивает? Он, кто сам бегал от него столько раз, смущенный собственными чувствами? Но Готи не выглядел печальным, он явно думал, что Скэриел смущён. Он смотрел… Тем странным внимательным взглядом. Скэриел опустил свитер. — Я не убегаю. — Не правда. — По-твоему, я вру? Что за допросы? — он разозлился. Не на Готье, конечно, на саму ситуацию, на то, что не может быть с ним честным. Черт. Он хочет быть с ним честным. Так нельзя. Это пора остановить. Может, когда они переспят, Скэриелу полегчает? – Врешь, Скэр. Ты все время мне врешь. Скэриел опешил. Он уставился на строго сложившего руки на груди Готье. – В чем, например? – В какой школе ты учишься? Черт. — Чем ты занимаешься в Запретных землях? — Я уже говорил, я… — Чем ты на самом деле там занимаешься? Почему тебя боятся? Почему ты постоянно пропадаешь? Почему Эдвард смотрит на тебя как на хозяина? Уж точно не как на племянника. Кто ты, черт возьми, такой, Скэриел Лоу? Ну, вот и всё? История про благотворительность уже потрачена, да и не подходит под заданные вопросы. Скэриел знал, рано или поздно это произойдёт. Но не был готов. Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас. Он лихорадочно искал пути отступления. Молча сбежать не выход. Нельзя потерять Готье сейчас, он нужен для дела. Он… Нужен. Готье дал ему время подумать. В тишине они провели добрых две минуты, не двигаясь с места. Готье все так же колол его взглядом. Казалось, это длится вечно. – Я не могу сказать тебе всего. И я не врал! Я действительно помогаю людям, я… – Какая школа? – Черт! – Скэриел запустил пятерню в волосы, агрессивно потёр затылок. – Ладно, хорошо, нет никакой школы! Но это не значит, что я не буду сдавать выпускные, я просто учусь сам, и… – И ты солгал. – Да, но… Клянусь, Готи, только в этом. А остальное… – Откуда у тебя деньги? Да чтоб его! Два года, два чертовых года его вообще ничего не беспокоило, почему сейчас? Что изменилось? — Я не могу сказать. Снова наступила тишина. Готье отвёл взгляд. На лице читалось разочарование. Нужно как-то выкрутиться. — Понятно. Бросив несчастный свитер, который все это время мял в руках, Скэриел присел на пол рядом с Готье, взял его руку в свою, прижал к своей щеке, посмотрел в лицо самым жалостливым своим взглядом — и даже сейчас не играл, искренне был в отчаянии. Тот, к счастью, не убрал руку. Для плана – ничего страшного, если Готье немного пообижается. Пока Готье не знает всей правды, с их дружбой все будет в порядке. Дело в другом. Он отстранится, закроется, больше не будет доверять как прежде. Больше не будет вот так, как сегодня, целовать. Скэриел очень не хотел это терять. Не мог. — Готи… Тот сверлил взглядом пол. — Посмотри на меня. Никакого движения. — Я знаю, я мудак. Я знаю, окей? Но я лишь хочу тебя защитить, — это должно сработать, верно? — Я не хочу, чтобы всё это хоть как-то тебя касалось, понимаешь? Готье тяжело вздохнул, кажется, отпуская напряжение. Похоже, работает. — Ты в опасности, Скэр? – он наконец посмотрел в ответ. — Я разберусь. — Это меня слабо утешает. — Обещаю, я буду в порядке. Честно. — Что ты там делаешь? — Готи, я не могу…. — тот цыкнул, выдернул руку и поднялся. Черт. Что делать? Оставить все так и уйти? – Я люблю тебя… – тихо прошептал Лоу. Запретный приём, но что остаётся? К тому же… Такая ли уж это ложь? Готье напряжённо замер у окна. Сложно было по одной спине понять, о чем он думает. Сработало или нет. – Тогда ты прекратишь, что бы это ни было, – отозвался Готье спустя долгие секунды. – Я уже! Пытаюсь, по крайней мере. – Чесно? – Честно. Захотелось, как ребёнок, скрестить за спиной пальцы, будто так враньё не считается и за него не должно быть стыдно. За него и не стыдно. Но если на нем поймают снова… Готье опять тяжко вздохнул и вернулся к постели. – Давай спать. Невозможно было сказать, верит он или нет. Но, как минимум, его это устроило. Впрочем, он все равно выглядел чертовски расстроенным. Но это уже что-то. Скэриел торопливо запрыгнул под одеяло рядом, пока никто из них не передумал. – Можно обниму? Ответа не было, поэтому он тихонько попробовал, положил руку на талию. Никакой реакции. Он принял это за согласие, обвил руками со спины и уткнулся носом в лопатки. Так тепло и спокойно. Захотелось остаться вот так навсегда. — Прости меня, Готи. Он сам не знал, за что извиняется, но так было нужно. Чувствует ли он себя виноватым на самом деле, он тоже не мог понять до конца. Так было нужно. Вся эта ложь не просто ради лжи. И он всегда понимал, что шансы, что его секреты навсегда останутся секретами, ничтожно малы. Однако видеть Готи таким… Разрывало ему сердце. Он и правда любит его? Какой идиот. Как это вышло? Готье так и не ответил. Наверное, уже уснул. Он потерся носом о его спину, чмокнул куда-то в лопатку. Он сам себе копает могилу… Впрочем, весь его план – не то, что могила – огромная бездонная дыра, в которую он однажды свалится. Так чего жалеть? Но как это странно — так кем-то дорожить. Как странно чувствовать себя настолько хорошо рядом. Даже сейчас, поссорившись. Я люблю тебя, Готье Хитклифф. И это меня убьёт.