a puzzle called fate

Последнюю неделю скромная квартирка напоминает реквизитную самого востребованного театра города: тут и там разбросана одежда, обувь, косметика, обитатели суетятся, бесконечно таскаются с чем-то в руках и беспрерывно спорят. В отличие от реквизитной, в квартире вещей почти не остается, полки больше не ломятся от растений и рамок с фотографиями, количество подушек и плюшевых зайцев на диване значительно уменьшилось. — Давай еще раз: паспорт, деньги на такси, билеты, страховка, договор аренды, его копия, — на каждое слово невысокий парень, одетый в белое, топает ногой и стукает пальцами по дверному косяку, вторя тикающим на стене часам, — и не забудь свои таблетки, хён, пожалуйста, перелёт долгий, ты должен выпить как минимум одну, попроси у стюард- — Стоп, Хонджун, остановись. Сонхва отрывается от укладывания последних вещей в чемодан и поднимается на ноги, чтобы подойти к младшему, одной рукой накрыть беспокойные пальцы на косяке, а второй за подбородок повернуть к себе его лицо. Эта неделя оказалась неподъемно тяжелой для них обоих. Пока Сонхва носился с документами, улаживал дела с уже бывшей работой и пытался убедить Уёна, что перемена места жительства никак не скажется на их вечерних часах сплетен, Хонджун пытался привыкнуть к новой действительности. За все десять лет, что они с Сонхва знакомы, за все восемь, что официально встречались, и все пять, что вместе жили, он не мог и не хотел представлять себе день, когда всё это закончится. Неделя была слишком коротким сроком для осознания, что Пак отныне свой собственный. Хонджун поднял голову на старшего, но глаза за тонкой оправой очков не могли сосредоточиться на одной точке лица напротив. Они будто пытались напоследок впитать всё то, что не смогли за предыдущие года. У него правда настолько тёмные глаза, что аж насквозь прожигают, или это из-за скудного освещения? На губах сегодня не так много контура, или они всегда были такие точеные? Волосы уложены как-то по-другому, на глаза лезут, а он это так ненавидит...А, точно, фен же уже убран. — Земля вызывает Джуна, приём. — вместе с наконец прорвавшимся сквозь поток сознания голосом младший почувствовал, как с косяка рука Сонхва переместилась на плечо и слегка его потрясла, — Все бумажки надежно упакованы тобой же в ту голубую папку со звездочками, помнишь? Ты всегда говорил, что она счастливая: что в неё ни положи, это никогда не потеряется, потому что звезды укажут путь домой. — голос Сонхва был мягким и отчетливым, будто он пытался успокоить перевозбужденного ребенка. Конечно, Хонджун помнил про злосчастную папку. Помнил, как ночами клеил её под светом почти перегоревшей настольной лампы, как из раза в раз получалось неаккуратно, как он злился, раскидывал бумажные звезды по всему столу, потом успокаивался и принимался за дело снова, ведь Сонхва достоин только лучшего. Старшим он был по возрасту, но точно не по уму, иначе не получается объяснить феноменальную способность терять талончики на обед, хотя клялся, что точно-точно клал их в портфель, а питаться для растущего в не самых лучших условиях организма было крайне важно. Хонджуна огорчало зрелище Пака, ползающего по полу класса и пытающегося понять, не выронил ли он что из кармана по пути к доске. Это повторялось изо дня в день, пока однажды Хонджун не смастерил товарищу папку с путеводной звездой. Сонхва растерялся, когда младший парниша протянул ему свое творение, что-то буркнул под нос про “такими темпами себя скоро потеряешь”, отвернулся к двери, постоял там немного и позвал ничего не понимающего Сонхва за собой в столовую. Звезда и правда сработала, в этой папке ничто никогда не терялось, и сама она никогда не терялась. Сейчас Ким Хонджун больше всего на свете хотел засунуть туда Пак Сонхва. — Да-да-да, но мало ли мы всё же что-то забыли. Столько дел, хён, ты знаешь, я не самый организованный человек, а мы же про переезд твой говорим, всё