***
В одной из достаточно богатых квартирок, вроде той, в которой жил Вася, их поприветствовал некий Рома — тот самый омега, которого они искали. По помещению разносился дешевый поп, существующий по принципу «меньше слов — больше неразборчивых звуков и басов». Ни Афоня, ни Вася такую музыку не любили. Афоня предпочитал ретровейв, а Вася — старый добрый рок, который никогда не выйдет из моды. Он сразу невзлюбил этого омегу: смуглая кожа, восточные черты лица, светло-серые глаза и короткая аккуратно подстриженная бородка. Выглядел он, конечно, весьма по-пидорски даже для Васи. Вот если бы у него росла борода, едва ли он укладывал бы ее так… Щеголевато? Даже протезы на его руках, приуроченные, казалось бы, для работы с ножами, блестели слишком гламурно. Присмотревшись, Вася заметил на них несколько ярких аляповатых наклеек-татуировок. — Эти больше подойдут для походных целей, — Рома бегал от ящика к ящику, демонстрируя Афоне наборы ножей. — А эти — поварские. Фрукты, овощи, мясо — даже кость и хрящи разрежут без проблем! На последнем ящике альфа задержался, всматриваясь в форму и сверяя ее с изображением, полученным от альфы по имени Борис, что как раз задолжал им мешок муки. Вася старался дышать ровно и не демонстрировать раздражение, вновь вызванное процессом, который они проходили из раза в раз. И все это — просто для того, чтобы иметь свой личный счастливый уголок. Еще одной причиной регулярного раздражения стал озноб, который Вася чувствовал даже сквозь жар кипящих генераторов: непременно хотелось забиться в излюбленный уголок, окружить себя сраными пуховиками и греться, как в гнезде. Симптом знакомый, но Вася отметал его: судя по календарю, течка должна начаться чуть позднее. Скорее всего, просто устал. Или нервы. — Что возьмешь за эти? — Афоня хлопнул по ящику ладонью. — Учти: от нас только техобслуживание тачки или починка протезов. Роман лукаво сверкнул глазами, и этот недобрый блеск показался Васе сомнительным с самого начала. Он даже напрягся, инстинктивно подбираясь ближе к валяющимся на ближайшей полке обломанным лезвиям ножей. — Разве только их? — чужой омега подошел ближе. — Эй, послушай, всего одна ночь с тобой — и я доложу к этим прекрасным ножам еще парочку мелких бонусов. Как насчет того походного ящика? Учитывая ваш образ жизни, он может очень даже пригодиться… Рука сама схватилась за обломок лезвия, и Вася даже не думал о том, что поранит им собственные пальцы. Пока его терпения хватало, чтобы дать Афоне договориться. Он не чувствовал ни капли сомнения по отношению к своему альфе, но слишком хорошо знал, насколько коварными могут быть голодные омеги. — Слушай, у тебя че, нет что ли своего члена под боком? — грубо ответил Афоня, игнорируя чужие руки на своем теле. — Как раз-таки есть, — вздохнул Рома, — но он сейчас далеко и уже давненько за мной не ухаживал… Чтобы он не ушел насовсем, мне нужно зарабатывать для него всякие штуки. Ну, знаешь там, почки… Печень… Однако ты такой хорошенький, что мне не хотелось бы вмешиваться в твое тело. Поэтому сбиваю цену — всего лишь твой член в моей заднице. На одну ночь. Скидка — девяносто девять процентов! Бля буду. Васю не волновал нелегальный оборот живых человеческих органов, тем более где-то там на Ульянке. Не волновало его и то, что тело Афони было под угрозой: он уже большой мальчик, сам справится с этим. По-настоящему Вася злился из-за того, что при нем на его мужика борзо и бесстыдно пялились. Даже трогали. Их с Афоней взгляды пересеклись. Вася заметил тень беспокойства, когда тот увидел обломок ножа в его руках; но альфа ничего не сказал, только повернулся обратно и грубо толкнул омегу в плечо: — Охуевший у тебя ценник, братан. Давай так: я оставляю твой переоцененный товар при тебе и ухожу. А ты сиди и обтекай дальше, ок? Только штаны не промочи. Вижу, они у тебя неебаться дорогие. От Васи не укрылось, как Афоня сжал кулаки, отходя еще на шаг назад. Он не сразу понял, почему Афоня так рассюсюкивал с этим выскочкой; в чем проблема просто врезать, забрать гребаный ящик в качестве компенсации за домогательство и убежать? Только когда омега вновь заулыбался, до Васи дошло: этот ножей мастер не просто чувак с улицы. Они, кажется, снова ввязались в рамсы с мистером большим хуем. Вася ненавидел, блять, альф. Зажравшихся, чересчур смелых, наглых. Свиньи. Он ненавидел их за это всей душой. И боялся. Всех, кроме одного — Афони. И именно поэтому он готов был драться за него с кем угодно, невзирая на последствия. — Послушайте, Роман, — Вася сжал осколок ножа до зуда на сгибах пальцев. Кажется, все-таки поранился. — Мы не согласны на эту цену. Мой спутник, быть может, груб, но его можно понять… Нам нужен товар, и об оплате натурой нас никто не предупреждал. — Значит, у вас недостаточно надежные источники, — ответил омега. — К тому же… Я смотрю, вы неплохо выглядите. Быть может, я возьму за плату вашу почку? Не переживайте, у меня есть импланты. И — о чудо — видимо, медик тоже здесь, — Рома улыбался столь же отвратительно-приторно, сколь выглядел. В пылу раздражения и, как ему казалось, ничем не обоснованного гормонального взрыва Вася подошел к омеге вплотную. Он не слушал ни Афоню, пытавшегося его остановить, ни провоцирующего его омегу. Поднял руку, с которой подтекали капельки крови и с размаху полоснул по смуглой щеке. Идеально глубоко: жить будет, но останется шрам. Пусть знает, с кем связался… А вот Вася, похоже, не знал; стоило ему начать поножовщину, от омеги последовал ответ в лице острых когтей на одном из протезов. Сердце ушло в пятки, а Вася все ждал, когда закапает теперь уже из его живота. От дурмана он очнулся уже на улице, под раздраженный бубнеж Афони, уносящего его на плече: — И вот на кой хуй ты начал вот это вот все… Ушли бы, и никаких проблем. — Он бы не отпустил, — неуверенно ответил Вася. Они заскочили в микроавтобус, и Вася тут же дотянулся до аптечки, не особенно заботясь о том, что обрабатывать свои царапины будет уже по дороге. На счастье, ничего, кроме пальцев, он не повредил. Лезвия ножа в руках тоже больше не было. — А где, — растерянно пробубнил Вася. — Выронил?.. — Я у тебя забрал. Не хватало еще, чтобы нам вдобавок за кражу имущества влетело, — Афоня устало заводил двигатель. — Сейчас спрячемся где-нибудь. Вряд ли нас будут разыскивать из-за подпорченной кабины чьей-то там содержанки, но подстраховаться стоит. Вася рассеянно кивал, обматывая бинтами покоцанную руку. Немного болело, немного тянуло. — Скажи, ты кондиционер включил? — Нет? — Афоня ошалело обернулся. Затем они одновременно взглянули на календарь. — Еще четыре дня, — бормотнул Вася. Их циклы почти синхронизировались; по крайней мере, в прошлый раз они обезумели почти одновременно. В связи с этим Вася сделал вывод, что в этом месяце история повторится. Быть может, они еще недостаточно долго живут вместе? — Стели куртки и ныряй, только держись крепко, — смурно предупредил Афоня. — Поедем куда-нибудь за город. Не хватало, чтобы нас в облипочку поволокли к очередному альфа-засранцу. Проверив узелки на бинтах, Вася подскочил и в трясущейся машине вернул куртки обратно. С ночи они почти ничего и не убрали, отчего процесс явно ускорился. Среди них оказалось действительно очень тепло, а еще пахло Афоней… Пьянящие феромоны кружили голову, к горлу подступала тошнота из-за противной автомобильной качки. Вася обнял рукав одной из Афониной курток, потерся о него щекой, обхватил другой рукав бедрами, чтобы просунуть между ними хоть что-нибудь, и свернулся в позу эмбриона, последними крупицами здравого смысла удерживая себя от рвоты. Прежде, чем уехать в перелесок, отделяющий небольшой жилой городок от Ульяновской ветки метро, Афоня вновь заскочил в закусочную к бете. В качестве платы ему пришлось поделиться Васиной бедой, но этот факт волновал не так сильно, как неожиданная течка. Вася тяжело дышал, пользуясь моментом, пока машина стояла на месте. Ему бы встать и умыться, но он боялся, что, как только встанет, упадет обратно из-за бешеного головокружения. И в таком случае его однозначно стошнит. В лучшем случае в раковину, в худшем — прямо на пол. Под кроватью зашуршали пакеты, в нос ударило еще больше феромонов. Вася отмахнулся от них и постарался отпрянуть от вошедшего Афони как можно дальше, потому что знал: поддастся ощущениям — и они не отъедут отсюда и на метр. — Тише-тише, — успокаивал альфа, — скоро вернусь, держись. Больше, чем о текущем состоянии, Вася волновался о том, сколько времени они здесь проведут. Если его течка началась прямо сейчас (он уже ощущал, как по бедрам, склеивая штаны, ползла густая смазка), а гон Афони стартует через четыре дня, то… — Успокойся, — будто подхватив эти мысли, отрезал Афоня, заглушая своим голосом рев мотора. — Даже если мы проведем здесь блядский месяц, не случится ничего страшного. — Но матрас… — жалобно скулил Вася. — Нахуй этот твой матрас. На-хуй, — альфа почти рычал. — Как видишь, в этом месяце нам судьбой начертано ебаться на куртках. — Так вот о чем ты… — взглянув на