──────── • ✤ • ────────
Однажды поздним утром произошел сомнительный инцидент, впоследствии сильно сказавшийся на жизни героев, — но обо всем по порядку. Мэнди шагает среди ярких стеллажей, полок и вывесок. Среди них, подобно теням, цепляющимся за свет, витает сладкий воздух с ароматом карамели и кислых мармеладок. Горло чуть-чуть першит от сухости в воздухе, но в целом всё как обычно: двери открыты для покупателей, а на складе с того вечера находится новая поставка — ждет, когда она сможет выйти из гнусных коробок и занять свое место на достойных себя полках; трон, в свою же очередь, отполирован до блеска, чтобы принять на свой прием Ее Высочество Мэнди (чего же, это вам ведь не просто обычная фото-зона!). Честно признаться, Мэнди терпеть не может смотреть на то, как ее должное место занимает кто-либо другой. Будь то маленький ребенок, которого фотографируют родители, или шумные подростки, делающие селфи. По праву, это — не их место. Ей нравится там восседать. Ощущать свою далеко не придуманную власть, смотреть надменным взглядом и накручивать на пальцы локоны волос. В ее осанке и внешности всегда скользит нечто столь неординарное, впечатляющее, а манеры бывают столь примечательны, что, даже не видя пышности ее свиты, можно было предположить в ней важную особу. Также нравилось сидеть и с наслаждением смотреть на то, как Честер справляется в одиночку с клиентами, впопыхах бегает туда-сюда; собственно, мир полон людей, проявляющих готовность: одни с готовностью трудятся, другие с готовностью разрешают им это делать. В те моменты, когда он по уши занят своей настоящей работой, у него и мысли о глупых шутках не возникает. Однако таких привычных. Но глупых. И ненавистных, — внезапных. Из раза в раз поражающих и злящих. Но все еще любимых. Мэнди получает некое блаженство за наблюдением того, как истинный Честер старается управиться одновременно с несколькими делами, — ведь он знает, что та смотрит прямо в этот момент (прибавка к зарплате никогда не бывает лишней!), и старается изо всех сил; но так происходит до тех пор, пока не наступает, как они называют, «сласть-пик». То же самое, что и час-пик, но только в магазине сладостей. Интересно придумано, правда? (Мэнди всегда нравилось сочинять случайные неологизмы). Подобные словечки и их сочетания нравится придумывать Конфетной Принцессе в моменты, когда она гуляет в своих мыслях. Честер же никогда не против о них послушать. Сласть-пик, зачастую, волной настигает их маленькое царство вечером. В этот момент поток людей настолько большой, что четыре руки справляются, что есть само слово — через вторые девяносто. Мэнди приходится покидать свое излюбленное место и консультировать покупателей, так же, как и обслуживать их на кассе. Только в такие моменты Честер и Мэнди неосознанно стоят рука об руку, готовые помочь друг другу без собственной выгоды; однако Ее Высочеству остается лишь вздыхать смотря на то, как ее место заняли очередные людишки, даже и королевской волосинки не имеющие, что уж там говорить об отсутствии короны! В суматохе дел потеют ладошки, из-за чего сладости то и дело оставляют противные сладкие следы на пальцах, — Честер редко брезгует в шутку замарать какую-нибудь часть королевского костюма Мэнди липкими следами, за что ему потом, несомненно, прилетает по голове: — Вишь как отскакивает, — смеется Мэнди, — говорю, голова у тебя уже как пробка, — и она демонстративно кулачком повторяет полет лежащей на полу карамельки, которая секундой назад отскочила от лба шута. Эта рутина стала настолько родной, что никто из двоих не может представить свою жизнь без нее. Зачастую у Мэнди мало свободного времени. Ее знакомые могут часами ждать ответа, на что у нее одно оправдание: «Прости, не могу найти в своем графике и минуты». Да, звучит грубовато, фальшиво и, возможно, самовлюбленно, но Ее Высочество всегда придерживалась именно такой философии в своей жизни. Чтобы кто-то стал ей важным, ему нужно стать частью графика. Выполняет ли Честер эту задачу? Однозначно, да. Даже чересчур хорошо (но прибавку к зарплате за это он не