Когда цветет магнолия

      — Итачи-сан? — мягко окликает напарника Кисаме, скрывшись от жаркого солнца под густыми кронами бука.       — Я здесь.       Тягучее молчание, вновь повисшее между ними, ощущается, как полные песка легкие; не вдохнуть, не выдохнуть. Хошигаки непривычно разморенный теплыми летними деньками, тихий и неразговорчивый, под стать старшему Учихе, только вот закавыка — если не говорят оба, то беды не миновать, уж это ниндзя знал отлично.       — Мне нужна вода. — Он и сам знает, что Итачи протянет ему полупустой бутыль в ответ, и осекается, добавив, — нет, я бы и сам мог, право… мне нужна вода. Называйте, как хотите, любой маломальский водоем, понимаете?       — Тогда нам нужно выдвигаться.       Никто не шел в ночь без крайней на то необходимости. Особенно не в одну из таких: светлую и теплую, озаренную звездным небом и низко висящим полумесяцем луны.       Негромкий шорох одежд, и ниндзя низко склоняется над совсем поникшем Кисаме, внимательно вглядываясь в чужое лицо:       — Что с вами? — он быстрым движением руки проверяет его пульс, и подмечает болезненно запавшие глаза, испарину на лбу, горящие щеки и пересохшие губы. — Отвечайте же!       — О, Итачи-сан, то все звериные повадки, вам не следует знать, — он пытается улыбнутся, но только чувствует, как клыки чиркают по нежной плоти языка, и выступает кровь. — Я не думал, что все случится так скоро, ведь сезон еще не начался…       Напарник нетерпеливо вздергивает бровь, требуя продолжать. В этом весь Итачи: удивительная сдержанность в купе с тяжелым нравом.       — Гон, — ему приходится повторить снова, чтобы увидеть в темных глазах напротив хоть толику понимания, — течка, брачный сезон, как вам угодно это называть?       Само собой вопрос не предполагал ответа, и Кисаме устало закрывает глаза, наслаждаясь густыми зарослями травы, приятно холодящими спину.       — И часто такое бывает?       — Нет. В последнее время все реже, как думаете, старею?       — Глупость какая… — тянет Учиха, укладывая упрямый подбородок на скрещенные между собой пальцы. — Как только сможете, отправимся дальше.       Кисаме покачал головой:       — Только когда взойдет солнце, Итачи-сан.       — Хорошо, как знаете.       Никто из них не может заснуть. Просто лежат в темноте, чуть поодаль друг от друга. Дует чудесный легкий ветерок, полный пьянящих ароматов цветения, и жара, наконец, отступает. Кисаме вслушивается в шум листьев, и тянет носом — он чувствует свежий запах ледяной воды, что в тысячи ри отсюда.       — Как мы будет идти, если вы совсем не спите?       — Раз вы не можете меня сменить, а я все равно не усну этой ночью — то отчего же мне не занять дежурство?       Ниндзя удалось провалиться в недолгую дрему, и очнувшись, он откинул с себя плащ, что выступал за место покрывала, ловко поднимаясь на ноги. Мысли его путались. Ему просто необходимо было одиночество, невозможное в подобных условиях.       Хошикаги бродит туда-сюда, не сразу замечая надломленную дугу чужих бровей, а еще искусанные до крови губы. Несколько лет почти безотрывно проведенные в миссиях не проходят бесследно — он считывает нукенина за секунды.       — Скверно себя чувствуете? Опять голова?       Итачи промолчал, только лишь поднял взгляд; вниз по белой щеке скатилась слеза.       — Идите ко мне, — Бесхвостый Биджу опускается на футон позади него, укладывая чужую голову себе на колени. Он предпочел бы совсем другое развитие событий, однако руки не следуют разуму, почти ласковы, когда касаются другого ниндзя, аккуратно оглаживая напряженные мышцы.       Учиха забавно морщит нос, и смотрит прямо в глаза напарнику:       — Это…?       — Чувствуешь?       От того, что Кисаме вдруг сменил почтительное обращение на дружеское, его пробивает дрожь.       — Что?       — Мой запах.       — Чувствую.       Хошигаки надавливает большим пальцем на холку особенно болезненно, Итачи подрывается с места, а его глаза знакомо полыхнули алым.       — Успокойтесь, Итачи-сан. Ну же? — он жестом подозвал его ближе. — Все в порядке.       — Он странный. Ваш запах, — говорит ниндзя, позволяя сильным пальцам возвратиться себе на плечи.       — Странный? Любопытно, ведь я его почти не чувствую. Не знаю, приятен ли… вы ведь не хищник, Итачи-сан, он и не должен нравится вам.       — Когда это закончится?       Нукенин обозначает его состояние, как «это», боясь сказать иное. И Кисаме по-настоящему забавляется, ощутив смущение напарника. Или нечто вроде него.       Он вообще не уверен, умеет ли Учиха чувствовать смущение.       — Не знаю. Через пару дней… или недель. Пожалуйста, — негромко окликнул он Итачи, прижав его ладонью к земле, — не дергайтесь. Вам же хуже.       Боль все же отступает, и нукенин поднимается с его колен, осторожно выпутавшись из-под крепких пальцев.       — Спасибо.       Он опускает взгляд ниже, а Кисаме даже не пытается прикрыться — все равно заметил, да и как не заметить? Ниндзя деликатно отстраняется, и смиренно присаживается на краешек футона.       — Заплести вам волосы? Как вы любите?       Когда он впервые попытался это сделать, Итачи чуть было не срубил ему руку по локоть. Оказалось такой личный жест по отношению к нему самому чужд. Он давно перестал чураться его касаний, и послушно откинулся назад, опершись спиной о грудь напарника. Ему было неведомо, как сильно доверие между ними, и ценил их отношения даже в таком виде.       Учиха сладко задремал, так и оставшись в его объятиях. А проснувшись, уже под утро, отчитал за то, что не потрудился разбудить.       — Мне лучше, — поудобнее перехватив Самехаду, резко бросил Кисаме.       — Вы лжете самому себе? — ниндзя растерянно осматривается по сторонам, — вокруг — никого. На многие ри.       Недосказанность была как нельзя кстати, ведь им обоим и так было известно, что подразумевал Учиха. Хотя, должно быть, брань и грязь, из уст нукенина будет звучать не хуже. Он только лишь однажды слышал ругань от товарища, а сам никогда не стеснялся крепкого словца, положение обязывало как-никак.       — Не волнуйтесь. Я справляюсь.       Итачи ловко перехватил его руку с оружием, и ощутил, как-то протестующе дернулось меж пальцев:       — Мы не можем позволить себе провалить миссию.       — Этого не будет. Я никогда не допускаю ошибок.       — Ладно. В путь.       Забросив за спину немногочисленные пожитки, они вышли на тропу.       Когда ниндзя настигли нужного места, Хошикаги заметил небольшой пруд, наполненный полупрозрачной лазурной водой. Не слишком глубокий, но сойдет, ему вообще подойдет что-угодно.       Просканировав окружение, взгляд их остановился на маленькой, залитой солнцем опушкe, что у песчаного берега, где и решено было временно остановиться. Кисаме спешно развоплотился догола, пожалуй, даже слишком быстро, так как Итачи замер, напряженно всматриваясь в широкую спину, погружающуюся в тихую водную гладь.       Кое-где красиво вились кувшинки, они только-только раскрывали шелковистые бутоны, и нукенин позволил себе полюбоваться ими. Он присел около воды, и изредка запускал «лягушек», казалось, он был слеп ко всему живому, полностью погрузившись в свои мысли. Само собой, так могло показаться только чужаку, Кисаме с легкостью убедился в этом, когда перехватил плоский кусок сланца, брошенный ниндзя. Взгляд у него был тяжелый и цепкий, как всегда.       — Как вы?       — Спасибо за заботу, Итачи-сан, но боюсь простого купания недостаточно, чтобы избавиться от моего, скажем так, «недуга», — улыбнулся напарнику Хошикаги, выходя на сушу. — Вам тоже не повредит, кстати.       От него не укрылся быстрый, оценивающий взгляд, скользнувший по обнаженному телу. Разумеется, тот и не пытался уйти от внимательных карих глаз, ведь и сам понимал, почему приковывал интерес. Нет, красотой, по крайней мере, понятной многим, наемник не обладал, однако же… было место и другим вещам, помимо милых черт лица. Они с Итачи не раз посещали вместе сэнто*, деликатности последнему не отнять, правда, какие-то нюансы при совместном купание не могли никак укрыться. Похоже тот счел их достаточно привлекательными, чтобы допускать такие взгляды впредь.       Вода была почти теплой и купание затягивалось, ведь спешка не нужна. Время оставалось на их стороне.       Кисаме нехотя прикрылся еще влажным грубым отрезком из льна. Скоро наступит полуденная жара, и летнее очарование сойдет на нет. Впрочем, даже ядовитое солнце не могло всерьез помешать ему, ведь вчерашнее состояние возвратится, как неотвратимый кошмар, и накроет того с новой силой. Каждый день цикла хуже предыдущего, только другому ниндзя это знать не обязательно.       Волосы Итачи растрепались, выбившись из длинной косы, но он не спешил повязать их обратно, давая тем подсохнуть. Облачившись в легкую сорочку и короткие штаны, тот оставил пару пуговиц расстегнутыми, ведь в отличии от напарника, предпочитал без надобности не оголяться, особенно, когда опасность могла настигнуть их в любой момент.       — Я вас смущаю, Итачи-сан?       — Нет, можете и дальше светить голой задницей, если… желаете, — сквозь зубы цедит Итачи, не потрудившись даже обернуться к нему.       Кисаме белозубо скалится и поднявшись, встает против света, прямо перед носом Учихи.       — Тогда мне лучше одеться? — Он медленно натянул хакама*, одно неверное движение — и его причиндалы мертвым грузом свалятся наземь; такая выходка могла, как выгореть, так и наоборот, прогореть, не успев толком растормошить. А Итаче, как назло, и бровью не повел.       «Ругаться, вообщем-то, — решил Кисаме, почесав затылок, — расхотелось».       Конечно, они оба ощутили, когда запах усилился. Хошигаки яростно клацнул зубами, и хотел было оставить Итачи-сана одного, послоняться в округе, поглазеть, что там, вдалеке, на противоположной стороне берега, темного, скрытого цветущими фаргезиями.       Миловаться летним цветом он мог бы и в компании напарника, но, право, дело было как раз в Учихе. Черт бы его… Кисаме туже затянул в поясе, нервно играя желваками.       — Иди ко мне.       Вначале он подумал, что ему почудилось, и Итачи говорил сам с собой, но всмотревшись в почти черные глаза напротив понял, что нет, не почудилось.       — Иди ко мне, — приказал тот, и на его лице скользнула тень улыбки; жестокой, малоприятной.       Кисаме навис над Итачи, упершись одним коленом между разведенных ног. Живот мерзко тянуло, а в паху все слиплось от соленой влаги. Мысли стали ускользать от него, когда наемник с силой толкнул его раскрытой ладонью в грудь, заставляя распластаться на песке.       Прежде чем он успевает раскрыть рот, ниндзя стискивает широкую челюсть, приближая к себе:       — Не говори со мной… не называй меня по имени… молчи. — Рука жестко проехалась между бедер, ухватив за яйца, и Кисаме несдержанно рыкнул, обнажив клыки. От того, как умело принялись ласкать чужие пальцы, ему хочется натурально взвыть. Хошигаки готов принять правила этой странной игры, если за глупой возней последует нечто большее, и с силой прикусил язык.       Хищник в нем дрожит от удовольствия, жаждет большего, металлического привкуса во рту и крови, обагрившей ладони. Лебединая шея Учихи маячит так близко от его зубов, только потянись… и перегрызи.       «Нет, — решает Монстр, — пока рано».       Итачи на его фоне юнец-юнцом, много меньше его, сухопарый и жилистый, и все же… Кисаме задыхается от смеха, застрявшего в глотке, когда напарник цепляет его под коленями, проходится по узким щелям жабр, откровенно изучает, подстраивается. Или подстраивает под себе, он не уверен точно.       Хошигаки видит, что нукенин теряется, когда принимается за его возбужденную плоть. Не удержавшись, грязно ругается, чувствуя, что еще немного, и слюна начнет капать из его раззявленного рта. Тело извелось, бесконечно голодное и липкое от выступившей смазки, все не совсем, как у людей, и он осторожно встречается взглядом с напарником, все еще не проронив ни звука. Итачи смело ведет пальцами вдоль члена, и Кисаме раскрывает бедра еще шире, позволяя тому скользнуть дальше, в куда более интимное место. Будь на его месте некто, вроде него самого, ничего подобного бы не последовало; никаких полу-движений или сомнений, острые зубы рвут по плоте, и ничего, кроме обыденной боли ни один из них не познал бы. Но Зверь внутри сыто притих.       И все же… все же, внутренности дерет и скручивает, всего этого так мало, чудовищно мало. Кисаме перехватывает тонкую кисть, погружая длинные пальцы глубже и сталкиваясь с напарником лбами:       — Позволено, Итачи… сан, — шепчет он, все же ослушавшись указа.       