календарь, Вася вспомнил, как Афоня планировал остановку «на пару дней». Он закрыл глаза. Ну да, едва ли они бы успели за столь малый срок доехать до Химок, предварительно объездив всю «цепочку заказов». И вообще… Где теперь ножи-то искать? С каждой новой секундой о ножах думалось как-то меньше; и все больше — о качке, тошноте и запахе Афони. Куртка, которую Вася бесстыдно использовал вместо альфы, пропиталась его собственным запахом и больше не могла служить спасательным кругом. — Может, таблетки, — осторожно потянул Вася. — Так я смогу продержаться бодрячком еще месяц… — А мне что тогда делать? На хую своем повеситься? — хмыкнул Афоня, сбавляя скорость. Вася приподнялся и вытянул шею, чтобы заглянуть в лобовое окошко. Они пересекли черту района и теперь с трудом пробирались через бугристое бездорожье. Полчаса времени — и их микроавтобус остановился на лысой опушке с кучей умирающих от смога и промышленного дыма деревьев. В сравнении с чертой города воздух здесь казался куда чище, но какая в жопу разница, если дышать Вася сейчас хотел только феромонами Афони? Тишину прерывала лишь тихая музыка. Вася услышал ее только сейчас, когда мотор больше не разрывался агрессивным рычанием, а колеса прекратили с хрустом сминать дорожную пыль, грязь и мелкую гальку. Он попытался сконцентрировать свой слух на этой музыке — какая-то незамысловатая старинная электроника — но собственное дыхание шуршало слишком громко. — Бензина только до ближайшего метро, — ворчал Афоня, делая для себя короткие записи. — Еды должно хватить, мы с тобой не обжоры… В случае чего где-то валялись консервы. — Что? Консервы.? — Вася распахнул глаза. Он впервые слышал о них. — Забудь. Сейчас это тебя ебать не должно. — То, что должно, к сожалению, еще не ебет. Афоня глухо засмеялся, и этот смех будто проник в организм, заставив Васю простонать и выбросить еще немного смазки. — Штанам пиздец… — чуть не скулил он. — Сейчас, малыш, сейчас, — шорох одежды возвещал о том, как быстро раздевался Афоня. Вася вцепился в альфу мертвой хваткой, стоило тому только поставить колено на постель из курток. Афоня был очень теплым, если не горячим. О него греться — куда удобнее, чем о целый ворох пуховиков. В свою очередь, альфа занялся избавлением Васи от одежды. Взмокшие от пота и смазки ткани сильно натирали, кожа зудела, и Афоня стал настоящим спасителем; Вася не смог бы раздеть себя самостоятельно. Сухой шершавый палец провел по внутренней стороне бедра. Вася со стыдом думал о том, насколько толстый слой смазки он зачерпнул за собой. А еще он думал о том, что хорошо бы этот палец сразу внутрь… Руки, все еще лежавшие на бедрах, оперлись о них. Вася привстал. Он выгнулся, как кошка; его не смущала ни поза, в которую он встал, ни хлюпанье между ног, ни извращенные помыслы — ничего. Перед Афоней он мог быть каким угодно, даже истекающей собственными соками шлюхой. Его альфа никогда не позволит себе упрекнуть его за это, учитывая, что сам Вася лицезрел не менее постыдные картины с Афоней в главной роли. Он коснулся мягкого члена пальцами, массируя и судорожно соображая, каким образом он может возбудить его быстрее всего. Не стыдясь, потерся щекой, лизнул кончиком языка, обхватил губами, чтобы окружить горячей влагой своего рта. Афоня глухо промычал; чужая ладонь мягко погладила влажные ягодицы, шлепнула по ней и беспрепятственно запустила палец в окруженную слизью дырку. Вторая рука мягко легла на голову Васи, неспешно и очень лениво покачивая ее. Темп слишком медленный; вдобавок, Васины соски практически гудели от зуда и желания, чтобы к ним кто-нибудь прикоснулся. Он стонал, но не от наслаждения, а от отчаяния. Пары пальцев слишком мало, и даже когда они раздвигались ножницами, растягивая, Вася не чувствовал того, что хотел бы. Но член на языке постепенно твердел, увеличиваясь, и это — хорошая новость. Вася активно дышал носом, вместе с воздухом заполняя себя концентрированным запахом альфы. Из-за этого на губах скапливалось все больше слюны, а на бедрах — смазки; чтобы ускорить процесс, Вася принялся посасывать член у себя во рту, щекоча головку кончиком языка и замирая сердцем каждый раз, когда, на его взгляд, эрекция становилась крепче. Он пытался уловить настроение Афони: щупал бедра, на которые опирался, слушал дыхание и покорно ждал первых похотливых стонов, которые прямо намекнули бы ему о желании альфы. В такт движениям своих пальцев Афоня пару раз толкнулся тазом, нажимая при этом на голову Васи; луковка у основания члена чуть распухла, и Вася выпустил ее изо рта, сконцентрировавшись только на чувствительной головке. Он обвел ее ребристый край губами, слизнул с уретры капельку предсеменника и открыл рот пошире, обращая на Афоню затуманенный похотью взгляд. Уголка губ дотронулся большой палец, тут же оттянувший в сторону щеку, из-за чего скопившаяся слюна начала капать с губы на подбородок, потому что закрыть рот и сглотнуть ее Вася не мог. Зато он мог лягнуть бедрами и насадиться еще сильнее на грубые пальцы, продолжавшие ласкать его, нерегулярно прощупывая точку соприкосновения с простатой. Ему хотелось как можно скорее заставить Афоню трахнуть его; и чтобы это было до дрожащих коленок, до боли глубоко внутри него, до звездочек перед глазами. Вася положил руку предплечьем поперек, чтобы опираться одной ей, пока освободившаяся ладонь скользнула вниз по животу к члену. Самоудовлетворение во время течки помогало не очень хорошо, но хоть как-то. Афоня же тем временем начал толкаться в рот чуть агрессивнее, приговаривая: — Ну погоди, маленький наглец. Дай мне четыре дня — и ты у меня допросишься, обещаю. Эти слова заставили улыбнуться и возбудиться еще сильнее. «Допроситься» хотелось прямо сейчас, без нужды ждать четыре долгих дня (в которые они, скорее всего, все равно будут заняты тем же самым). Вася выпустил изо рта член Афони и вновь потерся о него щекой, сглатывая, наконец, слюну. Он продолжал ласкать свой член, агрессивно толкаясь в собственный кулак, пока язык всячески облизывал большой палец альфы, а бедра продолжали насаживаться на грубую руку. — И откуда в тебе столько жидкости, — не прекращал шутить альфа, отвлекая от раздражающего зуда по всему телу. — Ладно, давай попробуем… Иди сюда, сладкий. Афоня подхватил его под локти и силой усадил на себя, осторожно уложив голову на плечо. Вася с улыбкой осматривал породнившуюся татуировку на чужой шее, щекотал свои щеки бородой альфы и льнул к нему, пытаясь прижаться как можно ближе. Приятный родной запах обволакивал его; в нем можно было утонуть, совершенно забыв себя. Именно это Вася и делал, зная, что может расслабиться и позволить Афоне трахать себя так, как тому заблагорассудится. Он не причинит вреда, а совершенно точно сделает приятно, даже заставит просить еще. Передернув плечами, Вася хохотнул: борода щекотала чувствительные места, пока губы зацеловывали вспотевшую кожу. Эти маленькие приятные мгновения, как и голос, как и запах, отвлекали его мысли и ощущения от собственных нужд. Хотя бы на время. Но стоило войти головке, как Вася сразу же все вспомнил, резко и неподконтрольно усаживаясь вниз, до самого основания. — Угх… Вася, ты бы, блять, поосторожнее, — Афоня хрипел, до синяков вцепившись пальцами под его ребра. — Так и сдохнуть немудрено… — З-з-звини, — дрожащим голосом произнес Вася и обнял альфу так крепко, как только мог. — Х-хочу тебя. Очень. Именно тебя и больше никого. И ничего… Ему казалось, он бредил. Честно говоря, его рот мог бы сказать еще много чего, но даже во время течки гордость и чувство стыда хотя бы частично брали свое, отчего Вася оставлял свои влажные фантазии в голове, предпочитая не высказывать их и покорно ждать, пока альфа сам прочувствует, как ему следует себя повести. — Еще бы ты хотел кого-то, кроме меня, — ревностно прорычал Афоня и болезненно укусил за плечо, несколько раз рвано и грубо усадив Васю на себя. — Ты — мой, ясно? — Д-да, ясно, — от того, как быстро член Афони входил в него и выходил обратно, у Васи кружилась голова. Он даже не до конца понял, с чем соглашался. Оставалось надеяться, что его слова не прекратят этих грубых толчков, до которых снизошел альфа. После одного достаточно глубокого проникновения Вася вскрикнул, вмял пальцы в плечи Афони и кончил, понимая, что этого недостаточно. Во время течки или гона омеги (и альфы) становились заложниками множественных оргазмов, приносивших вместе с собой как продолжительное наслаждение, так и нескончаемый голод. Особенно тяжело, если один из партнеров не был готов к этому до конца, как Афоня сейчас. Но он решит эту проблему. Вася не чувствовал ни тени сомнения в этом. Под лопатками сокращались плотные мышцы, лоб и виски охладил едва ощутимый ветерок, а голова на секунду закружилась еще быстрее, пока затылок не коснулся мягких шуршащих курток. Афоня положил его спиной на постель, загнал свои колени под поясницу, не прерывая проникновения. Постаравшись расслабить ноги, насколько это возможно, Вася сосредоточился на своей заднице: он плотно обхватил