получит!). Каким-то немыслимым образом этот скоморох так осторожно втеснился в жизнь Мэнди, что она уже не видит жизни без него. Она думала насчет этого. Это впрямь трудно представить, стоит просто поверить. Перебирая мысли одна за другой, как хирург инструменты во время операции, она путалась все больше и больше — хирург, право, из нее никакой. А ведь был такой судьбоносный день, заставивший принять нового сотрудника в магазин! Да, был; Мэнди его прекрасно помнит и, если потребуется, перемотает в голове словно кинопленку. — Ваше Величество Мэнди, когда возьмемся за новую коробку? — голос вывел ее из мыслей. Честер стоит напротив, руки сложив за спину, а на лице играет улыбка. Он смотрит прямиком на напарницу, которая вновь погрузилась в тишину своих мыслей, сидя на троне. Стрелка часов еще не перешла за полдень, поэтому люди заходят редко. Несколько раз моргнув и незаметно встряхнув головой, Мэнди глядит на подопечного привычным надменным взглядом, — очевидно, что он говорит про поставку на складе. Проходит несколько секунд в молчании, прежде чем она отвечает: — Точно! Я и забыла о ней… Там же были те, которые у нас заканчиваются! — она тут же поднимается с места и шагает, опережая Честера. То, как Честер обращается к ней на работе — одна из любимых вещей Мэнди. Но и так было не сразу. Лишь недавно Ее Высочество начала за очередными раздумьями понимать, что Честер сначала делал это крайне аккуратно. Она ни разу его не заставляла и не просила, чего там, ей просто нравилось вживаться в роль Королевы этой небольшой Конфетной Страны. Но затем появился ее помощник, со временем примкнувший к ней настолько, что называть Мэнди «Ее Высочеством, Превосходством, Светом» и прочим стало обыденностью. Хотелось бы думать, что это лишь их сценарные образы, но они стали переходить во что-то большее. Кажется, с недавних дней подобные обращения проскальзывают даже в повседневных диалогах или переписках. Однако Ее Превосходству слишком нравится то, как шут периодически ее называет, например: — Ваше Высочество, думаю, вам стоит на это взглянуть! Или: — Свет мой, ваши руки еще не устали? Да, можно посчитать, что это все не более, чем шуточные прозвища, — но, черт возьми, какое же это сладкое чувство! Мэнди ощущает такой резкий подъем каждый раз, что неосознанно начинает улыбаться. Это щекочет в животе, ведь что-то, наконец, она понимает: Честеру тоже нравится так обращаться к ней. Каждый раз за ее карамельно-шипучим взглядом следует спазм внизу живота, взывающий мысли прямиком к небу — все из-за глупого шута. Быть его Высочеством — край чести. Никто больше к ней так не обращается. Конечно, да, какое-то время, выходя наконец из магазина, — соответственно, выходя из образа, — Мэнди бывало порой стыдно вспоминать об этом. Мысли навевали на глупости и словно кричали, что все это слишком дурно. Однако некоторое время спустя она зарубила на носу кое-какой факт: мысли — это последнее, чему, по праву, может стыдиться человек. Если так подумать, наша голова — чуть ли не единственное хранилище, где мы можем хранить что угодно, и что не будет замечено чужими людьми. Если, конечно, не дать им туда пропуск, но это уже право выбора. В своей голове можно и сочинять сюжеты, и представлять что-то словно наяву, да хоть целый мир создать — и все это только для тебя. Можно проводить сколько угодно времени в своих размышлениях, творить истории, а если очень постараться, то можно и почувствовать или потрогать что-либо. «Эскапизм», — скажут они. В какой-то степени да, правы. Но этот термин подразумевает избегание скучного и неприятного в жизни, что будет не совсем верно. Скажите, у кого из нас в детстве не было своего мирка, где мы проводили время с вымышленными героями? Создать свой мир для себя, все же, отличается от того понятия. Можно сравнить с сочинением на тему «Как я вижу свое лучшее будущее» — будет почти в цель, ведь такой мир полон мечтаний. В мире Мэнди есть Честер. Честер один из таких людей, в характере которых на первый взгляд есть какое-то упорство. Еще не успеешь открыть рта, как он уже готов спорить