Тёмный клинок

⠀ ⠀ ⠀ ⠀ «Говорят, что в Аду везде пышет огонь и сера, да? Ну, как по мне, в Аду было бы потеплее». Пока Антея пробиралась через бесконечные снега плато Килсик, эти слова неустанно крутились в её голове. Если память не изменяла, то услышала она их в Прааге, одной из деревушек, разбросанных по Расколотым вершинам. Такие платили положенную десятину Киовашаду, но в остальном продолжали жить по своим собственным укладам. Какой-то пьянчуга бросил насчёт холода какое-то богохульство, и она даже глазом не успела моргнуть, как из-за этого вспыхнула драка. Видно, несмотря на отсутствие в Прааге соборников, местные жители знали, что у даже стен есть глаза и уши, и предпочитали поберечься, чтобы не лишиться своих зрения и слуха. Она ушла из деревни сразу же, не дожидаясь утра. Неделю спустя до Киовашада дошли вести, что Прааг сожжён и все его жители, до последнего младенца, перебиты ордой Падших. Антея на миг задумалась, уж не проявление ли это вышней кары, потом допила ссанину, которую местные называли выпивкой, и снова ушла в метель. Расколотые вершины — вот где Ад, думала она, дрожа под ударами ледяного ветра, ранящего не хуже иного клинка. Вгрызающегося в плоть, в мышцы, в кости. Не вышняя кара уничтожила Прааг, напомнила она себе, просто так устроен мир. Огонь забирал живых, снег покрывал мёртвых, солнце вставало и садилось, Санктуарий всё дальше катился в бездну. Если сегодня она ляжет в сугроб и не проснётся, если погибнет, как это едва не случилось под Невеском, хоть кто-то уронит о ней слезинку? Семьи у неё не осталось, да и вряд ли она сможет назвать кого-то своим другом. Разве что среди сестёр Недреманного Ока остались те, кому она небезразлична, но большинство сестёр рассеяно по пустошам этого разрушенного мира. О ней погрустят, может, всплакнут, но всё равно забудут, как и многих других. Поэтому она продолжала идти, как и всегда. Ставила одну ногу перед другой и снова, и снова, и снова. Собор назначил награду за голову женщины, что когда-то звалась сэром Линной и была Кающимся рыцарем, а ныне отринула свои обеты. Её в последний раз видели на плато Килсик. Обычно Антея избегала иметь дела с фанатиками, но у них водилось золото, в котором она нуждалась, и так уж повелось в мире, что убийство было вернейшим способом его заполучить. А как следопыт Сестринства, она лучше всего умела делать три вещи: стрелять, колоть и выслеживать добычу, зачастую при помощи стрел или меча. Или — без или. Конечно, — с горечью думала она, дрожа не то от холода, не то от ярости, — умение читать следы мало чем могло пригодиться в этих забытых Светом землях. Какие бы следы ни оставила рыцарь Линна, их давным-давно занесло снегом. Резкие порывы ветра заставляли снег кружить, точно в лебедином танце. Будь мир вокруг добрее и мягче, Антея бы даже сочла метель красивой — она любила перед сном укутаться в одеяло и полюбоваться на падающий с неба снег с кружкой горячего бульона в руках. Или смотреть на звёзды и мечтать о лучших мирах. Или об истинно безопасных санктуариях, которых человечеству никогда не достигнуть. Затем приходил сон. А с ним — кошмары, зачастую о случившемся в Невеске. Или видения, зачастую о тонущем в огне мире. Она просыпалась в поту и заходилась в кашле, пока не начинала выхаркивать кровь напополам с лепестками демоницы. Быть может, та тёмная ночь в Невеске предрешила её судьбу. Быть может, именно потому Алтея с такой готовностью отправилась на край севера. Быть может, она пришла сюда за смертью, но не за смертью рыцаря Линны. А быть может, всё это неважно, потому что в пелене снега она различила коленопреклонённый силуэт. Недвижимый, точно статуя, и застывший, подобно самому миру. Прямо перед ней. С висящим за спиной щитом, на котором сиял искусно вычеканенный крест Собора. Такое, пожалуй, кто-то назвал бы «проще некуда», — подумала Антея, потянувшись за луком. И с мрачной ухмылкой вспомнила, как сестра Серсея твердила, что ни одна задача в этом мире не бывает «проще некуда». А те, кто считал иначе, чаще всего погибали, неверно