мышцами член внутри себя и двинулся чуть вперед, чтобы приятная заполненность не покидала его, пока ему вновь не захочется движения. — Удобно? — вопрос проникал в уши через плотную мягкую вату, заглушающую любые посторонние звуки, кроме звона в голове. Вася приоткрыл глаза: его щиколотки лежали на прохладных из-за испарины плечах альфы, ноги согнуты в коленях, а за бедра придерживали шершавые руки, на которых, как он мог заметить, проступали вены. Вне его воли, Вася активно закивал: он готов был согласиться на что угодно, только бы кончить еще раз. Его спина заелозила по курткам, сминая их и раскидывая по краям. Ровная деревянная основа под кровать уже ощущалась его лопатками, но под действием гормонов и зова природы Вася плевать хотел на всякие неудобства. Он капризно всхлипнул и лягнул тазом, призывая альфу ускорить темп. Но Афоня словно игнорировал его призывы, двигаясь слишком медленно: он то ритмично, с оттяжкой, вдалбливался в него, то вовсе приостанавливался, будто дразня. Афоня будто о чем-то думал. Затем его «задумчивость» (как показалось Васе в течном бреду) прекратилась, и пухлый член альфы заскользил именно так, как того требовало распаленное похотью тело. Вася расслабился, даже закрыл глаза, только цепляясь руками за куртки в моменты, когда становилось особенно хорошо. Афоня ускорил темп настолько, что больше не выходил из него больше, чем наполовину, заставляя мычать и стонать на одной ноте. Мысли совсем улетучились, оставив за собой приятную ни к чему не обязывающую пустоту. Затем — еще одна яркая вспышка и очередной выброс смазки. — Блять, — прокомментировал Вася, хлюпая слюной. Он приоткрыл один глаз и потянулся рукой к болезненно ноющему члену, чтобы стереть с него липкие разводы спермы. Оставалось надеяться, что Афоня не прекратит движение, однако альфа не просто лишил его фрикций — он и вовсе вынул член. Стало неистово холодно и пусто. Вася инстинктивно поджал ягодицы и свел ноги вместе, руками подгребая ближе к себе куртки. Он даже не стал спрашивать — тут же нащупал ногами горячий торс и попытался обхватить его, но потерпел фиаско. — Тш-ш, — прошипел Афоня, мягко отводя от себя колени. — Подожди. Его палец очень грубо и сухо провел вдоль Васиной губы, подтирая слюну. Тот раздраженно сопел, стараясь контролировать собственное лихорадочное дыхание. Он вслушивался в него даже чутче, чем в расслабляющую музыку на фоне. Интересно, успеет ли Афоня выключить магнитолу или же ее динамики будут бубнить им под ухо целую неделю? Вася не сразу заметил мельтешение запаха и тепла по салону минивэна. Не сразу он заметил и закатное солнце, которое теперь слепило глаза. Он осознал это только после того, как его лицо накрыла тень, а в нос ударил самый приятный на свете аромат истинного альфы. Обзор слишком замылен и затуманен, чтобы различить, что задумал Афоня, но Вася даже не пытался сопротивляться: несмотря на маленькую подлость со стороны альфы, он все еще верил, что тот хочет просто позаботиться о нем. — От тебя так сладко несет, что я сейчас охуею и не смогу дотерпеть до конца, — с этими словами Афоня мягко переворачивал его на живот. Затем поставил на дрожащие коленки. — Поэтому мы поступим хитрее. Вот так, молодец… К анусу прикоснулось что-то холодное и гладкое. Вася дрогнул, инстинктивно отстраняясь, но Афоня среагировал моментально: положил ладонь на поясницу и вернул его в прежнее положение. То самое холодное и гладкое нырнуло чуть глубже, из-за чего Вася протяжно простонал. Он проморгался, открыл глаза пошире и заметил в руке Афони ребристый фаллоимитатор телесного цвета. Им Вася пользовался довольно часто из-за его формы и толщины; помнится, разок он даже говорил об этом Афоне, пока они обсуждали периоды своего воздержания. Вася улыбнулся, понимая, что альфа внимательно слушал даже о таких мелочах. Дилдо скользнул глубже, и его пупырчатые края растягивали изнутри по-особенному сладко. Афоня осторожно стер с бедер мешавшую смазку, после чего — судя по звукам — нанес ее на игрушку и уже сильнее надавил на ее край, погружая почти до самого конца. Вася готов был поклясться, он чувствовал, как она заполнила его, вызывая некоторые приятно-болезненные ощущения. На счастье, боль не была ноющей, как все его тело при течке — она подкупала своей остротой. С губ сам собой сорвался хлюпающий вскрик. — А теперь, мой хороший, открой рот, — с нажимом потребовал Афоня. Вася послушно кивнул и сделал, как сказано: уперся локтями в кровать, запрокинул голову и разомкнул губы. Едва он успел это сделать, между зубов протиснулись три солоноватых грубых пальца. Они тут же надавили на язык, прибивая его вниз, а затем растопырились, воткнувшись в щеки. Фаллоимитатор в его анусе загулял гораздо резче. От всей этой грубости Вася едва успевал осознавать себя в пространстве, чтобы получить удовольствие и не отключиться от потока ощущений. Губы сминались костяшками руки альфы, пока пальцы агрессивно двигались к корню языка, расслабляя глотку. При должной фантазии Вася мог представить на их месте член, чем он и занимался. Под животом он ощутил чужое колено: Афоня подставил его, чтобы бедолага не упал, окончательно расслабив мышцы. Дилдо прекратил входить в него во всю длину и остановился совсем рядышком с простатой, дразня и потирая своими наростами только ее. Помимо бури обуявших его ощущений Вася чувствовал что-то еще: какую-то такую же острую трущую и покалывающую приятную вспышку боли. Нерегулярную, но очень приятную. Из-за того, что Афоня регулировал поворот головы большим пальцем под подбородком, нажимая на шею, Вася не мог повернуть голову. Он лишь осторожно двинул тазом вперед и снова нашел эту невероятную вспышку. Колено сместилось с живота чуть ниже, и только тогда Вася понял, что происходило: его член, содрогаясь, иногда касался самым кончиком головки чужой ноги. Теперь же трение участилось, вытесняя из головы все остальное. Пальцы во рту, дилдо в заднице и колено прямо напротив члена. Отлично. Осталось только… Безо всякого предупреждения Афоня полностью вытащил из него фаллоимитатор и резким движением загнал снова, до самого конца. Вася стиснул зубы, прикусил мягкие пальцы альфы, перепачканные в его слюне, и выплеснул на колено еще немного семени. Возбуждение медленно сходило с него, но, кажется, это еще не все. — Еще чуть-чуть, — выпуская пальцы изо рта, Вася ласково лизнул их кончики. Афоня кивнул ему в ответ, оставил на щеке мокрый поцелуй и отложил дилдо в раковину: — Сейчас, сладкий. Тут я уже справлюсь своими силами. Глупо улыбаясь, Вася не мог перестать пялиться на чертовски похотливую кривую ухмылку альфы. Все-таки не один он вошел в кураж. — Конечно, своими. Жду не дождусь, когда твоя теплая вязкая сперма меня заполнит, — щеки тут же заалели, и Вася залепил ладонью свой рот. Видимо, продолжительность секса совсем затуманила ему мозги. Афоня издевательски вскинул бровь и хохотнул: — О? — с наигранным удивлением он подвинулся ближе и оперся руками о постель, нависая над Васей. — Скажи это еще раз, и я обещаю убираться в салоне самостоятельно целый месяц. Вася тут же спросил, хватая перерывы на вдохи: — Тот самый, что… мы будем… мхм, трахаться? Чмокнув его в висок, Афоня оттолкнулся назад и пожал плечами: — Может быть, а может, еще и следующий. Его тепло и напитанный мускусом терпкий запах ускальзывал все дальше от Васи, из-за чего он потянулся следом и чуть не упал. — Воу-воу, солнышко, полегче… Я просто хочу заглушить музыку, — Афоня щелкнул кнопку на магнитоле, погружая салон минивэна в полную тишину. — Так нас могут найти. — А-ага… Вася подобрался назад и поправил разползшиеся по углам куртки. Черт возьми, и не могли же они подождать еще хотя бы пару недель! — Ну так… Будем повторять, или я могу приступать? Когда Афоня подошел обратно, Вася совершил над собой целое усилие, чтобы не кинуться на чужую шею, умоляя закончить уже и не мучать его дальше. Однако мысль о том, что он будет избавлен от уборки… По губам едва заметно скользнула лукавая усмешка: — Давай, заполни меня до краев, — он осторожно провел пальцем от татуировки на шее и до локтя. — Хочу пахнуть тобой. Хочу, чтобы любой альфа на нашем пути знал, кем я пахну. Вася отстранился и потянул Афоню за собой, лечь обратно. В лучах яркого закатного солнца он видел узкие точки-зрачки и светлую, охристую из-за желтых отблесков радужку. Чтобы добить альфу окончательно, Вася шире раздвинул ноги: — Прямо сюда, — не скрывая издевательств и провокации, он хохотнул. — Вот засранец, — Афоня улыбался ему в ответ. После того, как его член почти беспрепятственно скользнул внутрь, Вася все-таки прекратил болтовню. Больше не до этого. После прохладного дилдо в нем стало особенно горячо. А ведь их ждет еще несколько часов сцепки… Руки Афони приподняли его над неприятными буграми пуховиков, прижав ближе к груди; Вася ткнулся носом в сгиб между плечом и шеей — то место, где альфой пахло особенно ярко. Он начал раскачиваться, с каждым бесстыдно хлюпающим шлепком шумно выдыхая и смывая с себя напряжение. Свой