масакра

      Орел — одна из самых крупных и сильных птиц в мире, грациозно парящая высоко в небе и высматривая там добычу. Орел издавна является символом свободы и силы, поэтому его называют «царем пернатых». А ещё благодаря своим размерам, орел принадлежит к числу самых сильных и самых грозных из живущих сегодня птиц. Эта птица служит символикой множества человеческих, и не только, качеств. Нет ничего удивительного в том, что такой прекрасный городок как Тэгу обозначил своей символикой именно орла, вместе с магнолией и елем, сразу же после получения своей автономности.       Сильная и независимая птица, взлетающая ввысь — это именно то, как можно охарактеризовать процветающий на холмах дом множества стойких и храбрых людей, готовых идти только вперёд. Особенно таких, как ученики класса 4-1 младшей школы, расположившейся на восточной окраине города.       Именно об этом Сон Ханбин рассказывал детям на уроке биологии, когда случилось нечто ужасающе странное. Сначала ничего не предвещало беды. Урок шёл как по маслу, и дети с интересом впитывали в себя знания о животном мире, а конкретнее — птиц, не без лирических, конечно, отступлений и небольших фактов, затрагивающих множество тем.       Он, улыбнувшись младшеклассникам, поправил очки, почти повернулся к доске, чтобы нарисовать подобие пищевой цепи, и тут же почувствовал, как встряхнуло весь кабинет.       То есть, встряхнуло.       Книги и тетрадки, лежащие у краёв парт, упали на пол, в то время как дети с испуганным взглядом вцепились кто за что: в спинку стулов, в те же края парт, в друг друга. Ханбин еле удержался на ногах, несмотря на то, что с контролем равновесия у него никогда не было проблем. Он вытаращил глаза и резко развернулся к детям, с облегчением замечая, что никто не пострадал.       Все только знатно перепугались.       Ханбин поджал губы, думая о том, что небольшой испуг на их лицах можно легко исправить мармеладками, упаковку которых он всегда держит в ящике своего стола.       — Все в порядке, ребят?       Нестройное “да, учитель Сон” стало ему ответом. Сделав глубокий вздох, Ханбин вновь широко улыбнулся, из-за чего лицо украсили его необычные ямочки, и хлопнул в ладоши. Неторопливо подошёл к детям на первой парте и взъерошил им волосы, заставив их хихикнуть, и почувствовал, как разливается тепло по всему телу от этого звука.       Он правда не хотел бы, чтобы с его детей упал хоть один волос.       — Так, ребятки, давайте не паниковать! Вы пока тихо сидите, а я схожу в учительскую и узнаю что произошло, идёт?       Прекрасно зная, что тихо сидеть дети не будут, Ханбин шутливо пригрозил им пальцем, и, когда он почти вышел за дверь, услышал оклик.       — Учитель Сон!       — Да?       Юн Донхэ, окликнувший его ученик за третьей партой у окна, выглядел болезненно. Этот ребёнок редко взаимодействовал с ним, поэтому это было вдвойне удивительно, что тот не отмолчался. К такому закрытому и молчаливому ребёнку нужен был свой собственный подход, к которому Ханбин стремился изо всех сил, оставляя того после уроков просто поболтать или стараясь говорить с ним как можно мягче. Несмотря на то, что тот был родом из неблагополучного района, Донхэ никогда не доставлял хлопот, следил своей дисциплиной, и, пусть и неуверенно и тихо, но отвечал на уроках. Ханбину не хотелось ничего, кроме как затискать ребёнка, который прогрессировал в социализации с ним и классом каждый день. Этот прогресс можно заметить прямо сейчас в том, как бледный Донхэ, придерживая руками живот, просит Ханбина о помощи.       Осенью это можно было только представить.       