Неправильный гон с правильным концом

      — Я понимаю, что ты любишь нашего будущего ребенка, но ты издеваешься?       Антон лежит перед ним сейчас весь такой открытый и распаленный, у его альфы гон, все, чего сейчас хочется — это узел в заднице, и природе плевать, что внутри уже есть шестимесячный плод, можно и еще одного. В данный момент Антон абсолютно с ней согласен, потому что, напомним, у него альфа в гоне, и этот самый альфа сейчас перешел с вылизывания омежьего члена на выцеловывание живота.       — Арс, пожалуйста… — остатки выдержки быстро покидают тело, в голове остается только белый шум и звук собственного сердцебиения.       — Ох, как тебя унесло, — Арсений наконец замечает его состояние, и это вызывает жалобный скулеж — вот он, альфа, его альфа, который сейчас подарит столько удовольствия. — Ну что ты, мой хороший, давай, нужно сменить позу, так тебе будет удобнее.       Арсений помогает подняться и разворачивает спиной к себе, заставляя омегу упереться руками в спинку кровати. Антон, совсем потерявшийся в пространстве, приваливается грудью и щекой к стене, холод от которой немного заземляет, а задницей впечатывается в пах альфы, на что тот издает приглушенный рык.       — Бля, Антош, какой ты сейчас… я тебя сожрать готов, тебе так идет беременность, такой кругленький, нежный. Прости, но придется потерпеть, — Антон уже знает его намерения. Остается только простонать, потому что теперь любые просьбы будут обращены в пустоту — Арс в последнее время явно обнаружил в себе кинк на слюни, ведь, пока не оближет его с ног до головы, не успокоится.       Язык проходится вдоль всего позвоночника снизу-вверх, по шее рассыпаются легкие укусы, один из которых задевает метку, заставляя дрожать еще больше, губы обхватывают мочку уха, затем в ход снова идет язык, вылизывающий шею. Это продолжается целую вечность и Антон теряется, когда ласки прекращаются, но тут же чувствует, как ладони раздвигают ягодицы. Укус в правую вырывает новый стон и заставляет колени разъезжаться в стороны, язык мажет по ложбинке, собирая вытекшую смазку.       — Каждый раз поражаюсь тому, как много из тебя вытекает, — Арсений с наслаждением причмокивает и снова прикусывает уже другую половинку, — солнце, раскроешь себя сам для меня?       Антон, кажется, не переставая скулить, заводит руки за спину и хватается за ягодицы, прогибается посильнее, съезжая вниз по стене и упираясь лбом в спинку кровати. Он сейчас готов скрутиться как угодно, только бы альфа был доволен и наконец достал член.       — Ааарс, какой-то у тебя…неправильный гон, ты…бляя…ты меня трахать собираешься?       Арсений, все это время продолжавший вылизывание сфинктера, поднимается и, заметив положение омеги, отрывает его голову от деревянной рейки, притягивая спиной к своей груди.       — Ты что, не мог сказать, что неудобно? Еще синяков нам не хватало, — проводит рукой по красному лбу, разминая след, — видимо, природа так устроена, гон — это ведь стимул к размножению: метить немеченных, трахать, чтоб повязать и оплодотворить, а у меня омега и помечена и повязана, носит моего ребенка, у меня сейчас инстинкты вопят только о защите и ласке, показать всем вокруг, что это мое, накормить и залюбить.       — Тогда чего на меня твой гон действует как раньше? — серьезный разговор немного остужает, хотя на словах «помечена и повязана» по телу проходит новая волна дрожи, и хочется потребовать сделать это еще раз, чтоб наверняка.       — Видимо, у вас слишком силен инстинкт угодить альфе, — судя по пальцам, сжавшим соски, разговор окончен, и Арс начинает вылизывать плечи, переходя на лопатки, чередуя мазки языка с покусываниями. Руки снова ложатся на живот, и Антон почти мычит возмутительно, но они обхватывают его снизу, облегчая нагрузку на спину, и здесь можно только довольно простонать.       После того, как Антон остается полностью занежен, Арсений придвигает его снова к стене, заставляя упереться руками, и принимается за свои трусы, которые так и не снял. Антон в нетерпении переступает коленями на месте и смотрит через плечо, вид прижимающиегося к животу члена альфы с влажной головкой возбуждает его еще больше, хотя раньше казалось, что максимум достигнут.       — Арс, — когда-нибудь его перестанет так мазать, но беременность явно этому не способствует.       — Сейчас, мой хороший, — Арсений, сука такая, вопреки своим словам продолжает дразниться и проводит головкой по ложбинке, а затем и по пояснице, размазывая прекам. Возможно это один из его способов оставить печать «мой» на омеге, но Антон уже расплакаться готов от желания.       — Арс, — больше похоже на скулеж, чем на просьбу.       — Так сильно хочется? М? Омега так сильно хочет узел? — А вот теперь кроет уже Арсения, — У тебя же в животике уже есть наш малыш, но тебе мало. А может, надеть презерватив?       — Ммм, — остается надеяться, что протест будет понят, на большее Антон не способен.       — Конечно, не хочешь. Я тоже не хочу, люблю чувствовать тебя, такого горячего, нежного. Ты всегда так сжимаешься, хочешь задержать внутри, тебе же нравится когда глубоко, да, Антош? — Видимо, он своими же словами добил собственную выдержку, раз наконец-то приставил головку ко входу, — покажешь, как сильно хочется?       