последний на сегодня оргазм он встретил не в лихорадочной похотливой дымке, а даже с толикой сознательного удовольствия от процесса. Афоня глухо простонал, когда «застрял» в нем. Всем своим телом Вася чувствовал, как дрогнули мышцы альфы, вдруг став мягкими, как зефир. Последние усилия Афоня потратил на то, чтобы они безопасно легли рядом друг с другом. Васино нутро, как он и заказывал, постепенно наполнялось густым семенем. Не так много, как во время гона, но сейчас это даже к лучшему… — Стоило все-таки взломать его протез. — Чей? — Афоня лениво ворочал носом в волосах Васи, иногда чмокая в макушку. — Ромы этого. Как считаешь, мы хорошо спрятались? — Это действительно единственное, что тебя сейчас волнует? Вася пожал плечами. А что его еще могло волновать? Его любимый альфа рядом, у них был бомбический секс, который, если быть откровенным, еще не закончился; их квартирка на колесах стоит где-то в тихой лесной глуши. Тут если и придираться, то, разве что… — Нет. Не единственное. Матрас хочу. Ты же понимаешь, как неудобно на куртках? Афоне оставалось только обреченно вздохнуть: — Понимаю. Но давай отложим это на потом? Вася тихо охнул, когда почувствовал еще один выброс семени. — Д-да. Давай потом. Его тело болело и изнывало от усталости. Глаза закрывались сами собой. Здесь, рядом с Афоней, он чувствовал себя в полной безопасности даже при условии, что их может разыскивать очередной преступный картель. Даже если сюда ворвется куча бет с пушками вместо рук — Вася едва ли испугался бы слишком сильно. Пока они с Афоней вместе, он может расслабиться, оставить решение таких серьезных проблем на чужих плечах и просто побыть маленьким капризным мальчиком, делающим то, что ему говорят.***
Едва прикрывшись найденным в глубинах своих пожитков пледом, Афоня курил в приоткрытую заднюю дверцу минивэна. Дым почти не попадал внутрь, да и если бы попал — вряд ли он разбудил бы Васю, последние несколько дней думавшего только о том, как бы успокоить свои разгулявшиеся во время течки гормоны. Афоня с некоторой досадой размышлял о собственном гоне. Выдержит ли его омега такой бешеный сексуальный темп? В прошлый раз им, видимо, улыбнулась Госпожа Удача, не иначе. На горизонте ютились ряды деревьев и кустарников. Полудохлые, скрюченные, они явно не выносили жизни рядом с Метро. Но никто не заботился о них, оставив погибать от медленной и мучительной смерти. Смерти из-за болезни. Человечество почти и забыло, что это — неизлечимо заболеть. Афоня помотал головой: им следовало бы обратить внимание на тех существ, которые еще не избавились от такого риска. Животные, растения… Технический прогресс нес им больше вреда, чем пользы, снабжая все новыми и новыми причинами умереть. Он никогда не забудет страшные картины с уроков биологии, где в желудках фермерских коров находили кристаллизованный металл. Его размышления о животной природе двигались по неизвестной и неконтролируемой траектории, и поначалу были совершенно безобидными: от воспоминаний о болезнях коров он перешел к почившему частному фермерскому хозяйству, до восстания анархистов съеденному корпоративной культурой. К промышленным фермам, представляющим собой искусственные пастбища, где пасся не менее искусственный, генномодифицированный скот. Афоне было мерзко от мысли о том, как из животных пытались добиться большего количества продукта. Он не был вегетарианцем, но промышленное мясо всегда вызывало в нем сомнение; доходило до того, что пойманная в гетто крыса казалась вкуснее и натуральнее, чем заводской брикет с фаршем. Как хорошо, что эти времена прошли, и люди хотя бы начали пытаться ухаживать за скотом вручную на руинах капиталистического безумия. Хотя многочисленные болезни, порожденные загрязнением окружающей среды, служили значительным стоп-фактором развития частного хозяйства, Афоня практически не сомневался в том, что в шаурме или бургере, который он съел несколько дней назад, было хоть что-то настоящее. Мысль снова перескочила, от диких крыс из гетто к малочисленным зверушкам в лесах. Он был уверен, что в том загнивающем сквере, в гуще которого они остановились, нет крупной живности, найдется лишь редкая белка или птичье гнездо. Афоня горел интересом к тому, как дела обстояли далеко за чертой Новой Москвы, ближе к Тайге или Сибири. Выживали ли дикие звери там? А если и выживали, то как? Он думал о стае волков, сбившейся глубоко-глубоко в лесу; там, до куда не доставали дурнопахнущие газовые отходы. О том, как вожак этой стаи, выйдя из логова, осматривает молодых волчат, скалится, голодно облизывается, а затем стремительно прыгает на того из них, кто приглянулся ему больше всех, поваливая на снежную простынь и прижимая лапой, готовясь спариться. — Во имя Христа, — Афоня проморгался, обалдевший от полета своей мысли. Он взглянул на плед, прикрывающий его бедра: помимо куска пепла, за которым Афоня не уследил, и он упал цельным куском, запачкав ворс, под плотной шерстяной тканью твердел член. В здравом уме Афоня бы, наверное, никогда не возбудился от мысли о том, как один волк пытается трахнуть другого. Ну, или он слишком плохо себя знал… В любом случае, помимо этого, имелись и другие симптомы: Афоня почувствовал, как его немного лихорадит, и потоки свежего прохладного воздуха, просачивающиеся через щель приоткрытого окна, обжигает не хуже чистого пламени. Дурнело. Заерзав и закопошившись, Афоня едва себя удержал, чтобы не замычать: его член потерся о плед, и это раздразнило его организм, пустив по нему несколько коротких вспышек возбуждения. Какая у него сейчас температура, он не знал, но обычно во время гона она поднималась до стабильных тридцати семи и оставалась там, пока все не уляжется. Носа коснулся запах Васи. Он стал ярче и шире спектром — еще один безошибочный симптом. Афоня кинул помутненный взгляд в сторону; туда, где, свернувшись клубочком в небольшом гнезде из курток, омега досыпал свои положенные восемь часов. Афоня ощутил, как член начал сочиться, луковица — набухать, а в голову закралась предательская мысль о том, как пристроиться к спящему… — С каждым днем мы все дальше от Бога, — шептал под нос Афоня, чтобы хотя бы отголоски собственного шепота приводили его в чувство и укрепляли связь с реальностью. Он хотел было затянуться, но сигарета уже полностью дотлела, так что Афоне оставалось только выбросить несчастный окурок в небольшую урну, предназначенную специально для бычков. Немногие альфы не сходили с ума во время гона, и Афоня явно к ним не принадлежал. Он становился самым настоящим аморалом, а во времена, когда он заливал гон алкоголем, тем самым туша пожар бензином, он мог не просто допустить мысль, но и сотворить нечто похуже изнасилования спящего омеги. Он как-то резко и крепко ухватился за свой член, будто пытаясь его остановить, а не начать сеанс мастурбации. Будто член сам по себе способен упрыгать от него и натворить делов. По телу разошлась еще одна волна исступления, в которой Афоня почти потерялся, шумно выдохнув. Двинул рукой по твердому основанию, стиснул зубы, чтобы не издать лишних звуков; кажется, стало чуть легче. Тогда Афоня прикрыл глаза и сконцентрировался на воспоминаниях о последних днях. На узкой и очень мокрой дырке Васи, на том, как омега стонал под ним и над ним, на картинке, где ребристый крупный дилдо входил в его задницу, растягивая ее. Эти фантазии и воспоминания работали достаточно хорошо, чтобы отказаться от дурной мысли о надругательстве над Васей. Кончено, дрочка — не самый лучший выход из сложившейся ситуации. Едва ли она способна предотвратить голод, испытываемый при гоне, так же, как способна это сделать узкая влажная задница омежки, но выбора у Афони не было; сейчас он стремился заглушить симптом, а не избавиться от его причины. Просто скоротать время, пока не проснется Вася. Разряжаясь в собственную руку, Афоня не услышал шороха курток рядом с ним. В ушах громко звенело, виски пульсировали, усиливая этот звон с каждым биением сердца, а перед глазами стоял белый шум. Когда Афоня разжал затёкшие пальцы и те хрустнули, он, наконец, услышал заспанный голос очнувшегося Васи: — Ясно, — на его лице рисовалось недовольство, — началось. Афоня вытащил из-под кровати влажную салфетку и начал судорожно обтираться, заодно подметая так и не убранный с пледа пепел. — Ага, — только и смог прокинуть он хриплым голосом, — началось. Вася вздохнул, и Афоня — пусть и не сразу — сообразил, что может означать этот обреченный вздох: после нескольких вчерашних раундов течка омеги почти сошла на нет, и он оставался чувствительным, так что грубая беспардонная ебля могла бы сделать только хуже. Но Вася все равно играл с огнем: приблизился к нему, поцеловал в лоб и взъерошил и без того растрепанные волосы. Афоне стоило усилий, чтобы не схватить его за руку и не скрутить со всей дури, прибив лицом к жесткой деревянной основе кровати. В то самое место, где оставалась проталина между лежащих по краям курток. Однако Вася не был бы его истинным омегой, если бы не умел так ловко соображать