***
– Н-неужели я умер?.. - заикаясь произнес тихим голосом писатель, видя перед собой кромешную темноту. – Я была бы этому очень рада, но, к моему глубочайшему сожалению, это не так. - обреченно произнесла Данишевская, качаясь на скрипучих качелях где-то во тьме. - Можешь сказать спасибо своему спасителю. Ты был почти на волоске от смерти.***
Гоголь пришел в себя, но глаза открывать не спешил. Сон был, к удивлению, коротким. Буквально 10 секунд. К счастью, кошмары в этот раз его обошли. Первое, что он почувствовал, когда пришел в себя – было тепло. Очень тепло. Все, что Коля помнил, так это как он шел в снежную бурю с раненным боком и упал без сознания. Ах, ещё же этот казак.. Точно. Все же брюнет решил открыть глаза, чтобы узнать где он и почему так тепло. Приоткрыв один глаз, он заметил, что в метре от него находился камин, а в окне было темно. Погодите, уже ночь? Это же сколько он был в отключке? Дрова в камине издавали приятный для ушей треск, а огонь так и полыхал, создавая тепло, которому писарь был очень рад. Открыв уже оба глаза, он оглянулся. Комната была обычная. Деревянный, и возможно, жутко скрипучий пол. Белые занавески на окнах легонько покачивались из стороны в сторону. Напоминает его комнату в деревне.. Стоп. Он что, в Диканьке? Но этого никак не может быть. Кто бы стал «ведьму» в дом тащить и в тепле держать? Логичного объяснения на эти вопросы Коля не находил. Спустя минуту, Коля попытался принять сидячее положение, но в бок нахлынула боль. Такая, будто туда вонзили острый нож. Стиснув зубы от боли, Гоголь усердно продолжал медленно поднимать туловище, опираясь руками об кровать. – На вашем месте, Николай Васильевич, я бы ещё полежал несколько часиков. Голос заставил вздрогнуть писателя и обернуться по сторонам, из-за чего он стукнулся затылком об стену. Из уст Николая вырвался болезненный стон. Парень приложил руку к ушибу, зажмурившись. – Голубчик, вы бы поаккуратнее мотыляли головой, уж её я не хочу лечить. Писарь открыл глаза. Перед ним стоял Яков Петрович. Он улыбался. – Яков Петрович.. - Прошептал в недоумении Гоголь, уставившись на дознавателя глазами по пять копеек. – Собственной персоной, любезный. - Промурлыкал тот в ответ. – Вы что тут.. Точнее, как я тут.. Что вообще происходит?! Вы же сгорели! На моих г-глазах.. Гуро тихо вздохнул и медленно присел на кресло, опираясь двумя руками об трость. Знакомая голова птицы.. – Ну, не совсем. Как бы странно это не прозвучало, но я смог выбраться из сарая, и эти два месяца я поживал в этом маленьком доме. Кстати, если бы не мое чутье, то вы бы уже давно отдыхали на том свете. Опять эта улыбка. полумрак делал ее более пугающей, отчего Николай сглотнул и вжался в постель. – Сердце подсказывало, что в Диканьке происходит что-то неладное без моего присутствия, и сегодня я решил со стороны посмотреть, что происходит. Конечно, в такую бурю мало кто захочет, так сказать, прогуляться, но меня это не остановило. Пока я шел и витал в своих мыслях, в какой-то момент я вдалеке увидел, как вы передвигаетесь через сугробы и метель. Я, естественно, насторожился, а потом заметил вооруженного казака. Понял, что дело неладное, и я достал пистолет. Коля слушал молча, не перебивая. С каждым словом сердце начинало колотиться все быстрее и быстрее. Брюнет смотрел прямо в карие глаза Гуро. Вглядывался. Мужчина говорил четко, не запинаясь. Что-то не видно, что он неправду говорит.. Может, он не врет? – Когда я его пристрелил, вы через несколько секунд упали, и я не мог себе позволить оставить вас на произвол судьбы. И я, Николай Васильевич, вас сюда принес. – Следователь встал с кресла и подошел к окну, за которым не на шутку разыгралась метель. – Кстати, вы, на мое удивление, оказались довольно легким человеком. Я даже смог вас взять на руки. Гуро хрипло посмеялся, а вот Гоголю было не очень смешно. Его мучал лишь единственный вопрос: Зачем Яков спас его? Но его можно задать попозже, ведь Коля неожиданно почувствовал, что его начало знобить. Он даже не удивился этому. После таких «прогулок» он никак не мог остаться здоровым. Да никто бы не смог. Ну, разве что Яков Петрович.. Николай аккуратно взял уголок одеяла, стараясь не совершать резких движений. Дознаватель лишь вздохнул, наблюдая за беспомощным парнишкой, после чего подошел к кровати и присел на край. Выхватив одеяло из бледных рук писаря, он накинул его на плечи Гоголя и поплотней укутал. Кареглазый наклонился чуть ближе к писателю и улыбнувшись, тихо произнес: –Меня радует, что вас, душа моя, до конца не добили. Насчет деревни можете не волноваться, Туда мы больше не вернемся. А сейчас вам необходим покой и горячий чай.