сorda nostra laudus est.

— ну же, пташка. — лёгкий перезвон ветряных колокольчиков бьётся о стены, путается в прозрачной занавесочной ткани и смешивается с тихим дыханием вечера, растворяясь в мерцающем полумраке. плавленое серебро растекается по коже вместе с жаром обходительных рук. — мы наконец поймали тебя. долгие переглядки глаза в глаза и томительно-жгучие — прямо на него. ноги подкашиваются от нежного лукавства, затопившего сверкающие даже в самой глубокой тьме, хищно суженные зрачки. его грудной клетке этого слишком много, чересчур тесно, чрезвычайно близко — по телу порхает мягкость прикосновений и настойчивость страсти, медленно обвивающая бёдра и шею. огнём горят воспоминания поцелуев под ключицами и на родинках плеч. он задыхается, плавится и сдаётся. они всегда были учтивы и подбирались поближе осторожно. так осторожно, что сяо и сам не успел заметить, в какой момент отпустил напряжение бдительности, ослабил хватку исцарапанных ладоней и потерял контроль над ситуацией. итэр усыпил его невинностью искренности, венти зачаровал обворожительностью беззаботности. от них пахнет летним дождём и чистотой — за километры несёт тем, чего якша сторонится сознательно уже не первую сотню лет. тёплыми каплями они оседают на стенках его черственнелого сердца и орошают мглистый шлейф тысячи страданий свежестью. отчаянные попытки этого не допустить не помогли — теперь сяо нуждается в этом неправильном исцелении. они — красивая пара. идеально друг друга дополняющая внешне и внутренне. слишком гармонично бьются их паззловые детальки друг с другом, так органично и естественно, что посмотришь на их взаимодействие и понимаешь тут же, ненароком, где-то на задворках сознания — встречаются. любят. наслаждаются. сяо искренне — насколько он может себе позволить так считать — за венти порадовался, когда тот в одну из прохладных ночей, ознаменованную очередной жестокой битвой, врачуя его новые раны, бросил невзначай: — мы с путешественником решили сойтись. — и уставился прямо в глаза якши выжидающе. тот понимающе кивнул. — это было ожидаемо. рад за вас. — и поморщился, когда архонт надавил на свежий кровоподтёк. кажется, неспециально. по вечно безмятежному лицу определить что-либо сложно было всегда, во все тысячи лет знакомства. особенно такому, как сяо, который игнорировал свои чувства слишком долго, чтобы уметь понимать чужие. — ожидаемо? — а тут венти, видимо, искренне удивился. сяо не мог знать, что эти двое сами до последнего не догадывались, что так произойдет. итэр был слишком занят поисками сестры и спасением тэйвата, а мысли барда переполняли проблемы его собственного региона, охраной и заботой которого он обеспокоился после долгого сна, пусть и не показываясь никому на глаза в качестве архонта. итэр решительно бежал вперёд, отказываясь останавливаться перед достижением цели, а венти устал убегать и остался рядом со своими людьми. случайно-неслучайная встреча на территории фонтейна тогда резко смешала все карты и выкинула на стол королеву червей — повелительницу любви и человеческих сердец. — ну да. — якша жмёт плечами, незаинтересованно оглядывая высящиеся во мраке горные склоны. слишком вымотался. — то, как итэр говорил о тебе, когда мы встречались. то, как ты на него смотрел во время праздничного ужина. к этому должно было всё прийти рано или поздно. — кажется, сяо всё же более проницателен, чем считает о себе сам. венти вопросительно выгибает бровь. — не думал, что малыш сяо так хорошо разбирается в любовных делах. — прозрачно понятная подколка. охотник на демонов бросает на архонта мрачный взгляд и хмурится. они оба помнят, что между ними происходило. позволение венти исцелять раны сяо и возможность болтать так непринуждённо — тому прямое следствие. якша никогда бы не подпустил никого близко просто так. удивительно, что всё ещё разрешает барду находиться рядом. но он ничего просто так не забывает. — это была другая ситуация. — сухо отвечает, поднимаясь на ноги. — спасибо за помощь. — ну