на ходу: его губы спустились к шее, затем к груди, он игриво прикусил сосок и продолжил спешно спускаться ниже. Афоне нравилось, куда все шло, и он уже предвкушал тот момент, когда чужие губы коснутся головки только-только излившегося, но уже твердеющего на волне гормонов и витающего вокруг запаха омеги члена. Он ушел в свои фантазии настолько далеко, что они уже почти слились с реальностью, и когда надуманное действительно произошло, Афоня без задней мысли грубо толкнулся навстречу. По ту сторону раздались недовольные междометия: — Да блять, ну подожди немного, — Вася звучал не то обиженно, не то раздосадованно. — Я же только проснулся… Афоня не ответил. Он испытывал легкий стыд, перемешанный с дезориентацией из-за того, как неожиданно он расстался с грезами и вернулся в реальность. На всякий случай, открыл глаза, взглянул на Васю, едва различая его через дымку гормонального дурмана. Омега к тому моменту уже откинул плед, разместился на коленях Афони и держал член в руках, примеряясь к нему и облизывая то у головки, то у основания, огибая языком набухающую луковицу. Взгляд проскользил дальше, вдоль изогнутого позвоночника к аппетитно приподнятой заднице. Афоня вновь закрыл глаза, чтобы удержать себя от резких движений и сконцентрироваться на влажном теплом языке. Он чувствовал, как Вася старался не затягивать, все чаще вбирая головку в рот, обнимая член мягкими губами и обратно выпуская, с каждой попыткой захватывая все больше. Удерживать себя от того, чтобы резко лягнуть бедрами — невыносимо. Афоня стискивал зубы и поджимал губы, жмурился до мерцающих точек, вгонял ногти в свои ладони. Так продолжалось до тех пор, пока член не заполнил глотку Васи наполовину. После этого что-то внутри сорвалось, здравый смысл перестал поспевать за реакциями, и Афоня грубо двинулся вперед. Он рвано поднял руку, будто бы чтобы себя остановить, но поздно: Вася поперхнулся, и до ушей донесся сдавленный кашель. Уже медленнее Афоня потянулся рукой к русым волосам, запустил пальцы к их корням и постарался сжать растрепанные локоны не слишком грубо. Ответом ему послужило мягкое — почти заботливое — прикосновение Васиных пальцев к костяшкам. Он погладил ладонь, провел по запястью и вернулся к своему занятию. Афоня, только взглянувший на то, как эротично выглядело лицо омеги при этом, кажется, отупел окончательно; уступил место похоти и гормональному сумасшествию, подстрекающему толкнуться глубже в глотку, воспринять глухое покашливание не как повод остановиться, а как провокацию. Как он мог осознавать — пусть и давалось ему это с большим трудом — Вася не особенно препятствовал его диким порывам, позволяя телу Афони вести себя так, как чаще всего и ведет себя тело альфы во время гона. Афоня знал, что частично из-за этого Вася и боялся альф, ненавидел их, но не мог с собой ничего поделать, лишь придумать после, как сгладить острые углы. Сейчас его сумасшедшая изобретательность и авантюризм были посвящены лишь тому, чтобы дорисовывать в воображении картинки, галлюцинациями просачивающиеся в реальность. И он держался за Васю не столько из-за того, чтобы контролировать движения чужой головы (хотя и это тоже), сколько из-за желания ощущать реальность в полной мере хотя бы руками, пока дурные фантазии не вытеснили все настоящее из слуха и зрения. Хлюпанье и тихие стоны омеги, ему казалось, были все-таки настоящими; из сигналов беспокойства и дискомфорта они перешли в разряд показателей наслаждения и не меньшей похоти. Впрочем, зачем кривить душой и обманывать — явно меньшей. Течка Васи подходила к концу, и тот объем возбуждения, который он мог испытывать, постепенно возвращался к норме, пока вожделение и озабоченность Афони только росли. Он сфокусировал свое внимание на лице Васи, на его губах, которые оставляли за собой влажный полупрозрачный след смешавшихся слюны и предэякулята; на хмурых бровях, дополняющих сосредоточенное выражение лица, выглядящее сейчас так забавно. Вася то прикрывал глаза, то открывал их, чтобы взглянуть снизу вверх на лицо Афони. Иногда омега улыбался, сексуально виляя бедрами и провоцируя еще сильнее. Теперь Афоня только и мог думать о том, чтобы трахнуть Васю поглубже в глотку и стереть с его лица эту самодовольную ухмылку. Грубо взять, указать место, привязать к себе. Тогда Афоня сжал волосы Васи чуть крепче и грубо дернул, на пробу. Он знал, что сейчас еще сможет остановиться, если Вася начнет протестовать. Но Вася, видимо, смирившись с окружившим их безумием, не издал практически ни звука: только заскулил, как сучка, и пошло чавкнул, когда член погрузился глубже, чем он планировал. Это еще сильнее развязало ему руки, и Афоня отдал контроль своему телу, позволяя развивать бешеную скорость, не отрывая взгляда от того, как Вася до слез давился, не в силах даже сглотнуть слюну. В нос, особенно чуткий в эти дни, бил яркий и резкий запах омеги, резонирующий с запахом пота и слюны. Член становился все тверже, луковица у основания набухала, Афоня задышал заметно чаще, хватая воздух не только носом, но и ртом. Ему было безумно жарко, он отвел плечи и запрокинул голову, чтобы свежий воздух немного обдул шею. Но даже в таком положении не прекращал смотреть на лицо Васи, на его рот, в котором чудесным образом почти полностью скрывался член. Цепкие пальцы омеги до синяков сжимали бедра Афони — он пытался удержаться и не повалиться на бок в этом бешеном ритме, который задавал Афоня. Чем ближе он подбирался к пику, тем дальше отступали галлюцинации, освобождая место для вполне реальных четких картин и шумов. Стоны Васи стали звонче, хлюпанье и причмокивание щелчками шлепали по барабанным перепонкам. Прежде, чем кончить, Афоня еще раз втянул носом заполонивший комнату букет запахов, где главным аккордом служил, конечно же, аромат омеги. Истинного омеги, которого Афоня сейчас так самозабвенно трахнул в глотку. Этот оргазм однозначно не был последним на сегодня, Афоня почувствовал это почти сразу: истома после разрядки была достаточно слабой, а в голову снова полезли дурные мысли. Но даже этого небольшого промежутка времени может хватить, чтобы они оба перевели дух. Вася тяжело дышал и вытирал рот салфетками, заботливо поставленными рядом с кроватью. Они однозначно знали, какой месяц их ждет. Затем Вася начал открывать и закрывать рот, разминая челюсть. Выглядел он при этом рассеянно, и Афоня не мог сказать наверняка, расстроен ли омега или просто думает о чем-то своем. Он лишь как-то несдержанно простонал, когда выбрасывал грязные салфетки в урну неподалеку. Затем сел на свои пятки и испуганно посмотрел на Афоню. — Что? — голос Афони неожиданно сел и охрип. Так странно, ведь он не орал во всю глотку и стонал достаточно тихо. Может, в горле просто пересохло? — Ничего, — почти шепотом, столь же хрипло, ответил Вася. Пользуясь моментом прояснившегося рассудка, Афоня подвинулся к омеге, обнял его и поцеловал в висок. Он бы не хотел, чтобы Вася чувствовал себя использованным из-за того, что только что произошло. — Извини? Афоня не был уверен, что это извинение нужно было Васе, но оно совершенно точно нужно было ему самому. — Все хорошо, правда, — Вася улыбнулся и уткнулся носом в шею Афони, горячо выдохнув. Он заерзал на собственных пятках, и Афоня, под видом того, чтобы провести по спине, ощупал чужие ягодицы. Они были достаточно влажными, и такая желанная ясность ума снова начала мутнеть: — О, да я смотрю, тут кому-то нравится быть моей шлюшкой? Будто этого было мало, Афоня шлепнул Васю по заднице. Омега еще раз шумно и горячо выдохнул, после чего грубо ударил кулаком в грудь Афони. Тот собрался и прочистил горло: — Извини. Просто это, ну, заводит. Особенно сейчас. В ответ Вася прильнул к нему, обнял за шею — не то беспомощно, не то похотливо — затем поднялся на коленях и пересел на бедра Афони. Он чувствовал удивительное спокойствие, будто все это вовсе не обижало омегу. Ну, в конце концов, они достаточно долго были вместе, чтобы понимать, насколько сильно любят друг друга. Может быть, Вася слишком хорошо осознавал, что он единственный, кому Афоня может говорить такие грязные вещи. Эта мысль вытолкнула с языка еще пару не менее пошлых комментариев: — У меня складывается ощущение, что кое-кто совсем не против — и очень даже за — того, чтобы его выдолбили в растраханную за последние несколько дней дырку. Вася снова пихнулся, но уже не так сильно. — Откуда в тебе столько грязи? — Я держал ее в себе целый месяц, — отшутился Афоня. Подхватил под ребра, усадил на себя поудобнее, обманчиво нежно чмокнул в нос, после чего развязно и влажно впился в чужие губы, раздвигая их языком. Вася охнул, затем стиснул кольцо своих рук вокруг шеи Афони и отдался поцелую, двинувшись грудью вперед, чтобы потереться о него. Ладони Афони скользнули по мягким бокам, жадно ощупывая, иногда надавливая слишком сильно, из-за чего Вася недовольно постанывал, норовя в отместку прикусить губу Афони. Он спустил руки ниже, к бедрам, погладил их, провел подушечками больших пальцев по чувствительной