Впервые это происходит с человеком, да еще и бывшим шиноби. Кто у него мог быть? Шлюхи, да подобные ему, наемники — отъявленные головорезы, не гнушающиеся вырезать целые семьи за горстку мон. И только однажды во время одного из множества гонов, у него был такой же ниндзя со Зверем внутри.       Его шкура сильная, а тело готово принять другого, растоптать, сломать, унизить. Ведь стоит ему пригвоздить Учиху к земле, стискивая по рукам и ногам, тот и не шелохнётся, о, он уже не сможет влезть в черепушку, стирая чужую волю в порошок. Черт, как бы ему этого хотелось!       Нукенин, кажется, особенного стеснения не испытывал, и ловко орудовал рукой, движения, правда, были чуть смазаны, и Кисаме не сразу понял отчего. Весь он мелко трясся, замирая на его туше. Глаза наемника остановились на слизи, быстро растертой меж пальцев, и Бесхвостый Биджу обложил того такой бранью, что у Учихи, похоже, даже кончики ушей загорелись. Свободной кистью он принялся стягивать с себя одежды.       Когда бледные бедра накрыли его, Хошигаки передернуло от отвращения. То, с какой легкостью он вошел внутрь, заставило его выругаться. Знакомая боль наполнила нутро, но Кисаме принял ее, понимая, что тот, другой, уже буквально бы располосовал его на кусочки. Плоть грубо билась внутри него, заставляя мерзко ныть в животе. Теперь будет полно времени, чтобы упиваться ненавистью к своей собственной природе.       — Шустрее, — бормочет Кисаме, видят боги, это на приказ не похоже, — и плавнее, это не клинок.       Итачи злится, но молча подчиняется, повторяя за его движениями. Кисаме кончает следом за ним, сплюнув вязкую слюну, перемешанную с кровь, прямо на песок. Ожидаемого облегчения не наступает. Тело никак не насытится, но и этого ненадолго хватит, в конце-концов, они на задании, а не в юкаку*.       Они отрываются друг от друга, Учиха вновь обхватывает его между ног, но наемник решительно отодвигает его за плечо, перекатывается на бок, и подхватывает сухую тряпицу, чтобы привести себя в порядок. Больше ничего не последовало. Молча оделись, молча собрались и молча же двинулись дальше, пересекая опушку с прудом.       — Тшш, слышите?       Нукенин быстро складывает пальцы, накидывая Сокрытие и садясь на корточки.       Итачи опустился поблизости, надеясь, что запах их не выдаст. Он с недовольством отметил, что витки чакры Хошигаки все еще мелькали в воздухе. За ними следили, не очень осторожничая, но и не выдавая себя. Затаившись, те ожидали, что незнакомцы соизволят показаться на свет.       На лбу у Кисаме выступила испарина, а под одеждой он взмок, как свинья. Итачи стоически переносил жару, но напарник все равно увидел, что тот раз через раз выдыхает через рот, словно собака, жадно втягивая горячий воздух. Ниндзя выставляет вперед руку, на пробу уходя в бок — и туда незамедлительно летит несколько подряд сюрикенов. Итачи пробует остановить его, перехватывая за локоть, но тут же отдергивает руку; бледно-зеленая плоть горит огнем.       — Прошу, опустите оружие! — играючи начинает Кисаме, выступив вперед. — Мы всего лишь хотим передать весточку!       — Ты? — грубовато окликнул чей-то голос, и из тени выступила тонкая фигура в плаще. — Я полагал… что группа уже прибыла на место. А где Учиха?       — Полагаю, что он прямо за твоей спиной, — весело отозвался Хошигаки, привалившись к толстому столбу дуба. — Как давно ты следишь за нами?       Дейдара откинул налипшие на лоб волосы, и мягко отодвинул лезвие, прижимающееся к белой шее:       — Итачи-сан, — издевательски поприветствовал тот его, натянув привычную ухмылку. — Недолго. Вы задержались. С чем связана заминка?       — Я получил ранение.       Причиной и впрямь стало ранение. Да, если хорошенько подумать, то именно оно… Правда, от него уже не осталось и следа.       — Значит, нужно было отказаться от миссии.       — Время есть, зачем же торопить события? — вставил Итачи, поравнявшись с напарником. — Другой вопрос в том, что ты тут делаешь?       — Меня направили подчистить за вами двумя. «Если»… и только «если», вы оплошаете, — Дейдара прищурился, и склонился к нукенинам, — чья же рука так умела, что ранила Монстра Скрытого Тумана?       — Мастер Итачи разбил мне сердце.       Нукенин многозначительно хмыкнул, в привычном жесте сцепляя руки на груди:       — Мы делали на вас ставки, — бормочет тот, и вдруг глаза его стекленеют, он переходит на шепот, — здесь еще кто-то еще… тише, кажется, нас еще не успели заметить.       Нападавшими оказались охотники за головами, самые обыкновенные бандиты, что желали выручить немалую сумму сразу за двух беглых шиноби. Убить их было совсем не трудно, всего пара движений, вскрыть глотки, а те и не пикнули бы. Кисаме же решил иначе, он рванул вперед, подставляясь под удары.       Начав неторопливую резню, тот кружился в паре с Дейдарой, оставляя позади Итачи, укутанного во мрак.       Острые зубы вцепились в чужую глотку, и перегрызли трахею. Хлынула теплая кровь. Оторванная голова с хрустом отлетела в сторону. Кто-то заорал, громко, до хрипов.       Итачи напал бесшумно, устранив двоих четким разрезом клинка.       — Помочь? — буднично интересуется он, скосившись в сторону Бесхвостого Биджу.       — Хватайте белобрысого! — донеслось откуда-то сзади, но прежде, чем нукенин наложил печать, раздался оглушительный хохот.       Итачи тяжело вздохнул, поправляя волосы и уходя обратно в тень. Бессмысленная бойня начала утомлять его.       В живых осталась только молодая тощая девка, вооруженная до зубов, но мозгов у нее было крайне мало, так что она скоро лишилась преимущества, и оказалась зажата меж двух наемников. До того уродливая, покрытая рытвинами и шрамами от оспы, девчонка оказалась неожиданно острой на язык. Учиха пропустил часть брани, лившейся из разбитого рта, услышав только последние слова:       — … давайте же! Дейдара заставил ее замолчать, вырвав язык одним резким движением пальцев; пасть Хошикаги звонко щелкнула перед тем, как сомкнуться на загорелой шее. Та билась в агонии еще какое-то время, пока совсем не затихла. Она замертво рухнула вниз, распластавшись остывающей тушей посреди золотистого песка.       Дейдара слизал пару капель крови, попавших на щеку, и ослепительно улыбнулся Итачи, наблюдающим за ними из укрытия.       — Можем двигаться дальше?       Кисаме отерся от требухи, налипшей на меч, и набросив плащ, двинулся следом.       Ниндзя оставил их у самой заставы. Впереди замаячили неровные ряды разноцветных улиц, перекрывающих ярморочную площадь. Поселение было крупным и далее в город вел длинный навесной мост.       — Свидимся, — коротко попрощался он, напоследок скользнув рукой за спину Учихи, и касаясь длинных прядей волос, — а тебе идет.       Воспользовавшись Техникой Изменения Облика, они беспрепятственно проникли внутрь, не привлекая лишнего внимания. Если Учиха еще не вызывал подозрения одним своим появлением, то зубастая рожа товарища, красующаяся едва ли не на каждом лобном месте, могла напугать любого местного.       — Мастер Итачи, а за мою голову на пару миллионов ре больше! — хохотнул Кисаме, указав на плакат, — да и морда куда страшнее!       «А впрочем, — подумал Учиха, глядя на жирные туши, обтянутые в дорогие шелка, — не так уж мы выделяемся».       — Разве что шлюхи давали показания, — серьезно отозвался он. — Глядите-ка, кто… шиноби.       Они свернули в грязноватый переулок, направившись в сторону рекана* попроще, чем в центре.       — Шлюхи, Итачи-сан? Любите такие места?       — За спинами шепчутся, что сами вы не большой любитель юкаку?       — Отвечаете вопросом на вопрос, — осклабился Хошигаки, и Итачи ощутил, как порывом ветра принесло отвратительный металлический запах, вяжущий язык.       — Уважаем ли мы рабство, позволенное в нашем государстве? Разумеется, я бывал в паре-другой есивар*. Ваше и мое присутствие в этих гнилых кварталах, должно быть, стало единственным радостным событием в их жизнях.       — Чем же они обязаны визиту? Оттачивали на юдзе* Гендзюцу?       Ниндзя двигался очень быстро. Даже быстрее, чем он сам.       Рывок — и нукенин прижат к хлипкой стене из размякшего бамбука. Напротив полыхают две кровавые точки:       — Думаете, мне не хватает практики?       — Что вы, Итачи-сан… я ничуть не приуменьшаю устроенною вами бойню в Конохе, — Хошигаки перехватывает бледную ладонь, упершуюся ему в грудь, и прижимается ближе. — Одна только прохлада вашей чудесной кисти дорогого стоит. Какая прозрачная кожа, нежная, не нужно никакой рисовой пудры!       — Так ты соблазняешь продажных девиц? — он незаметно усмехается, и все же… руки не убирает, считывая удары чужого сердца.       — Зачем мне это? Все, чего я пожелаю — можно взять силой. Ну, а ты… стоишь тысячи шлюх.       Черт! А ведь он мог сорваться. Да, вот так, за несколько секунд.       — Высоко же ты меня ценишь, Кисаме-сан…       Чужие пальцы нашарили крутой отворот на рубахе, скользя вдоль шероховатой ткани, и безошибочно застывая около сердца.       — Тук… тук… холодный разум и сердце. А я вот совсем другой, знаете? И как же угораздило стать с вами напарниками?       Под шелком, много ниже груди, угадывалось очевидное желание.       — Хочу сделать… — Кисаме вдруг безумно расхохотался, ощутив, как сердце забилось чуть чаще, — молчу, Итачи-сан.       О чем вообще был разговор? Хошигаки с трудом унял возбуждения, одернув ткань, и разошелся с Учихой, заметив пару внимательных взглядов, направленных в их сторону. Стоял полдень, и на улицах сновали толпы людей.       Ему вовсе не претила мысль, что горячий кусок плоти дрогнул в ответ на прикосновение; Итачи, хотя и являлся сложным механизмом, все же состоял из крови и мяса, и он все еще чувствовал на себе жар его изящного тела, оставшись один.       Тень похоти постепенно подступала к нему, накрывая с неотвратимым медленным темпом. Оставалось надеется, что Учиха не прикончит его, когда та, наконец, поглотит сознание.       Им пришлось посетить одну из лавок, пестрящих яркими вывесками, и выбрать более подходящие одежды. Облачившись в просторные кимоно, украшенные вычурной цветочной вышивкой, им удается получить приличную комнату в постоялом дворе. Хозяйка — миловидная женщина средних лет — тут же пала под странным очарованием Кисаме, довольно скалящегося во все 32 нормальных человеческих зуба, и даже сделала им скидку.       — Это нечто вроде феромонов?       — А? О чем вы, Итачи-сан?       — В период гона у некоторых биологических видов выделяется феромон, — спокойно продолжил ниндзя, заходя в рекан.       Помещение было хорошо освещено и блестело от чистоты. Следы от влажной уборки все еще остались на полу, устланному татами. Низкие округлые окна надежно скрывали бамбуковые жалюзи, и жаркое солнце не попадало в комнаты.       — То же самое и у акул, — закончил Учиха, прикрывая за собой седзи*. — Впрочем, мне не известно, как это может повлиять на людей.       — Разумно. Боюсь, что на этот раз во всем повинно мое природное очарование, — отрезал Хошикаги, избавляясь от ненужных верхних одежд, — мастер, поспите, хотя бы попробуйте.       Кое-где костюм алел от чужих пятен крови, и Кисаме спешно убрался к чанам с водой, набрав полную фуро*. И раз уж они не стеснены обстоятельствами, к сэнто и приближаться не стоит, ведь лишние вопросы им были не к чему.       Время неумолимо тянулось к вечеру. На улице скрывалась духота, смердящая потом и табаком, что несли с собой оживившиеся люди, выбравшиеся из своих домов.       — Час Кабана, Итачи-сан. Нам пора, — тихо произнес Хошигаки, разбудив нукенина, мирно спящего на низко стоящем футоне. — Вам и впрямь удалось заснуть.       Итачи выпутался из-под прохлады шелковых простыней, и устало взглянул на напарника:       — А теперь мне придется собирать себя по частям… меня мучили кошмары.       — Вы так тихо лежали, я был уверен, что вы видите грезы.       — Грезы часто превращаются в кошмары, — переведя дыхание, отозвался Учиха, и направился к фуро; та поостыла, но жара, упрямо вступившая в свой период, позволяла наслаждаться прохладной или попросту ледяной водой.       — Что же вам снилось?       — Коноха, — полушепотом ответил Итачи, погружаясь в воду.       Приняв чужое обличие, они покинули свое убежище. На ерокобу* людей было совсем немного, и пройти незамеченными не представлялось возможным. Имена тоже им не принадлежали, и ниндзя с легкостью оставили ремесло за порогом, играя роль праздных аристократов в поисках развлечений.       