конечно! кто бы ещё тебе помог, кроме меня? — венти встряхивает пушистыми косами и довольно улыбается. рисуется. — я не только великолепный певец, но и замечательный целитель. — сяо лишь криво усмехается на это и делает шаг вперёд, намереваясь пойти оглядеть окрестности, но тут же замирает, слыша тихий голос за спиной. — я никогда тебе не врал. он лишь кивает. он знает, что это правда. и оттого лишь удивительнее видеть этих двоих вместе. искренность никуда не исчезает — в отношениях итэра и венти её концентрация просто зашкаливает. обоим есть что скрывать, но чувства свои они выражают так чисто и непринуждённо, что даже редкость лицезрения подобных моментов не может это затмить. кажется, оба понимают: у них слишком мало времени и слишком много проблем, чтобы тратить драгоценные мгновения на фальшь и притворство. сяо никогда бы не встал между ними. всему, к чему он прикасается, суждено погибнуть в огне кармы и бесконечной боли. поэтому он так и не ответил на чувства венти, который пламенно признавался ему в любви несколько сотен тысяч раз. поэтому он не посмел приблизиться к путешественнику, видя всё те же восхищенные глаза и страстно влюблённый взгляд. поэтому он как необходимую данность принимает эти отношения и искренне радуется за то, что два чистых сердца, незапятнанных скверной, находят друг друга. даже если сам отчаянно влюблён в них обоих. венти так и не заметил нервную дрожь бледных рук, когда прикасался к истерзанному ранами телу — то было не от боли. итэр так и не увидел сотни врагов, которые покушались на его жизнь — сяо разобрался с ними быстрее, чем те успели издать предсмертный вскрик. ни один из них не заслуживает привязанности к такому безнадёжно испорченному существу, как этот двухтысячелетний якша, уже потерявший всё, долгие сотни лет теряющий себя в глубине самой жуткой тьмы. но почему тогда они теперь касаются его так самозабвенно? — всё не должно было прийти к этому. — сяо сипло выдыхает и пытается — честно, со всеми силами, которые у него есть — освободиться из захвата. но либо ему самому не хватает ни сил, ни решимости, либо держат его слишком крепко и настойчиво. — вы встречаетесь. я здесь ни к чему. — позволь объяснить тебе одну простенькую вещь. — напевает лёгким шёпотом лесных ветров в раскрасневшееся ухо бард, с плохо скрываемым наслаждением ощупывая пальцами испещрённый шрамами крепкий торс. итэр успокаивающим жестом переплетает пальцы рук свои и якши, и последний давится воздухом, когда путешественник целует его шею в очередной раз. — с самого начала мы оба желали тебя. — ты всё ещё мечта для каждого из нас. — согласен итэр. — даже если мы поняли, что смогли полюбить друг друга, чувства к тебе никуда не делись. — такого не может быть. — безнадёжно качает головой сяо, отрицая. — любовь — про двоих. не про троих. я не согласен быть трофеем для удовлетворения ваших неисполненных желаний. думаете, ваши взгляды ни о чём мне не говорили? всё на лице у вас было написано. однако я не девица из квартала красных фонарей. — и даже так у него не хватает смелости оттолкнуть. робко теплятся внутри собственные чувства, подминая собой всю гордость и независимость. он мог бы отказать кому угодно, но только не им. встретиться лицом к лицу со своей любовью вот так — убийственно. алатус избегал этих двоих намеренно: лишь бы не поддаться соблазну и не позволить своим чувствам взять верх. призрачная надежда на взаимность и счастливый исход позволителен. кому угодно, но не сяо. он уничтожит всё собственными руками, а после будет оплакивать слезами истинной боли и горечи свою потерю. такого нельзя допустить. но сейчас оба стоят едва ли в пятнадцати сантиметрах от якши в его же собственном номере, прижимаются так непозволительно близко, целуют и сыпят признания, от которых ноги подкашиваются и голова кругом заходится. и вся его выдержка, здравомыслие и страх трескаются оглушительно громко. — ты никогда не был трофеем. доверься нам. сяо с сожалением улыбается. он не может обречь их на страдания.