их части, затем, дразня, вернулся обратно, положил ладони на грудь омеги и пощипал его соски, не позволяя ни на миг отстраниться или оторваться от безобразия, которое творил у него во рту. Одна из кистей нетерпеливо провела по спине, погладила по ягодице, коротко шлепнула и нырнула в выемку, двумя пальцами проникая внутрь. Вася всхлипнул от неожиданности и сладко простонал, подначивая продолжать. Афоня сделал это, чтобы проверить, насколько способна задница Васи сейчас выдержать тот темп, в который он непременно сорвется очень скоро после проникновения. На пальцах осталась Васина смазка, и, вынув руку, Афоня оборвал поцелуй, чтобы слизать ее. Аромат омеги стал ярче и ощутимее, вытесняя собой все остальные запахи. Пока Вася терся о него, все еще смакуя ощущения после пальцев, его член цеплял член Афони, и поначалу болезненная чувствительность плавно перетекала в новую волну возбуждения — непрошенную, но естественную, которую Афоня ожидал. Он дернул бедрами, чуть подкинув Васю и тихо зарычал в чужие губы. Отстранился после этого, игриво и немного виновато куснул за мочку уха, после чего приподнял омегу за бедра и рвано, резко насадил на себя, держа в голове, что тот уже мокрый, и в целом-то размазывать прелюдию во времени не было смысла; это лишь затянет изнуряющее томление в собственном возбуждении. Внутри Васи было узко и тепло, мышцы прекрасно сжимали член, из-за чего первое время даже не возникало желания двигаться. Афоня блаженно прикрыл глаза и сделал пару глубоких неторопливых вздохов. К его плечу прислонился лоб Васи — прохладный из-за остывшей испарины. Он положил рядом с головой пальцы, вильнул бедрами, устраиваясь так, чтобы головка оказалась как можно глубже в нем. Афоня довольствовался тем, что Васе тоже постепенно становилось хорошо, что он больше не стеснялся своего возбуждения и шел навстречу не только из-за желания помочь ему, но и из-за возникшего в нем вожделения. Это успокаивало и позволяло снизить степень мучительного, норовившего вот-вот слететь самоконтроля, мешавшего получать удовольствие от процесса и портившего настроение. Он улетел мыслями туда, где вдалбливался в Васю до потери способности мыслить, до потери самоосознания и любого иного мироощущения, чем его член в заднице омеги. Представлял, как заполнит Васю так, что сперма начнет сочиться через край. В реальность его вернул сам омега, обеспокоенно потянувший его за щеку. Кумар от узости внутри него был настолько сильным, что чуть не усыпил; вдобавок, неприятную ноющую в члене боль теперь сопровождала самая обычная усталость. Тогда Афоня злобно оскалился и посмотрел прямо в зеленые Васины глаза. — А я помню, — хрипло и даже как-то угрожающе вдруг начал он, — что ты просил пару дней назад. В дополнение к сказанному он лягнул бедрами. — О, да? — слова давались Васе тяжело из-за судорожного дыхания. Он бесконтрольно хватал воздух ртом. — И что же? Афоня склонился над самым его ухом, прижал чужие бедра к своим и насадил как можно глубже на свой член: — «Жду не дождусь, когда твоя теплая вязкая сперма меня заполнит», я очень хорошо запомнил эти слова. Щеки Васи залились краской, что заставило Афоню похотливо ухмыльнуться. — Время пришло, — добавил он и сделал пару резких быстрых толчков, выбивая из Васи вздохи. Ему захотелось пренепременно воплотить свою фантазию в реальность, чтобы выпустить из себя всю дурь и выключиться ну хотя бы до вечера. Без лишних церемоний он подкрепил слова действиями: прихватил покрепче Васю за бока и, пока толкался сам, начал ритмично приподнимать и опускать Васю навстречу себе. Фрикции из-за этого становились более ощутимыми и инертными, требуя меньше усилий, чем могли бы. Афоня упивался звуками, которые Вася производил из-за такого чудовищного темпа. Преимущественно он скулил — не то от боли, не то от наслаждения — иногда постанывал или посапывал на одной ноте, а временами развратно охал, из-за чего в животе у Афони расцветал новый очаг возбуждения. Вдобавок ко всему, стоны смешивались со шлепками и чавканьем из-за обилия Васиной и Афониной смазки. С каждым толчком головка Афони билась глубоко в утробу Васи, луковица набухала, и он чуял подступающую сцепку, которая — как он надеялся — должна стать финальным крещендо на сегодня. В момент, когда анус омеги сжался вокруг основания члена, заперев в себе, Афоня не стал препятствовать неостановимому порыву кончить. Он испытывал чистый оголённый кайф, чувствуя, как в Васе становилось еще теплее из-за обилия горячей спермы, которая во время гона воспроизводилась в теле альфы в сумасшедших количествах. Афоня плохо помнил, для чего это вообще было нужно — возможно, ему напомнит Вася, он же медик, в конце концов — но каждый раз это вызывало в нем ураган противоречивых чувств: от ненависти к своему организму до наслаждения. — Ого, — выдохнул Вася, — много… Афоня хотел остроумно ответить, но не нашел в себе сил. Оргазм его буквально выжимал, вытягивая силы даже на то, чтобы формулировать внятную речь. Он не мог оторвать взгляда от того, как редкие капельки спермы проступают на месте стыка члена и сфинктера. Откинувшись спиной на деревянную основу кровати, он поднял взгляд на вспотевшего и раскрасневшегося Васю, выражение лица которого менялось: он то возбужденно покусывал губы, то прикрывал глаза, то смотрел на Афоню как-то недовольно. Когда сцепка закончилась, и Вася, наконец, смог подняться с него, выпустив размягченный член, семя начало вытекать более обильно, опускаясь густыми перламутровыми подтеками по внутренней стороне бедер. И по причине всяческого отсутствия приличных мыслей Афоня не удержался от жадного облизывания. Это зрелище, по его мнению — или по мнению того первобытного животного, что заперто в каждом альфе — было слишком превосходным, чтобы упускать его из внимания. Вася смешно и эротично кряхтел, выдыхал, ерзал на месте; было понятно, что обилие спермы внутри него вызывало своеобразный дискомфорт, который делал приятно и неуютно одновременно. Афоня хотел навсегда запомнить всё это — и слегка шлюховатое лицо Васи, и количество спермы в нем, и то, как омега ерзал, сам иной раз облизывая пересохшие губы. Всё это. — Думаю, мне нужно в душ, — обреченно отозвался Вася. — И тебе тоже. Но по отдельности, пожалуйста. — Стой, — как-то необдуманно скомандовал Афоня. Ну как скомандовал, скорее просипел. Он даже руку вперед выбросил, чтобы поймать омегу за запястье и остановить. В его картине мира он словно отпускал нечто прекрасное. — Что? — Вася слабо улыбнулся. — Нравится тебе? Афоня кивнул: — Ты прекрасен. Нет, правда. Люблю тебя. Вася смущенно потупил взгляд, затем приблизился к Афоне и чмокнул его в щеку. — Мне приятно, но я правда не очень хорошо себя ощущаю с… Этим всем. Так что я в душ. А потом ты. Не дожидаясь ответа Афони и пользуясь тем, что тот остался практически обессиленным, Вася упорхнул в душевую кабинку. Поначалу Афоня пустился в размышления о том, а хватит ли им оставшейся воды до конца этого затянувшегося периода неудержимого секса; но затем начал осознавать, почему Вася так резво упрыгал мыться: подсыхающая сперма действительно чувствовалась не очень приятно. — Вообще, — высовывая влажную голову из душевой, заговорил Вася, — ты мне кое-что пообещал. Афоня вопросительно промычал. — Уборку, — продолжил омега, — уборку целый месяц или больше. Я думаю, ты помнишь об этом? Кивнув, Афоня промычал утвердительно. Разумеется, он помнил. Но не сейчас же ему этим заниматься? Когда мышцы по ощущениям напоминали хорошенько отбитый бифштекс, суставы подрагивали, а кости выламывало в разные стороны. Ему бы найти в себе силы просто ополоснуться… Уже в душевой Афоня некоторое время стоял у хлипкой струйки воды, пытаясь настроить подходящую температуру. Ему было ужасно холодно в обычной теплой и слишком горячо одновременно. Это раздражало; но отмыться хотелось уже самому, не только для Васи. Когда термическая проблема решилась, он, наконец, встал под обильный душ, не забывая контролировать количество воды. Любая вода, не только чистая, ценилась очень высоко. Главное, чтобы она была безопасной, без избытка химических отходов. По этой причине Афоня нередко наполнял баки водой из скудных ручейков далеко за городом, либо выкупал подобие питьевой воды взамен на свои личные услуги — никакой муки или ножей. Душ помогал очистить не только тело, но и сознание, возобновляя резкость зрения и чуткость слуха. Афоня облегченно выдохнул: вроде попустило. Даст ли его организм хорошенько отдохнуть или, по крайней мере, поесть? Вопрос хороший, Афоня предпочитал настраивать себя на наиболее позитивный исход. В его идеальном плане он сейчас поест, поболтает с Васей и ляжет спать примерно до вечера. А там как пойдет. Вася уже лопал бургер, когда Афоня, вытирая свои длинные кудри, выкарабкался из тесной для него душевой кабинки. Разгоряченное тело обдувал свежий воздух — омега открыл окошко пошире, чтобы проветрить застоявшийся запах секса. Обмотав бедра полотенцем, Афоня накинул на плечи ветровку, надеясь, что не