Но сейчас не осень, а весна. Ханбин работает в этой школе уже больше полугода и достиг небывалого скачка в том, чтобы подружиться с каждым в классе.       Мама бы гордилась им.       — Учитель Сон, у меня резко заболел живот, — дрожашим голосом сообщил Донхэ, когда Ханбин сию же секунду к нему подбежал. Казалось, тому действительно больно. Мальчик рвано дышал, когда тот поднял крупные блестящие глаза, словно пуговки, чтобы поймать обеспокоенный взгляд учителя. — Так болит.       Ох, почти плачет, бедный ребёнок.       Он мягко похлопал ученика по спине, продолжая обеспокоенно заглядывать в глаза.       — Отпустить тебя домой?       Донхэ помотал головой, а Ханбин закусил губу от небольшой безысходности.       Так.       — Донхэ.       — Д-да?       — Потерпишь пару минут? Я схожу в учительскую и достану из своего портфеля обезболивающее, — сказал он и вновь натянул улыбку, чтобы подбодрить скрючившегося от боли ребёнка.       — Хорошо.       — Молодец, — Ханбин тут же встал, потрепал Донхэ по голове, и уже громче воскликнул: — Я скоро. Ведите себя хорошо, и чтобы не пика!       И бегом направился в учительскую.       Где его, на удивление, ждал беспорядок и взвинченные коллеги, которые взяли его в оборот в тот же момент, как он перешёл за порог.       Его осведомили о том, что электричество внезапно отключили по всему району после недавнего землетрясения. Мадам Ким — учительница литературы, имеющая не самую лучшую репутацию среди преподавательского состава, — грызла ногти от напряжения и тряслась, как будто перед ней стоит сам бес, дьявол, кто угодно, внушающий несусветный ужас, пробирающий до костей. Все игнорировали её и не обращали внимания, думая, что эта женщина снова за своё, всё такая же странная. Ханбин, обычно старающийся быть со всеми приветливым, в этот раз решил так же обойти её стороной, чтобы быстрее достать из портфеля обезболивающее, но она схватила его за руку, когда он проходил мимо к своему рабочему месту.       — У меня плохое предчувствие, — рвано выдохнула она и впилась ногтями в его коричневый пиджак. — Не к добру это. Ой, не к добру.       — С вами всё в порядке, госпожа? — спросил Ханбин, почувствовав укол совести от того, что он хотел просто проигнорировать женщину, которая явно искала чьего-нибудь внимания.       — Ханбин-сси, — на удивление твёрдо обратилась к нему та, грозно хмуря свои довольно-таки густые брови, — у меня плохое предчувствие. Это не к добру.       Её, что, заело?       Он позволил себе раздражённо убрать руку с её хватки. Не до неё.       Как же сейчас не до неё, черт возьми.       Страдает ребёнок, у него болит живот, он должен поторопиться.       — Простите, госпожа, мне нужно бежать обратно в класс.       Женщина осталась молча трястись, сложив впереди руки, словно в молитве.       С облегчением Ханбин рванул к своему столу. Достал из своего портфеля нужную упаковку обезболивающего, и наклонился к ящику за мармеладками. Однако, их не было. Цокнув, он быстро зашарил руками по столу, на котором был полный беспорядок. Не успел убраться и теперь пожинает плоды своей прокрастинации. Раздражение нарастало, и снующие, такие же раздражённые, учителя вокруг никак не помогали ему успокоиться. Кроме того, живот скручивало от одной только мысли о страдающем Донхэ.       Быть молодым учителем — мука смертная. И отсутствие каких-либо нервов, если вы чувствительная и не стрессоустойчивая персона.       Ханбин поджал губы по привычке, хлопнул по столу, и только потом заметил в углу полупустой пакетик мармеладок.       Наконец-то.