и, кажется, никогда не согласится на то, что явно противоречит его позиции, а в особенности не согласится плясать под чужую дудку; будет нести такую околесину, которая не только не имеет никакого подобия правды, но даже просто ни на что не имеет подобия; а кончится всегда тем, что в характере окажется мягкость, что он согласится именно на то, что отвергал, а затем пойдет поплясывать как никто другой под чужую дудку, однако при этом он вовсе не глупый. Подтвердить эти догадки может и Мэнди, — ее слова будут как мягкий слой шпаклевки между кирпичиками ярко выраженных характеристик. Вернемся же к событиям, которые будут вести прямиком к самой истории: Мэнди прошла по знакомому маршруту, оказавшись в небольшом помещении, но при этом хорошо освещенном. По правую и левую стороны стоят белые стеллажи, что и свойственно иметь любому магазину, на какой бы продукции он не специализировался. Две коробки уже какое-то время ютятся в самом низу левой полки, ожидая своего часа, — Мэнди проходит к ним, а Честер ожидает ее поручений в проходе. Стены окрашены в кремовый цвет, стоят обычный светлый письменный стол и два ярких пуфика, — розовый и зелёный — где работники спокойно могут отдохнуть. А если быть точнее, где Королева и ее подопечный могут провести время за чашечкой чая и светской беседой! Одной из любимых частей в работе для Мэнди всегда, по какой-то непонятной причине, являлась распаковка товаров, однако на этот раз что-то было не так. Не без труда перенеся не самую большую коробку на стол (вот ж Честер подонок, даже не спросил, нужна ли помощь!), она выпрямляется и протягивает руку к стаканчику с канцелярией. После открытия коробки, в самом верху она сразу замечает странный мешочек, напоминающий подарочный, лилового цвета. Это удивляет, заставляя застыть на мгновение. Немного помедлив, она решается порыться в памяти: — поставщик никогда не клал никаких бонусов или подарков к заказам — да чего уж там, сиди и надейся, чтобы твой заказ прислали в полной комплектации. Решив не прививать особого внимания Честера, она мельком откидывает неопознанный объект на стол и прикрывает случайной отчетной бумажкой, а затем произносит, указав на коробку: — Бери, можешь работать. К удивлению, напарник, пролавировав к столу, без различных упреков и лишних движений взял и отнес коробку в главное помещение, оставляя за собой только тихий шум бубенцов. Взгляд Мэнди моментально пал на прикрытый мешок. Что это? Что-то явно здесь неладно, ведь он значительно выбивается из колеи остальных маленьких упаковок и пакетов в той коробке. Вновь оглянув комнату и взмахнув фисташковыми хвостиками, она выдыхает. Руки неспешно откладывают лист в сторону, берут непросвечивающий мешочек с золотой ленточкой, и Мэнди замечает, что на нем маленькие желтые звездочки. Скорее, даже золотые — совсем как на небе. Кажется, вышиты нитью вручную. Окно, находящееся над столом, просачивает через себя свет, который поблескивает на этих нитках; ощущается, словно если приглядеться, то можно увидеть в них свое отражение. В мешочке цвета сирени карамельная конфета. И до того красивая, что заставляет Мэнди впасть в тихое удивление и провалиться в яму мыслей. Она моментально показалась ей какой-то ненастоящей, необычной; сделанной явно не машиной, а руками человека. Похоже на кусок гладкого золотого стекла, завитого в округлую, выпуклую форму. Если быть точнее, в выпуклое сердечко. А внутри маленький-маленький цветочек, вероятно, сухоцвет, словно залитый смолой. Если бы не исходящий запаха карамели, она бы точно приняла его за украшение, выполненное руками первоклассного ювелира. Либо оно попало сюда по ошибке, либо же было сделано кем-то. А этим кем-то, право, вполне мог быть Честер. Но Мэнди не видит, чтобы коробка была перепакована, да и слой скотча, вроде как, был один. Шут же никогда не участвует в оформлении заказов напрямую, разве что периодически составляет отчеты: что покупают чаще, что заканчивается реже и тому подобное — в общем, статистику для удобства работы. Бежать к нему и отбирать коробку, чтобы посмотреть, точно ли