простудится. Тепло одеваться пока не хотелось. Вытащил из пакета заботливо завернутую в пергамент шаурму, тут же отцапал приличный кусок. Этот бета, кем бы он ни был, умел хорошо готовить. Интересно, где он доставал мясо? — Как ты? — осторожно спросил Вася. — Пока нормально. Устал. Молчание. Афоня не хотел длинных разговоров, его мозговой активности хватит только на глупые шутки и обсуждение погоды. Хотя где-то там, на задворках сознания, держалась мысль о преследовании, от которого они и уехали в этот лес, пока не началось то, что началось. Вася смял бумагу из-под бургера и засунул ее в коробку. Затем обнял Афоню за плечо: — Значит, надо отдохнуть. — Угу. На плече отметился легкий поцелуй. Афоня улыбнулся, дожевывая галопом съеденную шаурму. Затем скомкал пергамент и вложил в ту же коробку, в которую Вася, повернулся к омеге, крепко обнял и поцеловал в макушку. — Надеюсь, у тебя получится уснуть. — Да, я тоже. Афоня подгреб побольше курток под поясницу и спину, после чего, не снимая ветровки, плюхнулся влажными волосами на подушку. Морозный ветер приятно обдувал его лицо, закрадываясь в ноздри. Афоня прикрыл глаза. Он чувствовал, как Вася немного поигрался с его волосами, затем залез под бок и жадно вдохнул запах у шеи, потерся о нее носом, погладил грудь, поворочался немного и вроде бы тоже затих. — Когда мы достанем матрас, я хочу просто спать на нем, — промямлил Вася. — неделю или две. — Какой длинный у нас, однако, получится отпуск. — А что, мне нравится. В конце концов, моя спина точно требует дополнительных выходных. И с каждым днем ее требовательность становится все яростнее… Хмыкнув, Афоня кивнул, повернулся на бок, к Васе, собираясь было его приобнять, но в глаза бросилось что-то, что Афоня на почве усталости — или гона? — принял за эротично раскинувшиеся в стороны ноги, приглашающие к сочному члену и отверстию чуть ниже… Он тут же мотнул головой, чувствуя, как температура тела раздалась вспышкой жара, затем медленно стихнув. Суставы затронула мелкая дрожь. Афоня развернулся обратно. Эти дурацкие подростковые симптомы возвращаются к любому альфе в периоды гормонального обострения, и Афоня не любил испытывать их на себе, хотя истории его знакомых о том, как они дрочили на рисунок на ковре, всегда звучали более, чем великолепно. Самое ужасное, что фантазия постоянно подсовывала эти возбуждающие рисунки, пряла их из абсолютно любой херни, которая может только попасться на глаза. Ворох курток? Проще простого. Узоры древесных поверхностей? Запросто. Даже диван может стать предметом влажных фантазий, а о цитрусовых говорить вообще не приходилось. Один из его товарищей, с которым он плечом к плечу шел разрушать корпоративную культуру, во времена гона избегал любых упоминаний апельсинов или грейпфрутов. По всей видимости, Афоня ворочался слишком активно, пытаясь спрятать куда-то свои глаза, зацепиться за что-то исключительно несексуальное. Он пробовал глаза закрыть или даже зажмурить, но тогда воспоминания о том, что произошло пять минут назад, всплывали перед глазами в рисунке белого шума или цветных пятен. Вася не мог этого не заметить: — Все-таки не получится отдохнуть? — обреченно спросил тот. У него были все права повредничать, и Афоня однозначно не будет обижаться на него за это. Если он сейчас и готов обидеться на кого-то, то это на свое тело. — Слушай, я это не выбирал, — непонятно зачем попытался оправдаться он, — если бы выбирал, то на несколько дней пораньше… — Когда-нибудь мы синхронизируемся, — Вася обнадеживающе похлопал его по плечу, — я живу с надеждой на это. Но, знаешь, все не так плохо? — Разве? — Ну… Я съем себя потом за эти слова, но ты очень даже секси в такие периоды. Афоня неловко хохотнул: — Разве я тебя не пугаю? — Не-а. Оттого, что раз в месяц ты ведешь себя, как зверёк, ты не становишься плохим альфой. Ну, знаешь, я тоже не ангелок во времена течки… Вася повёл плечами, краснея. По телу Афони снова пробежал жар, оставляя за собой испарину, которой однозначно было все равно на небольшой морозный сквознячок из окошка. Он подобрался, присел в постели и осторожно, как мог, коснулся Васи, целуя того в шею. — Я очень благодарен тебе за это. Ну, за понимание и все такое, — он нервно хохотнул, — но я не знаю, что мне сейчас делать. Вася нахмурился, потер подбородок в задумчивости, затем его лицо просияло, а сам он повернулся к Афоне и мягко положил руку на его грудь, отодвигая: — Садись ближе к стенке, я кое-что придумал. Афоня горячо выдохнул. Почему-то сообразительность и забота, с которой Вася к нему отнесся, возбуждали круче всяких там картин в голове. Ему показалось, что это могло быть из-за того, что эйфория накатывала не только на тело, но и на душу, если таковая вообще присутствует в человеческом организме. Сев напротив, когда Афоня уже расположился, Вася легонько смазал руки какой-то мазью. — Чтобы были влажными, — пояснил он и прикоснулся прохладными скользкими ладонями к еще мягкому члену, нежно массируя. Прикрыв глаза, Афоня замычал. Ему нравилось то, что Вася с ним делал. Пожалуй, сейчас ему будет гораздо проще отдаться его командам и плыть по течению, чем решать что-либо самостоятельно. Если у Васи есть план, то на него стоило положиться; в конце концов из них двоих он единственный способен сохранять достаточно трезвый рассудок даже в возбужденном состоянии. Он очнулся и раскрыл глаза только когда услышал, как постанывает Вася. Оказалось, массируя одной рукой член Афони, другой он неспешно мастурбировал. В ответ на вопросительный взгляд Вася быстро, смущаясь, проговорил: — Ну не тебе же одному наслаждаться процессом… Мне тоже хочется. — Но ты… — Все в порядке, я не собираюсь его в себя запихивать еще раз. Ну, не сейчас точно. Афоня кивнул, решив не задавать больше лишних вопросов. Когда член затвердел и начал сочиться, Вася остановился, приковав к себе взгляд сгорающего от любопытства Афони. Он подвинулся ближе, поймал зрительный контакт и улыбнулся: — Я сейчас лягу, а ты закинь мои ноги на плечи. Только подожди. Сейчас сам поймешь, что я придумал. Он и правда быстро сообразил, в чем состояла придумка Васи: тот собрал с члена весь сок, а затем начал смазывать им свои бедра. Судя по всему, его смущал этот процесс, потому что он прятал краснеющее лицо и старался не смотреть в глаза Афоне снова. — Всё, — уже тише отозвался он. Присев на колени, Афоня взял ноги Васи за лодыжки и закинул их на свое плечо. Обреченно вздохнул, и сам засмущавшись на минуту; но нарастающее возбуждение, подстегнутое Васиной дрочкой, подгоняло его, так что он просунул член сквозь сомкнутые бедра Васи. Они как-то одновременно промычали от неожиданности и удивления. Афоня счел идею Васи очень даже хорошим выходом из ситуации, и тут же начал ритмичное движение без страха сделать больно. Омега, судя по всему, напряг ноги, из-за чего те туго обхватывали, а нанесенная на них естественная смазка позволяла свободно скользить. Его член непрерывно цеплял член Васи, лежавший на животе, что позволяло им обоим насладиться процессом. Афоня смотрел то туда, то на лицо Васи: на его губах играла легкая нежная улыбка. Этот раунд не длился так долго, как предыдущие: нарощенное возбуждением напряжение держалось несколько секунд прежде, чем взорваться еще одним оргазмом. По животу Васи расползлись брызги спермы — не только Афони, но и его собственной. Омега игриво поводил по ним пальцем, размазывая, затем облизнул губы и улыбнулся шире: — Ну вот теперь-то твой внутренний бес может отпустить тебя на отдых? — Надеюсь, — Афоне стало неловко, и, чтобы занять руки, он обвел кончиком пальца косточку на щиколотке Васи. — Щекотно! — запротестовал омега, уже доставший из-под кровати влажную салфетку. Он осторожно обтерся, помог обтереться Афоне, затем оглядел валявшиеся вокруг них куртки. Они тоже были испачканы, в большей или меньшей степени. Их надо будет застирать, отчистить или сделать еще что-нибудь, чтобы отмыть следы происшествия. Афоня надеялся на химчистку: какое-нибудь заброшенное богом забытое помещение, где еще никто не поселился. Наверняка там найдется парочка нужных им стиральных машин. Вася уже было открыл рот, но Афоня опередил его: — Я помню, Вася. Уборка. — Да. — Но сейчас спать. Можно? Нам еще… Ну, ты знаешь. Несколько дней трахаться. Вася кивнул, нежно обнял Афоню и собрал его волосы в хвостик, тут же начав закручивать кудрявые пряди в жгутик. Так они и легли. Думать о том, как будут выживать дальше, они не стали — не было ни сил, ни желания. Но Вася, судя по всему, был слишком хорош в импровизации, чтобы что-нибудь придумать, поэтому Афоня решил довериться ему. Погружаясь в сон, он чувствовал, как начала поднывать спина, и осознавал, что с матрасом им действительно стоило бы поторопиться.***