ʚɞ

      Стук низких каблуков его туфель эхом отдавался по кафелю, пока он бежал к кабинету, приставленного для класса 4-1. Ханбин потратил слишком много времени на разговоры с учительницей литературы и поиски своего запаса сладостей, чтобы порадовать детей. Поэтому он представить не мог, что в его отсутствие они могли учудить.       Хотя, если быть честным, ему достался не такой уж и плохой класс. Шебутные, как и все дети, но на этом всё. Они слушались его и даже потеплели по отношению к нему, иногда подходя просто, чтобы показать какой-нибудь крутой гладкий камень. Ханбин считал это высшим уровнем доверия, и всегда показывал самые яркие эмоции на лице, не стесняясь реагировать на это громко и восторженно. Детям нравилось, а значит делает он всё правильно.       Он слегка запыхался, пока добирался до класса. Решив перевести дух у двери, Ханбин сосчитал до пяти и глубоко вздохнул, не сразу замечая кое-что.       Тишину.       Тишина в отсутствие учителя — то же самое, что и сказать, что Ханбин закончил Гарвард и обучался в лиге Плюща. То есть, нет.       Просто нет.       Парень быстро дёрнул ручку двери. Немного в панике, с внезапно быстро колотящимся сердцем, Ханбин зашёл в пустой класс.       — А где...?       От напряжения заиграли желваки, он сжал руки в кулак.       Выдохнуть.       Нужно выдохнуть.       В последнее время он сам не свой. После смерти матери неделю назад его эмоциональный диапазон, казалось, увеличился вдвое. Не в плане количества, а в плане объема. Он стал слишком чувствительным. Легко раздражался, и так же легко позволял себе негативно мыслить, что определённо не играло ему на руку. Это был не он. По крайней мере, привычный он.       Старого Ханбина не кидало туда-сюда эмоционально.       Старый Ханбин не прилагал усилия, чтобы улыбнуться.       Старый Ханбин не сломан — сплошной оксюморон, но абсолютная правда.       Ханбин оперся на ближайшую стену и сполз вниз, погружаясь руками в волосы и стягивая их до болезненных ощущений. Было настолько тихо, что можно было услышать, как тревожно гудело у него между висков.       Всего одна минута слабости.       Сейчас он встанет и начнет искать своих ребятишек. Затем отчитает их за гулянки в учебное время, отпустит какую-нибудь шутку и они все вместе забудут обо всём. Только дайте минутку.       Раз…       Два…       Три…       С негромким кряхтением Ханбин встал, поправил очки, воротник своей рубашки и подтяжки на брюках, чтобы они не заставляли ткань впиваться в место, которое в приличном обществе не говорят вслух. Он уже собирался было покинуть кабинет, но в последний момент зацепился взглядом за ногу с ботинками на полу у самой дальней парты.       Там кто-то лежит?       Нахмурившись от недоумения, Ханбин поспешил проверить.       И ахнул от ужаса.       Маленькая Шиюн, безумно дружелюбная малышка, которая иногда приносила мамины печеньки и делилась ими на перемене, лежала на полу с разгрызенной шеей. От её тела растеклась лужа крови, а сама девочка так и застыла с шокированным выражением лица.       Хотелось только смачно выругаться и стереть из памяти эту картину, но всё, что он сделал, так это шокированно попятился назад. И случайно столкнулся со стулом, заставив его упасть. Поднялся шум, заставивший Ханбина вскрикнуть от неожиданности. Он мотнул головой, всё ещё не до конца веря в происходящее.       Что за чертовщина.       Нет, кошмар.       Он сейчас проснётся, верно? Это просто дурной сон.       Соберись, твою мать, Сон Ханбин.       Он ударил себя по щеке, подходя к учительскому столу и лихорадочно водя по нему глазами в поисках своего пейджера. Воздуха не хватало. Внезапный сквозняк никак не помогал ему восполниться кислородом в лёгких, которого с каждой минутой было всё меньше и меньше. Ханбин задыхался, всё ещё в надежде, что всё это лишь грёбанный сон.       Ему срочно нужно дать сигнал в полицейский участок; На всякий случай, в скорую помощь.       В школе, возможно, орудует маньяк и ему надо перестраховаться,       И найти остальных детей.       Живыми, желательно.