должно пройти хорошо от и до, и потерять документы - последнее, что тебе нужно сейчас. А если мы перепутали даты, и тебя не пустят на поезд, а если… Ким продолжал бессвязно бормотать про всевозможные беды, которые могли свалиться на голову бедному Сонхва. Тот только закатил глаза и решил не мешать соседу: пусть выговориться, может, выдохнется и перестанет чушь нести. Не могло быть такого, чтобы они что-то забыли. Хонджун проявил чудеса ответственности, когда искал Паку удобные по времени билеты на поезд, сам разговаривал с арендодателем нового жилья и порывался даже съездить в другой город и осмотреть новое место чуть ли не под лупой, но старший быстро остудил пыл соседа. По поведению Хонджуна казалось, что переезд Сонхва для него долгожданный праздник, слишком много инициативы он проявлял в вопросах, которые его даже напрямую не касались. Сонхва уже хотел было вернуться к чемодану, как услышал в голосе Хонджуна нечто странное. Он всегда говорил чуть быстрее обычного человека, сейчас от нервов совсем забывал про паузы и будто не дышал между словами, но всё же один вздох выскользнул из его губ, и Паку он не понравился. Он прекрасно понимал это: сорванный, непрошенный звук, предвестник таких же непрошенных слёз. Ким Хонджун никогда не плакал. Канючил из вредности, изображал слезы, чтобы разжалобить старших, хныкал над очередным из ниоткуда взявшимся синяком, но плакать по-настоящему — ни разу. Как-то летним вечером после выпуска из школы Сонхва поинтересовался, почему так, ведь Хонджун был эмоциональным человеком и не стеснялся выражать ни одно свое чувство. Ни одно, кроме слёз. — Понимаешь, — они валялись на газоне на заднем дворе общежития, Ким показывал Паку звезды на темно-синем небе, — я не считаю плач чем-то зазорным или недостойным мужчины, обязательно подойду и спрошу, что случилось, если увижу кого-то плачущим, тебя, вон, сколько раз успокаивал, но сам просто не могу. За чувства нужно нести ответственность всегда, а при посторонних особенно. Ответственность за свои чувства я беру единолично, незачем это перекладывать на плечи другого. Мои слёзы никто никогда не увидит, потому что я не позволю ему взять на себя мою боль. — То есть наедине с собой ты можешь и поплакать? — Да, такое случается. Если когда-нибудь я заплачу при тебе, хён, — Хонджун обернулся на товарища, весь разговор смотревшего на него, и печально улыбнулся, — значит, дела мои совсем плохи. Семь лет спустя Ким Хонджун оказался на грани истерики при другом человеке. Что-то в нём сломалось, и Сонхва обязан был выяснить, что именно. Ким Хонджун всегда был его укрытием от всех бед. Ближе у Сонхва никого не было и вряд ли когда-то будет. Он показал неуверенному в себе мальчику из бедной семьи, как дышать полной грудью. В какой-то момент они просто приклеились друг к другу и больше не разлучались. Долго не могли назвать взаимное притяжение одним словом, или просто не хотели. Жили в собственном мирке, наполненном уважением, теплом и принятием, и думали, что так будет всегда. Только во взрослом возрасте Сонхва понял, что никогда толком и не жил. Он перенял бесконечно альтруистичную натуру Хонджуна и возвёл её в абсолют. Не было такого, чтобы он хоть кому-то даже подумал отказать. Сделать групповой проект одному, потому что “хён, ко мне друг приехал, давно не виделись”; разрешить Уёну выставить свои фото на сайте знакомств вместо собственных, потому что “хён, ну ты же красивее меня, а потом что-нибудь придумаем, ну пожалуйста”, позволять Хонджуну складывать одежду в шкаф чёрти как, хотя это очевидно доставляет дискомфорт, потому что “хён, мне так удобно, ну потерпи немного”. Сонхва позволял вить из себя веревки, потому что только так, по его мнению, был по-настоящему нужен и любим. Трудно сказать, в какой момент парень прислушался к голосам в голове, твердящим о собственной важности, но всё же это случилось. А вместе с ним пришло осознание, что их отношения с