Следует отдать должное, их вынужденный привал сделал им одолжение и дал Афоне, наконец, отоспаться. Сейчас он чувствовал себя более, чем бодро; крутил баранку и ехал по вонючим трассам к тому самому ларьку, где они затаривались едой. Ему в голову пришла гениальная мысль, она озарила его, как полуденное солнце на безоблачном небе: если тот бета пользуется ножами того же Романа, к которому они ездили, может, у них получится сторговаться и выпросить у него один? Ну или муку? Тот альфа, что затребовал нож, как раз владел небольшими запасами муки. Теоретически, если они обнаружат муку, то и проблема с ножами отпадет сама собой. Афоня не любил систему денег. Всей душой ненавидел, но та экономика, которая сложилась в центральной России сейчас, сильно утомляла. Вася лежал на кровати, скрутив несколько пледов и уплотнив конструкцию из курток. Лежал на боку, потому что на спине было тяжело. Сидеть, как понял Афоня, тоже было тяжело. Он чувствовал себя ужасно, думая об этом, поэтому старался не задавать Васе лишних вопросов и вообще не отсвечивать, пока Вася сам не захочет с ним поговорить. Все, что он мог сделать сейчас во имя своего спасения — достать этот чертов матрас. Он размялся на светофоре. Спина предательски хрустнула. Ей тоже требовалось кое-что более подходящее, чем автомобильное кресло. Иначе еще лет пять и хана его позвоночнику. — Ебучий случай, — не выдержал Афоня, подъезжая к ларьку. Он быстро припарковался чуть ли не посреди дороги, затем заглушил музыку и стремительно открыл дверцу, вываливаясь наружу. — Эй! Там есть кто живой? — заглянул обратно в салон, оборачиваясь к кровати. — Вась, не хочу тебя тревожить лишний раз, но тут что-то произошло. Не дожидаясь омеги, он трусцой подбежал к ларьку; точнее, тому, что от него осталось — прочному корпусу со следами от ожогов и покосившейся вывеской, одним своим краем касавшейся земли. Повсюду то и дело мерцали электрические разряды, разбрасывая вокруг себя искры. — Я… Здесь, — раздался глухой голос того самого беты, который раздавал еду за истории. Афоня кинулся на звук, выглядывая хоть что-то, похожее на человеческое тело. Он вдруг споткнулся обо что-то. Глянул — под ноги попалась траншея с обломком трубы. Кажется, именно на такой трубе этот бета перемещался по своему рабочему месту, используя ее вместо ног. — А где все остальное? — буркнул Афоня себе под нос. Позади него неспешно ковылял Вася, в ужасе рассматривая место происшествия. — Что здесь случилось? — обеспокоенно спросил он. — На меня напали, — отозвался бета снова. Звучало ближе, и Афоня быстро сориентировался. Тело беты — точнее, его человеческая часть — лежало под одним из обломков — настенной тумбой, обвалившейся из-за какого-то удара. Он покрепче схватился за завал и со всей дури толкнул его в сторону. Под ним, как и ожидалось, лежал парень, покрытый жидкостью, напоминающей смесь крови и чего-то биохимического, навроде составов, которыми пичкают импланты. — О. Это вы, — бета оперся на локоть и попытался встать. — Они как раз вас искали. — «Они»? — Афоня хотел подать руку, чтобы помочь подняться на ноги, но вовремя вспомнил, что ногами этому парню служила сломанная ныне труба. Неудачный же он выбрал способ перемещения. — Звать-то тебя как? — Вячеслав. — Я Афоня. — Я помню. Вас и вашего спутника — Васю — искала кучка альф. Они увидели на камерах, что вы проезжали мимо моего магазинчика, и решили, что я скажу, куда вы направились. Но я не стал вас выдавать, это не в моих правилах. Они решили подорвать мою чебуречную. Афоня кивнул, сдерживая злость. Взбодрившийся и отоспавшийся, он, казалось, готов был сворачивать горы, но ему требовалось чуточку терпения, чтобы, для начала, довести до конца личные делишки. А вот Вася своей злости не скрывал, пнул один из обломков: — Ублюдки. Вячеслав размеренно сопел и больше ничего не говорил. Афоня же прищурился, окидывая тело беты взглядом. У него созрела идея: — Вась, иди-ка сюда, взгляни на него. Он помог Васе перебраться через завалы и обломки. Тот критическим взглядом оценил состояние Вячеслава. — Сможем подлатать? — Думаю, да… — Вам необязательно, — вновь подал голос бета. — Я не выдал вас из-за личных убеждений, вы мне ничего не должны. — У тебя остался нож? — Что? — Нож. Ты говорил, что пользуешься ножами Романа. Нам нужен такой нож. Мы тебя починим, а ты нам такой дашь. — Понял. Да, у меня есть ножи, — опираясь на одну из рук, другой бета указал на уцелевший навесной шкафчик. — Там лежит комплект. — А мука? — вдруг спросил Афоня. Бета помотал головой: — Я повар, но не пекарь. Тесто, булки и хлеба я чаще всего заказываю у одного альфы… — Я так понимаю, которому нужен этот самый нож, — буркнул Вася, разворачивая ноутбук и что-то там печатая. — Афоня, мне потребуется твоя помощь с… Ээ… «Ногами». Это уже вне зоны моих компетенций. Собери конструкцию, а я как-нибудь ее приделаю. Закипела работа. Пока Вася заживлял и лечил вполне себе живые человеческие раны, Афоня, достав один из ящиков с инструментами, пытался что-то сделать с трубой. Он даже не пытался узнать, на кой ляд Вячеславу такая неудобная херовина вместо ног, потому что понимал, что логика бет всегда непостижима. Они полностью отдались технике, и их «душа» — опять же, если она есть — постепенно угасала, сменяясь кошмаром технологического прогресса. — Когда, говоришь, они напали? — спросил Афоня, откинув вверх пластиковые защитные очки. — Неделю назад. — Понял. Нас искали, значит… — Сказали, что вы навредили Роману, — добавил бета. Афоня и Вася одновременно цокнули языком, переглянувшись. — Наверное, на органы пытались тебя разобрать? — Вася язвил, явно недовольный упоминанием того назойливого омеги. — Нет. Они ограничились тем, что лишили меня большинства потенциальных заказчиков и всех курьеров. Я тесно сотрудничал с этой… Бандой. Афоня скрипнул зубами. Конечно, кто угодно волен объединяться с кем угодно, но схема дурно для него попахивала. Либо мафией, либо корпоратами, что лично для него в сущности одно и тоже. — Я попробую что-нибудь придумать с этим, — отозвался он, — у меня есть мысли… Курьеров и заказчиков не обещаю, но вот с этой бандой мы разберемся. — Было бы чудесно, — ответил Вячеслав, но в голосе его будто слышались тонюсенькие нотки язвительности. Все-таки какая-то часть его человеческого нутра винит Афоню и Васю в чем-то. В чем, правда, непонятно, но Афоня улыбнулся от осознания, что этот бета еще не утратил последние крошки человечности. Им потребовалось около шести или семи часов, чтобы поставить бету на его штифт на колесиках. Колесиках, потому что Афоня не обладал достаточным мастерством, дабы соорудить гусеницы на коленке. — Вот ваш нож, — он протянул им красиво оформленную коробку. — Он сделан под заказ, но у меня есть еще один такой. Запасной. Афоня кивнул, позволив Васе забрать коробку и понадежнее упрятать. Затем пожал бете руку: — Я расскажу ребятам про твою ситуацию. Если им будет интересно, помогут за просто так. Ну или за абонемент какой-нибудь на питание, я хуй знает, сам с ними договоришься. У них это, тоже бета есть, так что наверное вам попроще будет. Ну все, до скорого. Дождавшись, пока бета переварит сказанное и ответит сухим «я вас понял», Афоня побежал к микроавтобусу, чтобы поехать дальше. За мукой, запчастями, стереосистемой… — Ладно. Я был неправ, — вдруг, ни с того ни с сего, заявил Афоня. Он стыдливо отвел глаза, когда почувствовал, как их с Васей взгляды пересеклись. — Тот матрас, который ты присмотрел, действительно лучший вариант. Я зря ворчал. — Ага! — воскликнул Вася, аж подпрыгнув на месте. Но ойкнул, когда приземлился еще не до конца отошедшей задницей на сидушку. Афоня не удержался: — Злорадство — грех. — Грех — это те две недели в лесу. На их фоне злорадство — это высшая благодетель. Спорить Афоня не стал, лишь прибавил газа на пустой трассе, чтобы поскорее доехать до следующей остановки. Он не сомкнул глаз ни на секунду, на волне энтузиазма проездив всю ночь, даже когда Вася закемарил на пассажирском кресле. Тем было даже лучше: когда Афоня забирал тот самый матрас из рук омежьего горе-повара, он предвкушал довольство Васи. Омега, к слову, снабдил их еще и небольшими рационами на пару дней, так что планы Афони просто спать обречены на успех. — Это он! — почти взвизгнул Вася, когда проснулся из-за лучей, просочившихся сквозь створки открывшегося микроавтобуса. Как раз лежал на кровати, ни о чем не подозревая, когда Афоня отпер двери, чтобы погрузить матрас в машину с задней ее части. — Это он! — повторил Вася, вскакивая и грубо распихивая куртки, из-за чего те падали на пол. — Давай его сюда скорее. Афоня не мог перестать тихо хохотать, пока раскладывал приобретение под радостное улюлюканье и стоны, предвкушающие следующие часы простого человеческого сна. Вася быстро заправил постель, накинул плед и немного попрыгал сидя. — Нравится? — как будто издевательски спросил Афоня. — Да! — Скажи, добытая таким тяжким трудом вещь становится втрое ценнее? Вася пихнул Афоню кулаком в плечо: — Давай езжай куда-нибудь подальше, где мы наконец-то нормально поспим. Двигатель микроавтобуса заревел. Афоня сделал большой глоток кофе и газанул по направлению к южной части Новой Москвы. — Только сначала ты приберешься, — напомнил Вася. В ответ Афоня только обреченно простонал.