там один слой скотча, или, например, ловить и допрашивать насчет карамели — имеет смысл, однако Мэнди настолько впала в смятение, что вряд ли сейчас в силах принимать решения здраво. Пытаясь составить пазл воедино, она явно допускает пропажу одного кусочка. И этот кусочек с ответом на вопрос «зачем?». Зачем вообще Честеру это могло понадобиться? Или, быть может, если она попробует ее на вкус, то пожалеет о своем решении, а все благоговейные мысли сразу отпадут, — вдруг карамель будет жечь язык хуже острейшей в мире лапши, или по вкусу будет напоминать что-то совсем несъестное, что даже называть не хочется? Но нет. Лишь дотронувшись языком до конфеты, Мэнди понимает, что вкус ее соответствует аромату. Она полупрозрачна, но имеет вкус карамели. Еще лучше. Зачем? С какой целью Честеру могло понадобиться вручную что-то делать для нее? А может, это покупное изделие? Почему вообще Мэнди считает, что эта конфета сделана именно ее напарником? Возможно, ей бы хотелось, чтобы так было на самом деле? Все мы сочиняем возможные развилки событий и придумываем сюжеты, чтобы почувствовать себя частью чего-то большего, и это нормальная деятельность нашего мозга. Без таких мыслей пропала бы вера в лучшее; следовательно, во что превратился бы мир, если каждый на планете мыслил так? Маленький цветочек внутри похож на миниатюрное деревце, разве что желтого цвета. Оно крепко застыло в карамели до того аккуратно приготовленной, что не видно ни одного пузырька. Мастерство выполнения этой конфеты можно сравнить с истинной первоклассной работой: как роза, выточенная из алмаза; как картина, написанная в стиле рококо; как произведение классика, которое читают даже спустя века. До того оно аккуратное, что явно сделано неспроста. Зачем? Мэнди продолжает сидеть, замерев и глядя перед собой — аккуратно, чтобы на пальцах не осталось липких следов, она придерживает конфету с помощью ее родного мешочка. Он сделан из какой-то ткани, похожей на шелк. Ее Высочество плохо разбирается в тканях, так что сказать наверняка не может. Но она, этакая подарочная обертка, явно сшита вручную. Что, розыгрыши от Скомороха вышли на новый уровень? С чего бы ему внезапно становиться добродетелем? Так или иначе, об этом всем Мэнди еще успеет подумать дома — стоит аккуратно прибрать конфету, чтобы она не растаяла.──────── • ✤ • ────────
Совсем недавно мы обсуждали, как Мэнди нравятся ее высокие прозвища и титулы, дарованные Честером. Также стоит отметить и то, что ей нравится, как напарник всегда готов прийти на помощь, если просьба искренняя или срочная. Как верный слуга, в рабочие часы он может примчаться к ней по зову за секунды; в моменты, когда они не видятся вживую, их тесно переплетает переписка. Если тому не мешает ситуация, он отвечает моментально. И Мэнди любит это. Она любит свою важность, любит его внимание. Может быть, Честер даже догадывается.──────── • ✤ • ────────
В последние дни Честер ест только фисташковое мороженое. Покупает носки только фисташкового цвета и даже пытается найти в интернет-магазинах духи с ароматом фисташек. Мысль окружить себя всем, что переплетается с этим зеленым орехом, поселилась ему в голову уже как три дня назад и никак не собирается паковать вещи. Он наматывает круги по комнате, путает вилку с ложкой и шампунь с гелем для бритья просто из-за того, что думает о фисташках. Почему? Да потому что у Мэнди волосы как фисташки. И ему они нравятся. Смотришь издалека и кажется, что стоит подойти ближе, уткнуться носом, — как почувствуешь ореховый, приятный аромат. Мысли о том, что его гениальное сравнение волос Мэнди с фисташками — очень хорошее, стали переходить во что-то непонятное, словно завелся моторчик без тормоза. Ее Высочество, Ее Свет, Ее Превосходство… Как же приятны эти слова на языке, обозначающее только одно имя, только одно чувство. Только одно словосочетание — любовь к Мэнди. С каждым разом ему хотелось притиснуться к ней ближе, стать хоть на миллиметр дружнее. Отдалиться на расстояние от статуса «напарники» или «знакомые» и приблизиться к чему-то большему. Безумно хотелось окружить себя всем, что навевает на мысли о ней, — но Честер не понимает, что под собой подразумевают эти чувства. Он не читал романтики и не смотрел таких фильмов; экранизируют ли симпатию таким образом — он совершенно без понятия. Что делать в таком случае — он тоже не знает. Хотелось бы спросить у самой Мэнди мнение на этот счет, но он разумно глупит, отказывая себе. Он борется с мыслями в мозгу, колеблясь между своими мнениями. В своей голове он совсем не прибирается, и ему стыдно осознавать, что он ничуть не умеет думать о себе.──────── • ✤ • ────────