Хошикаги всегда был тих и покорен во время заданий, вот только эта ночь очередной не стала, а его пикантная… кхм… особенность могла все испортить. Нукенин бросил на него взгляд исподлобья, скрываясь за лаковыми полями касы*:       — Ты молчалив, друг мой.       — Цель, мастер, — бросил Кисаме, рывком допивая сикисанкон*.       Итачи последовал за его примером, осушив итимасу*; так и было, объект прибыл точно вовремя. Пить Учиха не любил, скривившись, и сакэ неприятно обожгло глотку, напарник при том даже не поморщился.       Они обступили этого человека, отрезав пути отхода по обеим сторонам от невысокой фигуры:       — Обойдемся без приветствий. Вы должны передать это своему господину.       Тот оказался не из робкого десятка, и плавно выпустив изо рта курительную трубку, отказался исполнять приказ:       — Еще чего! Кто вы, собственно, такие?       — Мы работаем на организацию, которой вы задолжали… всем своим существованием.       Противно скрипнула древесина.       Вокруг сжималось кольцо часовых, охраняющих их цель.       — Прошу, отойдите от нашего господина на пару шагов, — со скрытой угрозой в голосе, прошептал длинноволосый человек, схватившись за ручку катаны.       Шаринган появился и так же быстро исчез с карих глаз.       — Уверяю вас, все в порядке. Можете идти.       Итачи задрал ладонь вверх, показав знак Акацуки.       — Д-да, я п-понял, уважаемые, — нервно улыбнулся господин, забирая из протянутой руки письмо.       — Что именно ты должен сделать? Ну? Живее! — прикрикнул Кисаме.       — Я передам письмо своему хозяину. Только и всего.       Хошигаки напутственно потрепал того по плечу, напоследок сказав:       — Только не вздумай бежать, ладно? Иначе придется отрубить тебе ноги.       — Н-не нужно, я в-все сделаю… только-то от кого оно?       — Твое дело просто отдать письмо, — повторил Итачи, направившись к выходу.       На улицах было немноголюдно: те, кто вели праздный образ жизни — сидели по ерокобу, простые работяги давно спали.       Стояла знойная духота. Небо и впрямь заволокло белой дымкой облаков, густых, нависающих над самой головой, после полуденного жара — хотелось лишь опустится в холодные воды какого-нибудь горного источника. Но их с Итачи нe ждали ни сносная погода, ни мнимое спокойствие; вильнув с главной дороги, они неспешно потянулись вдоль немногочисленных домишек с покатыми крышами, торговых рядов и лавочек, погруженных в привычную тишину позднего часа.       Не успели они обойти по узенькой тропинке, что вела прямиков в рекан, то резко остановились, отходя к зарослям пурпурных азалий; около постоялого двора был разбит сад.       — Чакра. Ее слишком много, — на выдохе произнес Кисаме, привалившись к молоденькой сакуре, и та опасно накренилась под весом нукенина.       — Техника Клонирования! — Рядом мгновенно выросли тени ниндзя, готовые к исполнению приказа хозяина.       — Предлагаю разделится, — негромко начал Итачи, замечая чужие копии.       — Да, Итачи-сан.       Послышались торопливые звуки шагов.       Неужто они разленились, как сытые крысы, вылезшие из своих нор? Учиха быстро вернулся к воспоминаниям. Да, в подобных крупных селениях всегда вьется по нескольку групп шиноби, так что те вполне могли устроить тут нечто вроде перевалочного пункта. Ошибки имели место быть: им вообще не стоило оставаться в городе. Скрыться после успешно выполненного задания и двинуться в сторону группировки. Вот и все, что от них требовалось.       Итачи стиснул кулаки. Тут отыскать кого-то настоящая проблема, город велик, гостиниц большое множество, а тем более, если обстоятельство касалось двух бывших шиноби. И все же, риски, разумеется, были. Крутились в поселение и наемники, повсюду расклеены контракты, словом, идеальное место для таких, как они двое.       Он подумал, что да, охота велась постоянно, но нападение на границе, утомленные солнцем шиноби, снующие на ярмарке — то были знаки, которые они предпочли игнорировать. Пятеро головорезов, жаждущих выручить миллионы рен, ну впервые разве их преследовали с такой целью? Не впервые, признавал нукенин, но задание не предполагало никаких, даже малейших трудностей. Чтобы их вычислить, нужно… нужно было знать о самом указе.       Недуг его товарища, некогда объявивший о себе, так же усыпил их бдительность.       — Кисаме-сан, — кивнул ниндзя, скользнув вверх, призраком двигаясь по крышам.       Он заметил небольшую вспышку света, сопровождающуюся громким хлопком. Другой клон остановился, замерев у подножия храма. Скрежет металла, и клинок пронзает его собственную тень, исчезнувшую в полумраке ночи.       Их было несколько. Заметил только двоих, но могли быть и другие, предпочитая скрываться до определенного сигнала. Итачи не узнавал их лиц, витиеватые символы на налобных протекторах сообщали, что их владельцы из Деревни Скрытой Дымки.       Все последующие произошло так быстро, что он уже не берется сказать, какое из событий предшествовало другому.       — Окружить его! Печати, ну же! — Несколько водных клонов Кисаме взорвались, поднимая клубы пыли, и Итачи пришлось сменить укрытие, чтобы продолжить наблюдение.       Затем показался, по-видимому, командир группы. Он не носил повязки, был довольно стар, а его смуглое лицо в нескольких местах покрывали уродливые шрамы. Нукенину не нужно было погружаться в сознание, чтобы вспомнить — никогда раньше ему не приходилось видеть этого человека. Стены храма пронзила дрожь, расселилась иллюзия, и к площади потянулась еще одна группа шиноби.       Когда раздался очередной хлопок, то в воздухе вспыхнули отголоски чакры, отливающие розовым. Звуки боя прерывались раскатистыми ударами грома. Итачи с легкостью сосредоточился на одной фигуре, окутанной в белое кимоно. Кисаме предстал в своей ужасающей звериной форме, сбросив чужую личину.       Росчерк молнии разделил чернильное небо надвое. Поднимался сладкий мускусный аромат, переплетенный с резким, землистым, какой бывает в любой ненастный день перед дождем. Первые капли оросили почву, застучав по крыше.       — Вам не убить меня! Не убить! — зарычал Хошикаги, размахивая мечом. Кровь размывало дождем; она быстро тянулась по каменным глыбам, оседая меж узких прорех.       Неужто… они искали не его? Нет, именно товарищ был их целью.       