В кабинете с фортепиано

      Антон зашел в кабинет и плюхнулся на стул рядом с небольшим черным фортепиано. Сил не было совсем, подросток был вымотан полностью из-за нескольких экзаменов в музыкальной школе, которые еще не начались, но понервничать он успел.       Сегодня был пробный зачет по хоровому пению, и Антон с одногруппниками приехали в основное здание музыкальной школы, чтобы сдать его. Его хормейстер — Сергей Вячеславович — был доволен ярким голосом подростка, что так органично смотрелся в общем хоре. Так и сегодня, похвалив подростка, он ушел в зал, чтобы послушать сдачу других учеников, и, возможно, что-то подметить у них хорошего и научить этому своих. — Антон, ты очень хорошо поешь, даже слишком красиво для четырнадцати лет. Я ушел, ты подожди меня пока, мы с тобой потом позанимаемся, угу? — получив кивок согласия от подростка Лазарев развернулся к двери и, уже открыв ее, что-то вспомнил. — Ах, да. Сейчас придет Арсений, он пока в другом классе занимается. Вместе будете меня ждать. — Сергей вышел из кабинета и закрыл за собой дверь, а Антон упал головой на открытые клавиши инструмента и простонал от безысходности.       Арсений Попов был одногруппником Антона в музыкальной школе. Они два года не пересекались из-за разного расписания, так как Антон эти два года учился в первую смену в школе, а Арсений — во вторую. В этом году они оба учились в первую смену, и, чего следовало ожидать, снова пересекались в группе по сольфеджио, и на фортепиано уроки парней шли один за другим. Во время этих встреч, незаметных для Арсения, Антон понял, что он… влюбился?.. Не, серьезно, без шуток.       А как подросток это понял? Да очень просто. Учась в школе в восьмом классе, он часто видел активного парня на праздниках и мероприятиях. Каждый раз, когда Антон видел Арсения, в животе наступало такое легкое ощущение полета и радости, хотелось играть, петь, в общем, выплескивать свою накопившуюся энергию. Ему хотелось слушать, как поет Арсений; смотреть, как он танцует; улыбаться вместе с ним.       А почему он не говорит об этом? Да потому, что… — Шаст, здорова. Меня Лазарев умотал: послушай, мол, как твои ровесники поют. А я пиздец устал. — в кабинет влетел Арсений Попов, размахивая темными волосами, которые еще час назад были уложены в аккуратную прическу. — Ааа… эээ… круто. — Антон потерял дар речи на несколько секунд, но затем быстро оправился и сказал. — Круто, правда.       Арсений плюхнулся на стул и положил ногу на ногу, с облегчением выдыхая и чуть не стоная от расслабления мышц. — О, да. Наконец-то я сел. А то блин Серёжа, тип, стой-стой, не обломишься, — передразнил преподавателя брюнет, поправляя прическу.       Антон же молча смотрел на него как завороженный, будто бы Арс тянул его как магнит. — Антон, ты чего вытаращился? У тебя все хорошо? — спросил Попов, удивленно смотря на подростка. — А? Да, Арс, все в порядке, просто… задумался немного.       Арсений хмыкнул, пожал плечами и откинулся на спинку стула, параллельно заходя в игру на телефоне.       Следующие пятнадцать минут подростки молчали. Антон гипнотизировал черный лакированный музыкальный инструмент, Арсений играл в игры.       Антон, понимая, что так долго в тишине он не протянет, открыл крышку фортепиано и едва коснулся пальцами нескольких клавиш. Арсений встрепенулся, подняв голову, но сразу ее опустил вниз и направил взгляд в телефон. А Антон продолжал играть. И думать. Об Арсение.       Вот он доиграл сонату. Арсений внешне никак не реагировал на игру подростка, хотя он уже давно выключил экран телефона и слушал его со всей внимательностью, лишь делая вид, что смотрит куда-то вдаль, а не на Шаста.       Тонкие длинные пальцы сыграли последний аккорд и замерли в воздухе. Антон с минуту колебался, и, что-то вспомнив, начал играть неспешную музыку, похожую на какое-то легкое девичье пение.       Сыграв вступление, он начал играть первый куплет. Слова будто сами выплывали из-под его пальцев. — On Another love, another love, All my tears have been used up.       Арсений узнал эту песню. Да кто не знает этого крика души, положенного на музыку; песни разбитого сердца, причем разбитого любимым человеком.       А Антон тем временем играет проигрыш и второй куплет, но уже более напористо. И Арсений решает вдруг спеть его. — And if somebody hurts you, I wanna fight, But my hands been broken, one too many times.       Антон удивленно смотрит на него, не понимая, что делать дальше, но продолжает играть и следующие строчки поет сам, а Арсений лишь мурлыкал в такт. — So I'll use my voice, I'll be so fucking rude, Words they always win, but I know I'll lose.       Следующие строчки парни пели вместе, то и дело смотря друг другу в глаза. — And I'd sing a song, that'd be just ours, But I sang 'em all to another heart. And I wanna cry I wanna learn to love, But all my tears have been used up.       Антон играл окончание песни, стараясь в музыку вложить то, что хотел сказать Арсению, но не мог. Сказать, как ему нравится смотреть в его глаза; как он готов слышать любую околесицу, которую тот говорит, лишь бы слушать его красивый голос; как он может бесконечно долго смотреть на него, на его жесты, на самого Арсения.       Арсений, у свою очередь, тоже имел симпатию к Антону, но боялся сказать об этом. Ему нравится, как смешно он двигает носом, когда смеется; как блестят его зеленые глаза, когда у него хорошее настроение; как красиво его тонкие пальцы бегают по клавишам фортепиано.       Антон доиграл последний аккорд и замер, смотря на Арсения, облокотившегося на крышку инструмента. Тот, пытаясь отдышаться после пения, смотрел на подростка.       Глаза в глаза.       Зеленый и голубой.       Время будто бы остановилось и наблюдало за двумя парнями, сидящими в музыкальной школе в кабинете.       Арсений, недолго собираясь с мыслями, сказал. — Короче, ты мне типо нравишься не как друг, или нет, не так. Просто, ты мне нравишься, это взаимно? — выпалил быстрой очередью Арсений, не отрывая взгляда от Антона. — Арс, ты… не шутишь? — спросил Антон и, получив отрицательный кивок, он продолжил. — Да, взаимно. Ты, это, мне тоже нравишься.       Арсений улыбнулся и аккуратно взял руку Шастуна, поглаживая длинные пальцы. Тот захихикал. Арсений, недолго думая, аккуратно коснулся нежных губ Антона. Тот оторопел. — А-арс, ты ч-чего? — спросил зеленоглазый, привставая со стула и закрывая фортепиано. — Да не, ничего. Забудь. — Арс отвернулся от подростка, отошел на другой конец кабинета и начал смотреть в окно, закрытое жалюзи. Вдруг он почувствовал легкое касание его плеча. Обернувшись, он увидел Антона, который довольно, словно кот, улыбался. — Вот чего ты, а? Поцеловал и уходишь. А как же я? — спросил Антон, кладя свои руки на плечи Арсения. — Я? Никуда. — ответил Арсений, затягиваея Антона в легкий ненавязчивый поцелуй.       В кабинете с фортепиано стояли два довольных подростка, два парня на А, два влюбленных музыканта, и целовались. Они шли к этому моменту очень и очень долго. Каждый был безмерно счастлив, что эмоции, которые тот испытывает, есть самые искренние и чистые.