Она поворачивается к свету и принимается смотреть в стеклянную карамель. Неиссякаемый интерес вызывает даже не сама конфета, а ее внутренняя часть. В ней будто бы таилась некая глубина — и в то же время было воздушно-прозрачно. Словно поверхность — небосвод, а под ним крошечный мирок со своей атмосферой. Мэнди кажется, что она может попасть внутрь, что она уже внутри, вместе с кроватью, видом из окна и лежащей на тумбе короной. Словно конфета является знакомым магазином, а ее внутренность — жизнями работников, — Мэнди и Честера, — навеки влитыми в сердце стеклянного кристалла. Первый небольшой укус карамели, отозвавшийся приятным треском, растаял у Принцессы на языке. Вкус восхитительный. Лишь на грани сознания еще маячит воспоминание, вызывая тревожные чувства, которые не спешат принимать определенную форму, словно предмет, уловленный лишь уголком глаза. Стоит поздний вечер, и она, лежа на своей кровати при свете настольной лампы, смотрит на это маленькое произведение искусства. Если направить его на свет — кажется, что оно совсем хрупкое-хрупкое, готовое разрушиться на сотни маленьких частичек, стоит только на него дунуть. Но перед ней самая настоящая конфета, подаренная ей, и она сейчас держала ее прямо в своих руках. В холодных руках, которые позволяют конфете не таять. Честер же подавлен. Он рассчитывал, что реакция Мэнди будет моментальной. Что она, удивившись, побежит ему рассказывать, или, например, догадается, что этот подарок сделан им, и заведет такую балладу, что он сбежать от разговора не сможет, — этого-то он и хотел! Но когда он бросил на нее краткий взгляд по ее выходе из кладовой, на ее лице отсутствовали какие-либо изменчивые черты. Казалось, она была в своих мыслях, и с такой задумчивой гримасой, даже ни разу не соизволив взглянуть на напарника, прошла к своему месту, излюбленному и уже знакомому читателю. Да, он придумывал возможные развилки и кульминации его задумки. Да, он рассчитывал, что это будет толчок к развитию, что и свойственно любым людям — придумывать наилучшие развязки событий. Он думал, что она моментально заговорит с ним, захочет обсудить или, как минимум, спросит, не знает ли он, что это такое. Похоже, Честер все же глуп. Он не хочет винить Мэнди в оплошности. Первым делом ему хочется думать, что это он совершил какую-то ошибку в своих расчётах. Что он недостаточно хорошо знает Мэнди, что он мог подобрать ее нелюбимые вкусы, — чего бы, а кто здесь до этого целыми днями расспрашивал о них? Он часами учился по справочникам и интернету готовке карамели, несколько раз разочаровался в своих способностях из-за неудачных попыток, но довел дело до идеала. Ему хотелось, чтобы Мэнди все еще оставалась его Светом в глазах. Ему хотелось забраться прямо к ней в голову и от первого лица узнать обо всем, о чем она думает. Время не имеет для него значения, — ему хочется, чтобы оно напрочь пропало. Чтобы до их сближения оставались считанные секунды, которые хлопнут как хлопушка и сблизят их двоих, не заставляя вымученно ждать. Но нет, такого не происходит. Мысли об этом на вкус, как разбитый фарфор. Стрелка на настенных часах продолжает неспешно идти, говоря, что он живет в этом мире. Как скоро в этом мире для него появится Мэнди? Он не знает, — подождет.──────── • ✤ • ────────