Один. Второй… Порубленные на куски тела рухнули наземь, лужи постепенно окрашивались в багровое.       Пожалуй, он понимал, что тому не справится с ними. Их слишком много. Командир и несколько приближенных шиноби — не ниже S-ранга. Понимал это и Хошигаки, затягивающий сражение.       — Остановись, и мы пощадим тебя! Даю слово! — отступив, забормотал один из них. — Послушай меня, если ты не растерял разум!       — Слово такой собаки, как ты, ничего не стоит, — блекло отозвался Бесхвостый Биджу, выдыхаясь.       — Мы доставим тебя к суду, хочешь ты этого или нет!       — Хах, и кто же будет судить меня? Ты ли, тварь?       Он и впрямь остановился, забросив Самехаду за плечо:       — Так что ты предлагаешь, Сато?       — Сейчас разойдемся по обе стороны, и направимся к моему клану, где тебя ожидает справедливое наказания за все твои преступления. Ты и сам знаешь, сколькие выслеживают тебя, рано или поздно… все равно прикончат.       — Эх, а я хотел дожить до старости, — мечтательно протянул нукенин, стирая с лица кровь. — Тебе ли, лжецу, давать обещания? А?       — Хорошо, — холодно согласился шиноби, складывая печати. — Хочешь поскорее сдохнуть? Закончим все прямо здесь.       Итачи болезненно всматривался, ища знакомые символы, высеченные на металле. Оставь он в живых кого-то из той, старой жизни, причем, столкнувшись с ними во второй, а то и третий раз, на него упадет тень предательства, и тогда не сыскать оправданий. Впрочем, рука его больше не дрогнет. Даже если он того не желал, выбора не остается.       — Ты никогда не работаешь в одиночку, где же твой верный напарник? Или вернее сказать… подлый?       Кисаме хрипло рассмеялся, отплевывая кровь, даже будучи скованным по рукам и ногам, он не терял вкуса к иронии:       — О, вы не захотите с ним столкнуться! И все же, однако, жизнь ваша оборвется сегодня же.       — Вот как… два нукенина лучшего одного, правда? Я заметил твою тень, отступник, не пытайся ускользнуть от нас. Если ты и впрямь товарищ Монстра Скрытого Тумана, так выйди и сразись за него! — потребовал Сато, спрятав оружие.       — Мы сильно ранили это чудище, мастер. Доживет ли он хоть до рассвета? — небрежно заметил молодой шиноби, ткнув пленника тупым концом меча. — Нужно позаботиться о его ранах.       — Если бы Хошигаки так просто было убить… скоро на месте удара не останется и шрама.       — Мститель с Мангекьё, — шепотом тянет Кисаме, подняв глаза прямо на Итачи.       Верно, пора заканчивать.       Он спрыгнул с крыши, в пару движений оказываясь на нужном месте. В Технике Изменения Облика больше нужды не было.       — А-а-а, узнаю породу. Учиха, — кривится Сато, не скрывая отвращения. — Который?       — Лучший, — бросил Итачи, и его глаза полыхнули алым.       — Не смотрите на него! Отведите взгляд! — успел отдать приказ командир, выступая вперед. В правом глазу блеснул Шаринган.       — Вы не можете противится истинной силе моего Мангекьё. Я могу уничтожить тебя даже будучи слепым, — улыбается Итачи, и впрямь прикрывая ладонью один глаз.       — Сато-сан!       Ниндзя не помнил, когда в последний раз небеса проливались ливнем. Ледяные капли: крупные и косые, окатили их влагой, застилая зрение. Должно быть, шиноби позабыли о такой нелепице, как отражение в воде, завлекшие их в Цукуёми.       Хошигаки буквально чувствовал переполняющую его чакру, она вырвалась наружу, когда он уничтожил оковы, что сдерживали ее. Воззвав к Стихии Воды, оглушил нападавших взрывной волной, отбросившую их к кованным воротам храма.       — Как жаль, ублюдок, ведь чьи-то глазки Учих пострадали, перейдя к тебе. Или ты сам их вырвал? Впрочем, какая теперь разница? — прошептал нукенин, склонившись над распростертым на земле Сато. — Итачи-сан?       Тот зажмурился, растирая влагу меж пальцев. Он давно не использовал свое Мангекьё; а этим днем уже дважды, при этом ощущая знакомую резь в глазах и опустошенность чакры. Хмыкнув, ниндзя подумал о том, будь у него сила сравнимая с Хошигаки, тогда Шаринган можно было использовать несколько раз подряд, много больше, чем дважды или трижды.       — Идем, — тихо позвал Учиха, подбирая клинок. — Долго же вы…       — Простите, я надеялся, что вы тоже будете порасторопнее.       Итачи заинтересовано приподнял бровь на замечание, разумеется, словами не ответив.       — Как ваша рана?       — Терпимо. Почти затянулась. — В один рывок настигнув вершин скал, что тянулись вдоль всего города, они незаметно шли к рекану.       — Странно. Я чувствую, как веет кровью.       — Это не кровь, — просто бросил Кисаме, опередив его, и спрыгивая на крышу. — В чем смысл существования любого зверя, вы знаете, Итачи-сан? Оставить потомство.       Учиха молча кивнул, скоро настигнув высокую фигуру, скользящую по деревянным балкам.       — Само мое существо отвергает смерть, ведь все чего оно желает, это наплодить, как можно больше подобных мне… оно отчаянно противится смерти, делая все для выживания. Словно паразит, если вы найдете эту аналогию любопытной.       — Мне казалось, что… недуг отступил. Вы сами сказали об этом, Кисаме-сан.       — Что же, тогда морок действительно ненадолго отступил. Сознаюсь в умышлено сказанной лжи.       Итачи жестом остановил его, преграждая путь:       — Хм. И к чему это?       — Я не хотел вас пугать. Вот и все.       Они переглянулись, застыв друг напротив друга. Кисаме в который раз отметил нечто гипнотическое в обыкновенном взгляде напарника. Нечто, что всегда скрывается на дне этих темных глаз. Учиха со странным волнением покосился на белый шелк, навсегда испорченный следами крови. И все-таки, как гармонично смотрелось светлое на темной его плоте, пусть и сплошь перепачканное ржаво-красными пятнами. Полы кимоно разошлись, свободно покачиваясь на ветру.       — Отчего ты думаешь, что можешь напугать меня?       — Разве это не страх? Ну станется тебе, Итачи, — процедил сквозь зубы Хошигаки, сцепив на груди руки. — Я долгое время без сна, скоро бодрствование сменится усталостью, и взгляни на себя — ты ведь знаешь, что влечет за собой Техника…       Учиха заставил замолчать его жестом руки. Пожалуй, впервые тот назвал его просто по имени. Принюхавшись, нукенин отмел резкие запахи дождя, и вдохнул приятный цветочный аромат. Он увидел блеснувшую на челе испарину, и постарался скрыть сладкую истому, поразившую его.       — Надеюсь здесь найдется выпивка, — воодушевленно сказал ниндзя, скрывшись от дождя в рекане. Хозяйка давно спала, и их поздний визит останется в тайне.       Пройдя босыми ступнями до вязанного ковра, Учиха прикрыл окна, и сел на пол, сбрасывая с себя мокрое хаори*.       — А за что пьем? — небрежно поинтересовался Итачи, вытягивая из волос шпильки.       — За смерть моего врага, конечно же!       К тосту он отнесся скептически, и все же опрокинул чашу, делая большой глоток.       — Ох, ну и до чего мерзкая! А этот привкус? Словно рыбьи потроха, находите, Итачи-сан?       — Верно, — согласился Учиха, с трудом удерживая выпитое внутри. Правда, Хошигаки вновь разлил им обоим, пожав плечами.       — Согрелись?       — Да, — удивленно кивнул он, понимая, что нижние одежды хоть и остались сухи, волосы и спина все же успели намокнуть под проливным дождем. — Удивительная пора… единожды на моей памяти начался сезон дождей во время цветении магнолии.       — Ваша правда, мастер Итачи. Я и вовсе не припомню подобного.       Алкоголь притуплял боль и прочие чувства смятения, но гон упрямо напоминал о себе, проявляясь в дрожи пальцев и выступившем поту, хотя в комнатах стояла прохлада. Все прочее скрывали брюки.       Они тихо переговаривались о погоде, нехотя опустошая бутыль. Если подумать, не так и дурно, почти не отдает на языке.       — Ложитесь, Итачи-сан. Я скоро тоже отойду ко сну, — приложившись к чаше, оборвал беседу Хошигаки.       Ни единой фразой, ни взглядом, ни вздохом они не обменялись; совершенно ничто не говорило о произошедшем утром. Привычный тон, чуть отстраненный и холодный. Спокойный взгляд карих глаз и бледная рука, сжавшая рукоять клинка.       — Позволите осмотреть вашу рану? — переоблачившись ко сну, предложил Итачи.       — Не могу отказать, — позволяя стянуть пояс, ответил Хошигаки. — Прошу.       О ранение напоминала только продырявленная ткань кимоно. Пальцы прошлись по линии мускул:       — Больно?       — Уже нет.       Вот оно! Искорка интереса в темном омуте глаза. Или приоткрывшиеся уста, показавшие кромку белых зубов.       — Я должен поблагодарить вас, Итачи-сан.       — Долг. То был мой долг перед боевым товарищем.       Кисаме непривычно мягко улыбается, не показывая зубов. Он смотрит на чуть влажные пряди волос, змеями укутавшие плечи и грудь напарника. Взгляд его не скрывает ни похоти, ни потребности.       Итачи впервые подумал об этом. Отбросив всякие мысли о обязательстве, он погрузился в воспоминание; мог ли он оставить Хошигаки? Странно, ведь действовал он с тем же холодным разумом, что и всегда. Только необходимое, ничего лишнего, как любая другая миссия. Его и не посещало сомнение в том, что с напарником могло произойти непоправимое. В любом деле нужен расчет. Это не было исключением.       Нукенин хорошо запомнил день их знакомства, и последующие, ведь ни о каком доверии тогда не могло быть и речи. Годами они достигали его, окончательно стершись друг с другом. В одну из ночей, не прошло, кажется, и месяца с их встречи, во время задания, он решил проверить товарища, напав на него. Не всерьез, само собой, но жажда проверить его была слишком велика, чтобы ею не воспользоваться. Тот крепко спал, не реагируя на вечно беспокойного Учиху, что часто проводил целые дни без сна.       Он мог поклясться, что Хошигаки и впрямь спал, когда лезвие полоснуло по чужой глотке. Но тело только растворилось в прозрачной дымке, а к собственному горлу опасно близко прижималось острие Самехады.       — Вы хороши, Итачи-сан, но не забывайте, что имеете дело с отступником S-ранга.       — И впрямь. Постараюсь не забыть, — длинные пальцы проходятся по мечу, надавливая на острые края. Брызгает кровь. Клон исчезает.       Кисаме радостно хохочет, оглядываясь по сторонам:       — Когда вы успели?       — С самого начала, — отозвался голос откуда-то сверху, а из густых зарослей проступила невысокая фигура. — А вы?       — Ну, я предполагал нечто подобное, когда услышал, что вы встали.       — Надо же.       Уже настоящий нукенин приблизился к мощной фигуре Хошигаки.       — Это иллюзия? Как тогда, во время нашего первого боя? — восхищенно выдохнул тот, потянувшись к Итачи.       — Нет. На этот раз.       — Я мог не понять, что вы затянули меню в морок?       — Да, вполне. И все же, насколько не была бы идеальной моя техника, надолго ее не хватит, рано или поздно она рассеется.       — Признаться, я восхищаюсь вами. Я не знаю никого, кто достиг бы такого совершенства в Гендзюцу.       Перед тем, как отправится спать, Кисаме тогда сказал еще кое-что: «Я рад, что мы с вами напарники», а Учихе не оставалось ничего кроме как согласиться.       Он вынырнул из воспоминаний, обнаружив себе на футоне. Из соседних комнат звучал плеск воды, а пустой бутыль одиноко стоял под седзи. Накрывшись простынями, он погрузился в сон, не видя ни грез, ни кошмаров.       Ему действительно удалось провалится пусть в краткий, но сладкий сон, из которого он был вырван самым вопиющим образом:       — Кричите, если хотите, Итачи-сан, — шепнули на ухо, а цепкая рука жестко сжала волосы на затылке, подтягивая к себе. — Никакого больше запрета на разговоры, а? Тем более, что вы такой… такой…       Нукенин всегда боялся вступать в рукопашный бой с кем-то на подобии Кисаме, ведь если у него не будет доступа к Техникам, то заведомо бой проигран, только не появись возможность ускользнуть прочь. Он смог вывернуться, перевернувшись на спину, и активировать Мангекьё, однако же, то ли ему не хватило времени, и истощение дало о себе знать, то ли Хошигаки был слишком силен. Ладонь закрыла ему глаза, а пальцами другой руки тот удерживал его, не давая пошевелить и пальцем.       — Ну же, Итачи-сан, вы ведь знаете, сколько сил у вас отнимает Шаринган, нескольких раз за день вполне достаточно, — продолжал звучать голос необыкновенно ласково и тихо. — Все молчите? Отлично, значит, говорить буду только я.       Ночной костюм на нем приспустили, задирая на груди, и он почувствовал, как загорелись щеки и лоб. Даже не удосужились раздеть полностью. Странное чувство, засевшее под ребрами, не было похоже ни на стыд, ни на злобу.       Его сковало тяжестью тела, и бедер коснулась обнаженная влажная плоть. Он задрожал, как от омерзения, вновь дернувшись.       — Как сладко вы трепещете, мастер! — хохотнул Кисаме, вновь уткнув его носом в подушку, и подминая под себя. — Знаете, ведь если вы берете кого-то силой, то боль все равно есть, даже у такого, как я. Особенно с мужчиной. Право, лично я не вижу в том никакого удовольствия. Разумеется, это касается только позиции принимающего. Или униженного?       Длинный язык скользнул вдоль его уха, опускаясь на мягкий хрящ мочки, и прикусывая его. Против воли тело покрылось мурашками, и далеко не от наслаждения. Итачи вообще ненавидел, когда кто-то касался его шеи, впрочем… когда сильные пальцы обхватили его между ног, он не смог сдержать стона.       — Ты… сам желал, чтобы я овладел тобой, — шипит в ответ, пытаясь уйти от прикосновений. — И еще… — тут голос его осекся, оборвавшись.       — Скажите это, — потребовал Хошигаки, елозя по нему членом, подтягивая задницу поближе, и упираясь в его естество. Тот мог бы войти прямо сейчас, такой плоть оказалась влажной от соков.       — Тело приняло меня, не выступило и капли крови. Ты принял меня, — наконец отозвался он, зажимая клыками внутреннюю сторону щеки.       — Ах, говорю же, боль оттого не меньшая. Мы сейчас попробуем повторить, ну только наоборот, фактически.       — Нет, — слабо прошептал он, несдержанно поскуливая. В паху уже ныло от возбуждения. — Прекрати!       — Вы говорите «нет», а я слышу «да».       Когда Кисаме снова толкнулся вперед, словно примеряясь, то его плоть заскользила внутрь. По-звериному взвыв, он все велел остановится, «велел» любопытное слово, сам Итачи характеризовал его бы несколько иначе.       Все же, ему не только не хватило времени, он совершенно не хотел прибегать к использованию Шарингана. Раздумывать над тем, стоило все же либо нет, как-то не было возможности.       — Черт, — сдавленно выругался нукенин, — должно быть, я вообще не стану останавливаться. Солнце взойдет не так скоро.       Он почувствовал, как кожа натянулись и лопнув, обагрила место их слияния кровью.       Ненадолго, и все же Хошигаки прикрыл пасть, освободив его от ненужных разговоров. Трудно сказать, как долго это продолжалось, но, когда плоть задвигалась особенно резко, сокращаясь, дождь прекратился.       — Удивительно, стонать ты все же умеешь, — прохрипел Кисаме, увалившись подле. — Утром от тебя доносилось только тихое пыхтение, как на толчке.       Последовал заливистый хохот, и нукенин схватил его руку, прижимая к себе между ног.       — Точить бревна, Кисаме-сан, и то лучше, — спокойно ответил Учиха, поглаживая того между ягодиц.       — Сейчас-то тебе точно понравилось, Итачи-сан, — вторил Хошигаки ему в тон, больно рванув за тонкое запястье. — Ну, что я говорил? Веселее!       Да, наверное, стоило затянуть того в иллюзию, где они бы все так же совокуплялись, но только лишь в чужом сознании.       Навалившись на напарнике, он низко-низко поднес голову к его, почти соприкасаясь губами. Пахло все той же дрянью из покатой бутылки и сладостью его течки. Навязчивый запах засел глубоко в носу, вызывая тошноту. Пахло сливой с примесью приторных ванильных, а также лимонных оттенков. Так и пахло цветение магнолии. А ведь ранее он находил ее аромат соблазнительным и легким.       Плоть, правда, не волновал ни запах, ни вкус подгнившей рыбы в глотке; она покраснела, наливаясь кровью, а изо рта вырвался очередной нечленораздельный звук, весьма походящий на стон.       — Ты хочешь или нет? Потому что я… — тот не договорил, сдержанно прошипев сквозь стиснутые челюсти.       Внутри него было очень мокро и горячо, так что Итачи не был уверен, что ему удастся продержаться хоть сколько-нибудь. Зад обжигало болью, а живот совершенно ужасающе скрутило, будто он все еще стоял перед другим раком, принимая его член.       Они столкнулись зубами, и Кисаме сунул ему в рот кисть, перемазанную семенем и смазкой. И успел ведь протолкнуть пальцы, не давая себя укусить. Учиха сплюнул в ухмыляющуюся рожу, и дернул бедрами, глубоко задвигавшись в жарком нутре.       Удлинившиеся когти полоснули его по пояснице, а акульи зубы насмерть вцепились в плечо. Он уже представил, как хлынет поток крови, да, не умрет от такого… наверное. Двинувшись в последний раз, словно в припадке, плоть излилась.       Тихо вскрикнув, нукенин ухватил за короткие пряди волос, стараясь причинить, как можно больше боли. Или тот, наконец, разожмет челюсти и оторвется с куском его мяса или погрузит их еще глубже, вытягивая кровь.       — Прекратите, Кисаме-сан. Вы ведь сами говорили, что лучше напарника себе не сыщете.       Просить он не хотел, но начал ощущать, как закатываются белки глаз, а тело пробивает судорогой. Неужто это подступает смерть?       Внутри еще теплились остатки чакры, так что в крайнем случае у него есть возможность задействовать Стихию.       — Кровь у вас… соленая, как и у остальных, — едва различимо прошептал Хошигаки, отершись рукой.       — Ч-чудесная н-новость…       Рана обильно кровила, и Учиха зажал ее пальцами, отталкиваясь коленом от ниндзя. Им вновь придется омыться в ледяной воде, хотя все, чего ему хотелось, так это обогреть закоченевшие мышцы и прикрыться простыней. Хватит и последнего.       — Я и представить не могу, что окажусь с вами в одной постели, мастер Итачи.       — Да, верно, — сглотнул он, шевеля ссохшимися губами. — Любишь же поговорить, Кисаме-сан.       Тот все бормотал, а он тупо уткнулся в потолок, разглядывая ничто, пытаясь найти в белой краске изъян.       Внутри шевельнулось что-то, когда ему подумалось о восхитительном светлом шелке на бледно-зеленой коже. Хватит ли мужества признать, что дело не в чертовом парадном кимоно? Не этого ли он жаждал, осматривая рану на чужом животе? Осторожно встретился взглядом с его, позволяя глубине своих глаз объяснить все за место языка?       — … не начни я говорить, вы вовсе рот не откроете.       Ему вновь пришлось согласится, чужие пальцы потянулись к шее, оголяя укус.       — Жаль, что вы не можете оставить метку на моем теле. Я бы носил ее с честью шиноби, — то ли не всерьёз, то ли взаправду, буднично произносит Хошигаки.       — Надеюсь, от этой не останется и следа, — ответил Учиха, привстав, — насытилось ли твое тело?       — Пожалуй. На сегодня.