оценив обстоятельства. С другой стороны, мир научил её никогда не отказываться от дармового обеда. Она наложила стрелу на тетиву и прицелилась. Да, существовала вероятность, что тот молящийся рыцарь — не сэр Линна. И если она сейчас спустит тетиву, то может лишить жизни ни в чём не виновного воина Собора. Это, наверное, не сильно бы её огорчило после всего того, что повидала, но пока ей хотелось бы оставаться у соборников на хорошем счету. Драконовские законы и насаждаемый освящённым оружием порядок всё ещё лучше адского пламени и вечных мучений. Она прицелилась. Мелькнула мысль помолиться, но Антея только беззвучно фыркнула — зачем, если ни бог, ни пророк её не услышат? Вдохнула, выдохнула — её дыхание белой дёргающейся лентой срывалось с губ и унеслось прочь, словно танцуя... И она принялась выпускать стрелу за стрелой. Первая попала идеально, заставив рыцаря покачнуться. Разумеется, Антея не надеялась, что уложит Линну с одного выстрела, но наконечник должен был пробить и металл тяжёлой брони, и плоть под ним. Свист тетивы слился в гул, стрелы летели одна за другой: вторая, третья, четвёртая... Сколько бы их ни потребовалось для выполнения задачи. Но вместо того, чтобы упасть в снег, рыцарь с поразительной резвостью вскочила на ноги, разворачиваясь и заслоняясь щитом, — и атаковала. Вот срань. Она двигалась так быстро и так энергично, словно первая стрела Антеи не причинила ей никакого вреда вовсе. Остальные стрелы рыцарь поймала на подставленный щит с такой лёгкостью, словно это было забавой. В другой руке рыцарь сжимала копьё, целя прямо в лучницу. Вот срань. Антея, как только заметила несущееся в свою сторону копьё, со всей прыти нырнула в сторону. Срань! Вот только увернуться полностью прыти ей явно недоставало. Лезвие хлестнуло по боку, и Антея сразу почувствовала, как поддоспешник мгновенно намок и потеплел. Проскальзывая по снегу и стискивая зубы, она видела краем глаза, как её валяная медвежья накидка постепенно напитывается кровью. Алые капли пятнали снег, словно лепестки. Кровавые лепестки. Рыцарь начала медленно теснить её, подняв копьё и щит. Забрало шлема скрывало лицо, но Антея не сомневалась, что рыцарь прекрасно видит кровь на накидке и намеревается довести дело до конца. «Мы обе ранены», — напомнила себе Антея, хотя что-то пока не похоже, чтобы стрела в спине хоть как-то замедлила противницу. Линна пока не атаковала, но даже если лук не подвёл и рыцарь действительно ранена, как должна была, Антея понимала, что надежды нет. Если Линна атакует — всё, смерть. Если же будет стоять на месте, то, может... может быть, шанс есть. На самом деле всё было как и в любой другой день за проведённые двадцать с хвостиком лет в этом мире. Рыцарь внезапно рванулась вперёд, видимо, решив положить этому конец. Подстёгнутая инстинктом, Антея с воплем ярости и боли отшвырнула лук и бросилась ей навстречу, выдёргивая из ножен кинжал. Перемахнув через копьё, она запрыгнула рыцарю на плечи, воткнула кинжал в шею и откатилась прочь, сжимая в руке меч. Так-то лучше. Раздался вопль — а голос-то женский, заметила Антея, так что всё-таки, скорее всего, это действительно рыцарь Линна. Ещё больше уверенности прибавилось, когда рыцарь сбросила шлем, чтобы выдернуть кинжал из шеи. Кровь хлестала на снег, словно один из впадающих в Хавезар водопадов Расколотых вершин, но рыцарь всё ещё не сдавалась. И в самом деле пала во тьму, подумала Антея, обменявшись взглядом с женщиной. Волосы той были коротко острижены, глаза налиты кровью, а кожа была настолько бледной и тонкой, что казалась прозрачной. Линна пошатывалась, и было ясно, как день, что кровопотеря рано или поздно её прикончит. И даже пораньше, чем Антею: всё же рана следопытки была не настолько серьёзной, хоть и обжигала болью при каждом движении. Что ж, на теле и так полно татуировок Сестринства, и ещё один шрам будет желанным гостем в их компании. Со временем, наверно, шрамов будет даже больше, чем кожи. Но Линна бросила копьё, извлекая вместо него клинок, точно изгибающийся в потоках