Действия происходят в магазине. Раннее утро, солнце робко и неуверенно пробивается в помещения перед тем, как показаться во всей своей роскоши. У Честера возникает чувство, что он не только утратил способность выражать свои мысли, но вообще позабыл, о чем собирался сказать. Он готовился к этому днями, и ему не приходило в голову, что одной смелостью здесь не обойдешься. Говорить несложно. Просто берешь и переносишь вслух нескончаемый внутренний монолог — впрочем, на данный момент иссяк даже он, лишь пальцы руки неосознанно перебирали ткань одежды. Он обещал себе быть уверенным, но обещания эти не пускали корней в его памяти, и каждым новым дождем их смывало оттуда бесследно. Нет таких секретов, что не вырываются из сердца наружу. А Мэнди в последнее время стала для него весьма значительным человеком в жизни. Стала человеком, который прямо сейчас стоит перед ним и говорит, что не принимает такой «таинственный» подарок от Честера. Что это глупо. Что «почему ты не сказал напрямую?». Звучит как удар по сердцу, так что же он не возьмется объяснять? Не заканчивать же жизнь как случайный захворавший, так и не узнав окончательно, что, собственно, с ним случилось и какую роковую ошибку он совершил в своей жизни? Бывают обстоятельства, при которых наш организм работает на редкость плохо. Громадная энергия, возникшая при этом, пропадает как бы впустую. Она, вернее, тратится на черт знает что — на неровное дыхание, метание взгляда из стороны в сторону и даже, как мы видели, на перебирание ткани своего наряда. Этот шут был мечтатель и фантазер, не любящий грубых объятий жизни и ее противной, как лакрица, действительности. Но не все оппоненты, к великому счастью, в этом смысле одинаковы. Мэнди, перебрав все возможные развилки событий в своей голове и сложив руки, на выдохе выпалила: — Честер, ты же понимаешь, что солгав всему миру, ты будешь вынужден лгать всю оставшуюся жизнь? Слыша эти слова, Честер понимает, что уже мучительно долго молчит. Он вздыхает, восторг усыхает под давлением холодной реальности и чувства вины. Язык беспомощно ворочается у него во рту, снова и снова пытаясь выговорить хоть единственное слово то одной, то другой мысли. До последнего он и сам не знал, что ответит: — Я не лгу. И не шучу, — тихо произносит он, выдержав паузу. — Подарок выглядит слишком просто? — кажется, Мэнди хотелось встрять посреди его начавшегося монолога, но быстро была перебита: — Наверное, мне следовало поперхнуться каким-нибудь кислым мармеладом, дать себе покорчиться на полу от боли, чтобы ты хоть немного взволновалась, и лишь затем подарить тебе признание как награду. Для такой крысы, как я, это было бы справедливей! Но в выборе твоей реакции я, увы, не свободен и очень ограничен. Мэнди опешила. И это не позволяет спокойно осознать все сказанное Честером. Она не привыкла слышать его настоящие мысли, не привыкла слышать его настоящие чувства. Она не привыкла слушать его настоящего. Что, если эта минута перевернет их жизни настолько, что потом будет горестно вспоминать? Что, если это все еще нелепая шутка от Честера, и он лишь все больше и больше входит в свою роль? Что, если это вовсе не наяву? Что будет, если Честер поменяется? Мэнди знает, что она готова ответить. Но она хочет высказать перед этим еще кое-что, что как раз не обретает форму в ее голове. Что, если пропадет то, к чему она так привыкла и с ненавистью полюбила за все время? — Что, если твои розыгрыши пропадут? — спрашивает она. И вдруг ей становится ужасно стыдно за свои действия. Честер распинается перед ней, изливая все такими словами, а она задает лишь нелепый вопрос? Ее взгляд неспешно поднимается вверх, к счастью, встречая чужую, но знакомую улыбку. На этот раз она теплее: — Тебя волнует только это? Честер смеется, а Мэнди заливается румянцем, готовая закончить свое существование заикаясь прямо здесь. Если хорошо подумать, то Королева совсем не готова к резким переменам. В том числе в их личных взаимоотношениях. Однако узнать о том, что практически всегда было явью — что-то новое. Она догадывалась, что тот питает к ней теплую симпатию в глубине души, просто у него свой стиль для ее демонстрации. Она неловко улыбается и вспоминает ту карамель. Она была сделана Честером. Цвет, композиция, аромат — все пошло из его мыслей и попало прямиком к