Антону больше чем член внутри хочется только придушить мужа сейчас, но как же его уносит от этих фразочек. Он резко подается назад, однако руки, устроившиеся на талии, придерживают, не давая насадиться хоть немного.       — Тише, нельзя же так неаккуратно, — он медленно притирается и входит только головкой, Антон протяжно стонет, даже не пытаясь податься назад, бесполезно, альфа еще не наигрался, — может, этого достаточно? Чтобы тебе не навредить, — и мелко толкается вперед-назад несколько раз, хотя знает, сам слышал, что доктор разрешил провести гон полноценно, сказал, что это даже полезно.       — Арс! — на сегодня словарный запас Антона исчерпан, осталось лишь одно имя, стоны и скулеж.       — Ладно, ладно, сдаюсь, — усмехается и (да быть такого не может!) толкается на всю длину. Антону много не надо, он на седьмом месяце беременности, гормоны зашкаливают, не говоря уже о степени возбуждения, оргазм накрывает после первого полноценного толчка, да такой, что из глаз текут слезы, а изо рта вырывается какой-то непонятный булькающий звук.       Арсений впечатывается бедрами, вгоняя член по самое основание, где уже можно определить набухающий узел, и замирает, пережидая, пока омегу немного отпустит, руки шарят по спине, наглаживают бока, переходят к соскам, спускаются к животу, стремясь охватить все тело. Он выцеловывает плечи и шепчет что-то неразборчивое, по крайней мере для Антона в данный момент, но наверняка что-то кошмарное.       — Солнце, отпустило? — поцелуй в висок окончательно выводит из послеоргазменной неги, Антон довольно улыбается и кивает, — умничка, такой чувствительный.       Похвала бьет под дых, заставляя снова погружаться в пучину возбуждения, Арсений давно уже знает об этой его слабости и сейчас, кажется, решил пустить этот козырь в ход.       — Молодец, мой хороший, так хорошо тебе было, а мне от этого еще лучше, — выписывает бедрами восьмерку, не начиная пока двигаться, притираясь еще ближе, хотя куда там. Антон закатывает глаза от такого правильного давления и тянется к своему члену, но его опережают — Арс обхватывает омежий член всей ладонью, проводит медленно, с оттяжкой по всей длинне, отчего подгибаются пальцы на ногах, и начинает плавно покачивать тазом, пока еще с небольшой амплитудой.       — Какой он у тебя нежный, так хорошо лежит у меня в руке, мне крышу сносит, когда я вижу, как он в возбужденном состоянии мажет по твоему животику, — Антон стонет от всего сразу: этих ужасных слов, движений ладони на члене и таких правильных толчков внутри.       — Арс, глубже…пожалуйста…и быстрее.       И как ему могут отказать? Арсений прекращает поток пошлости и начинает двигаться так, как нужно, размашисто, быстро, на каждом движении притираясь все сильнее узлом. Антон снова плывет на этих волнах удовольствия, которые кажутся бесконечными, но тут слышит то, что подталкивает его ближе к краю.       — Антош, сейчас будет узел, ты же хочешь, мой хороший, хочешь, чтобы я тебя повязал?       — Да, пожалуйста, — стонет на выдохе.       — Хороший мой омега, слышишь? Мой, только мой, да? — Вопрос, очевидно, риторический, но Антон скулит в ответ нечто похожее на «да».       Узел начинает давить сильнее, поддевая края сфинктера, и медленно проталкивается глубже, Антон задерживает дыхание, отдаваясь целиком этому чувству, а Арсения несет все больше.       — Вот так, еще немного, молодец, сейчас будет хорошо, осталось совсем чуть-чуть…       Антон ощущает, как по бедрам вниз течет ручьями собственная смазка, и пытается отвлечься на это, только бы не кончить тут же. Однажды он уже испытал оргазм, пока Арс проталкивал узел, и сжался так, что никакая вязка не получилась, хотя альфа тоже кончил от такого давления. Но повторять нет желания, хочется почувствовать его внутри, соединиться с любимым человеком на долгие минуты и отдаться ощущению принадлежности ему.       Наконец Арс входит до конца, упирается руками по бокам от Антона в стену и начинает мелко двигаться.       — Умничка моя, так хорошо принял узел, всегда принимаешь, малыша нашего носишь, ну что за невероятный омега, — поток похвалы продолжается, а Антону хочется разрыдаться, ну за что он ему такой чудесный достался.       Эти толчки отдаются таким потрясающим давлением в простату, что омега не выдерживает и пары минут, изливаясь второй раз. Арсений не останавливается, дотрахивая до собственного оргазма, пока Антон, кажется, воет во весь голос, срываясь на хрипы. Сперма ощущается теплым упругим потоком внутри, и Антон старается не думать о том, что его живот увеличится от нее еще больше.       — Солнце, давай приляжем, ты так устанешь, — альфа тянет на кровать, укладывая обоих на бок, целует в кудрявую макушку и инстинктивно поглаживает по животу. Антон знает, что это не только из-за настоящей беременности, Арс всегда во время вязки наглаживает его.       — Все еще неправильный гон? — Не успел отдышаться, а уже снова болтает, что за человек.       — А говорил, инстинкты не тянут повязать.       — Антош, если бы меня тянуло как обычно, ты бы сейчас уже снова прыгал на моем узле.       — А если мне хочется? Повернешь меня?       — Лежи, горе мое луковое, тебе рожать через три месяца.       — Трахать меня тебе это не мешает, — Арсений растягивается в такой довольной улыбке, что его снова хочется придушить, но Антон не может, он его любит. Да и ребенка лишать отца не хочется, все-таки отец из него получится самый лучший.