ветра, и Антея поняла, что время отнюдь не на её стороне. Неважно, через сколько минут Линна умрёт — через две или три, этого времени более чем достаточно для последнего убийства. Подняв меч и щит, рыцарь атаковала. Следопытка выставила меч и кинжал, уходя в глухую оборону. Они сошлись под кружащимся снегом в пляске, на которую способны только воины. Воины, впитавшие остроту всех кинжалов мира, огрубевшие подобно всем его топорам, из чьих душ мир исторг потери и сожаления. Антея ничего не знала о сэре Линне. Ни о том, что заставило её присоединиться к Кающимся рыцарям, ни о том, что отвратило от них. Она своё-то прошлое едва помнила, если бы не кровавые лепестки Лилит и насылаемые ими видения. Иногда — она возвращалась назад, в пещеру, и вслушивалась в волчье рычание. Иногда — во дворики Восточных Врат, где когда-то изучала искусство владения луком и клинком. Иногда — бродила нищенкой по улицам Кингспорта, выпрашивая подачки, и слёзы на её щеках пахли неотличимо от морских брызг. А однажды она вспомнила что-то совсем невыразимо далёкое.. Запах крови. Детский плач. Крики матери, вопли отца. Мужчина держит в одной рукой новорождённую девочку, сжимая в другой руке нож с таким взглядом, словно охотнее расколол бы ей череп, но потом всё же рассекает тянущегося из её живота сизого червя, и уносит прочь от лежащей в луже крови женщины, даже не пожелавшей прикоснуться к своему новорождённому ребёнку. Воспоминания нахлынули, нежеланные и сейчас особо неуместные: они отвлекали, а в бою малейшая потеря концентрации ведёт к смерти. И сэр Линна не преминула воспользоваться заминкой и резким выпадом рассекла ей щёку. Антея взвизгнула, но взгляд Линны оставался таким же пустым. Следопытка схватилась за щёку — тёмная кровь побежала сквозь пальцы, марая перчатку и усиливая тяжёлый железистый запах, поднимающийся от пореза на боку. Она пошатнулась, сделала финт. Кровь плавила снег, каждая капля — словно слёзы этого мира. Но Линна, казалось, этого не замечала. Антея заметила — или понадеялась, — что противница двигается медленнее. Что полученные раны дают о себе знать. Но правда то или самообман, значения не имело. Преимущество было у Линны. И она продолжала атаковать, обрушивая на следопытку удар за ударом. И вот рыцарь выбила меч из руки Антеи. И вот следопытка, хрипя, упала навзничь в снег. Истекая кровью, ловя взгляд стоящей перед ней женщины, беспристрастной, словно воплощение безмолвного правосудия, словно сюда явился сам Жнец душ. Стоящей неподвижно, будто в ожидании, когда Антея умрёт. Женщина — и дитя, у которого нет ничего, кроме кинжала. Тишина звенит, пока Антея не разрывает её криком. Тишина звенит, пока Линна не обрушивает свой меч вниз. И тишина лопается, когда Антея швыряет свой кинжал прямо в лоб Линны. Следопытка увернулась от меча, а Кающаяся рыцарь повалилась в снег. Мёртвая. Проклятая. Снег вокруг неё плавился красным, точно так же и вокруг следопытки. Антея пролежала так несколько минут, хотя сейчас для неё не было разницы, минуты прошли или эпохи. Вставай. Ей хотелось лежать так вечно. Чтобы всё закончилось. Смерть была бы благословением. Смерть была бы освобождением. Смерть была бы избавлением от ночных кошмаров. От пота, крови, от лепестков, которых она выблёвывала каждую ночь. Её называли «Странницей», не подозревая, что она обрадуется, когда её ноги наконец подломятся. Она попыталась вдохнуть. Сердце колотилось о рёбра. Смерть была бы избавлением от страха, что рано или поздно она проснётся и не заметит, что перестала быть собой. Что она стала такой же безумной и проклятой, как жители Невеска. Что она станет одержимой. Вставай. Она лежала и плакала, слёзы застывали на её щеках. Плакала из-за своего израненного тела. Плакала из-за несчастного израненного мира. Плакала, как плакал бы ребёнок, отчаянно нуждающийся в материнской любви. Вставай! Голос, до раздражения похожий на голос Лората, заставил её повиноваться. Со стонами, вскриками и проклятиями она заставила себя подняться на ноги. Солнце клонилось к горизонту, ветер выл свою