ней в руки. Интересный, однако, способ передачи чувств… Но необходимо скорее поменять манеру поведения. Вернее, так произошло уже само собой. Даже поражает то, как быстро Честер адаптировался под ситуацию. Играет словами? Неловко улыбаясь и потирая руки, Мэнди вновь поднимает взгляд и кивает: — Волнует. — В таком случае могу обещать минимальные изменения в твоем отношении ко мне, просто добавим в них больше смысла. Мэнди, одаренная самой теплой мыслью Честера, которую ей только доводилось слышать, в улыбке поджимает губы и смотрит перед собой, слушая речи. Он продолжает: — Просто знай, что я тебя понимаю. И все то, что ты пытаешься сказать, правда. Мысли Мэнди внезапно забились не в тот угол; Как же красив он в этот момент! Удивительно, но она никогда не выпадал случай, чтобы она воспринимала его так. Да, многое в Мэнди в нем упорно не нравилось, его в какой-то степени изящная наружность, и, может быть, именно потому, что она уже слишком приелась. Впоследствии она поняла, что и в этом судила пристрастно. Он высок, строен; глаза его всегда улыбаются такой невинностью, в которых порывами блистает самая простодушная, детская веселость; в другие же моменты, когда он поглощен делом, они так кротки и задумчивы, что от прошлого остается только вечный озорной блеск. Его губы всегда держались в улыбке, что каждый видевший это простодушие, в каком бы настроении духа ни был, должен был улыбнуться так же, как и он; тем неожиданнее и очаровательнее была вдруг появлявшаяся на них серьезность. Одевался он всегда просто, но при этом в какой-то степени изящно; видно было, что ему ни стоило ни малейшего труда это изящество во всем, что было ему прирождено. Правда, и в нем было несколько нехороших замашек, несколько дурных привычек хорошего тона: легкомыслие, самодовольство, вежливая дерзость. В целом, то же самое можно отнести и к Мэнди. Но он был слишком ясен и прост душою. Даже самый эгоизм был в нем как-то привлекателен, именно потому, что был откровенен, а не скрыт. Теперь не скрытых им вещей еще больше. Мэнди инстинктивно изначально чувствовала, что будет возвышаться над ним; что его разум однажды будет даже ее виноватой жертвой. Она предвкушала наслаждение любить его без памяти и мучить до боли. Мучить того, кого любишь, именно за то, что любишь. Но сейчас в его глазах сияет любовь, и он с восторгом смотрит на нее. Она забывает в это мгновение все — и шутки, и обиды, и магазин… Она счастлива. И радость эта очень тихая и, уж конечно, без каких-либо обид или ревности. Именно благодаря такому отсутствию невзгод, а потому и всякого напряжения, Мэнди почувствовала удовольствие: приятно было смотреть в эти глаза, не шутящие, не властные, а полные робкого спокойствия, робкой настойчивости. Казалось, что все прошедшие предостережения Ее Высочества не только насторожили его, но и заставили быть внимательнее ко всему, что происходит, и разбираться в собственных и ее словах лучше любого справочника. И он рассмеялся вместе с ней, когда она сказала, что все равно любит его даже самые глупые шутки. — И все же, — Мэнди неспешно выдыхает, — почему именно такая карамель? — Мне хотелось, чтобы ты легко догадалась от кого она. И, честно говоря, тот факт, что в день ее получения ты не стала меня расспрашивать, а, судя по всему, просто куда-то убрала — меня напугал. Казалось, словно я забыл положить ее в коробку, или ты не обнаружила подарок… Получил я коробку, все же, без той конфеты. У меня столько вариантов было, а ты продолжала морить меня молчанием! Тебе должно быть стыдно, Мэнди, — повторяя ее позу и корча театральную недовольную гримасу, он складывает руки на груди. — Ну же, — Ее Высочество делает шаг вперед, сокращая расстояние между ними, и обвивает его руками за шею и плечи. Чувствуется, как сердцебиение у Честера участилось, но Мэнди, словно специально в хорошем плане ухудшая ситуацию, прижалась к нему: — Я же знаю, что ты все равно меня любишь. Да, так и есть. Он любит ее. И думает, что Мэнди делает то же самое в ответ. К счастью, она подтверждает его мысль, заключая губы в сладком поцелуе.