нестройную песню, раны продолжали истекать кровью. Ей нужно забрать голову Линны, затем добраться до ближайшей деревни, а оттуда — в Киовашад, забрать награду. Кровавые деньги, да, но с учётом её рода занятий это самый верный способ заработка. Смерть в этом мире была хозяйкой, а не гостьей, и те, кто имел с ней дело, от этого выигрывали больше всего. Сама не зная как, она сумела подняться, невзирая на рвущиеся плоть и сухожилия. Всхлипывая, она присыпала рану на животе травами и затянула бинтом — так хотя бы сможет дотянуть до деревни, а там придётся поискать целителя, который её подлатает до следующей встречи со Смертью. Антея старалась не смотреть в сторону трупа, но, увы, обстоятельства настойчиво этого требовали. Ей надо было забрать голову рыцаря, а если тело заметёт снегом, сделать это будет затруднительно. — Могла бы и не усложнять, — пробормотала она, дрожа под порывами ветра. — Могла бы просто дать мне себя убить, и дело с концом, но ведь нет... С трудом удерживаясь на ногах и сопротивляясь искушению зарыться в мягкий снег и никогда больше не подниматься, Антея рассматривала тело рыцаря. Линна выглядела... на удивление довольной. Возможно, она тоже искала смерти. Или так вышло случайно. В любом случае, Антея подобрала валяющийся меч и... Ох... Это же меч Линны. Изгибающийся, подобно змее. Легший руку так, словно умолял никогда не выпускать. На рукояти и тёмной полосе металла выгравированы незнакомые Антее руны. Отличный баланс и на удивление малый вес, если учесть ширину клинка. «Получше моего», — отметила Антея. Возможно, трофей будет достойной заменой её меча. Она продала достаточно всякого собранного по Санктуарию хлама и перепробовала мечей и луков больше, чем пальцев на руках и ногах, так что сразу поняла, что это стоящая находка. И достаточно острый, чтобы без особых усилий отделить голову Линны от туловища. Хорошо. Она вцепилась пальцами левой руки в короткий ёжик волос Линны. Глаза уже остекленели, из отвисшей челюсти вывалился язык, такой же белый, как и кружащийся вокруг снег. Антея не знала, что заставило сэра Линну отринуть Кающихся рыцарей, а теперь, после её смерти, уже никогда и не узнает. Она... Ты чувствуешь это, верно? Антея уставилась на клинок в своей руке. Власть. Сила. Положи конец своим кошмарам и прими мои дары. Антея моргнула. Меч... Линна... Возьми меня. Воспользуйся мной. Падение во тьму. Воспользуйся мной. Неужели этот меч был... Воспользуйся мной! Вскрикнув, Антея швырнула клинок на снег. Она не желала иметь дело с проклятым оружием. На её теле и так уже лежит проклятие, а на душе — скверна, и последнее, что ей было нужно — ускорять этот процесс. Снежинки падали на тусклый тёмный металл. Если снегопад не утихнет, через час меч занесёт. Оставить его здесь? Тогда на него всё равно кто-нибудь рано или поздно наткнётся. Забрать с собой? Тогда она рискует оказаться на месте рыцаря Линны. Рана продолжала сочиться кровью. Антея смотрела, как капли падают на снег. Как они притягиваются к клинку. Маленькие красные бусины, словно цепочка муравьёв, стекались к нему, поглощая друг друга и чтобы быть поглощёнными. Осквернённый клинок взывал к осквернённой крови. Подними меня, Странница. Возьми меня с собой. Пронзи мной сердце ненависти и обрети жизнь извечную. Заставляя себя не слушать, Антея засунула голову Линны в мешок. Подобрала копьё и щит — продаст их при первой же возможности. Ковыляй через снега, если хочешь. Ты падёшь. Мир падёт. Возьми меня, и ты отложишь глас трубный. Она остановилась возле меча, истекая кровью и едва не теряя сознания, и бросила на него последний взгляд. Рука сама потянулась за запретной вещью. Потянулась — и замерла, когда в памяти всплыло искажённое ненавистью лицо мужчины, сжимающего нож. То, как отец смотрел на своего собственного ребёнка... Она ведь тоже — дочь ненависти... Антея отвернулась и молча пошла прочь. Странствовать, как и всегда. Не обращая внимания на шёпот из темноты и на эхо её шагов по остову мира. Странствовать. Дура. Слушать. Странствовать. И плакать. ⠀ ⠀ ⠀ ⠀