Хонджуном слегка странные. Младший никогда не помыкал Сонхва, не оскорблял, всегда относился со всем трепетом, что только есть в его небольшом шустром теле. Они казались идеальными со стороны, но внутри царил беспорядок: Сонхва сам подстраивался под младшего, когда его никто не просил. Согласился жить в квартире далеко от работы, потому что Хонджуну она уж очень понравилась, мирился с его бытовой инвалидностью, хотя это неимоверно раздражало, но что поделаешь, в такого вот влюбился. Хонджун осыпал Сонхва тонной комплиментов по поводу и без, а тот делал вид, что верил, Хонджун же не будет врать. Верил, но того же не чувствовал. Финалом пути к себе для Сонхва стало решение взять паузу. Не потому что разлюбил (и вряд ли когда-то сможет), а потому что отношения-по-привычке могли длиться еще долго, но не привели бы ни к чему. Над ними уже висел топор бытовухи, вот-вот готовый сорваться с петель и смести всё на своем пути, и игнорировать его более стало просто невозможно. Сонхва надеялся, что у него получилось объяснить всё младшему и убедить его сохранить тёплые дружеские отношения. Но надежды, видимо, не оправдались. Он должен был заметить погрустневший в последнюю неделю активных сборов взгляд Хонджуна, его частые зависания дома по вечерам вместо привычной работы в студии. Должен был, но не заметил, завертевшись как белка в колесе. Из размышлений Сонхва вырвал всхлип. Теперь это был именно он. Сонхва, все же севший разбираться с чемоданом на полу, поднял голову туда, где стоял Хонджун, но там уже никого не было. Из-за стенки кухни выглядывал белый носок, Сонхва на четвереньках пополз до кухни, и увидел за углом самое душераздирающее и невозможное для себя зрелище. Хонджун, крепко обнявший прижатые к груди колени, казался совсем крошечным. Кепка на его голове, положенной на сцепленные вокруг коленей ноги, скрывала лицо. Сонхва бросил взгляд на пол рядом с парнем и увидел треснувшие очки. Удивительно, с какой силой Хонджун, должно быть, их сорвал, и как глубоко в чертогах памяти витал Сонхва, раз не услышал этого. На младшего было больно смотреть, его хотелось спрятать в карман от всех бед мира. Сонхва трижды пожалел, что решил переехать, и хотел было уже подползти к нему, крепко обнять и сказать, что никуда уходить не собирается, ни сейчас, ни когда-либо. Это стало бы самой большой ложью для обоих. — Джун-и, — аккуратно начал старший, не двигаясь с места, нельзя было спугнуть уязвимого Хонджуна, — пожалуйста, дыши. Это я, Сонхва, я всё ещё здесь, пожалуйста, слушай мой голос, слушай моё дыхание и постарайся дышать так же. Это трудно, но ты справишься, пожалуйста, только дыши. Несколько минут Сонхва как мантру повторял одно и то же. Наконец, он услышал, как дыхание Хонджуна выровнялось, а всхлипывания ослабли. — Джун-и, скажи, пожалуйста, могу ли я подойти к тебе, хочешь ли ты этого? — опущенная голова замотала из стороны в сторону. — Хорошо, я останусь на месте. Тогда можешь ли ты посмотреть на меня? — снова отрицательный ответ. — Как тебе комфортно. Джун-и, можно я скажу тебе кое-что, а ты пообещаешь выслушать настолько внимательно, насколько только сможешь, договорились? — впервые в ответ последовал кивок. — Я…я…уф, — глядя на такого Кима, Сонхва казалось невозможным повторить те слова о необходимости расстаться, они вдруг оказались слишком жестокими. — Джун-и, помнишь, я сказал тогда, что мне надоело быть для всех чёртовой нянькой, когда сам о себе позаботиться не могу? Что я облажался по полной со своей жизнью, и нужно всё переиграть? Она всё еще кажется не такой, как я планировал, но никогда, слышишь, никогда я бы не согласился поменять в ней ни единой вещи. Конечно, я мог бы отказаться от родителей, что заботились только о полных бутылках, но никак не о собственном ребенке, от придурков, что дразнили меня, от девчонок, что день за днем воровали талоны на еду и обливали супом. Но они слепили моё прошлое. Сонхва перевёл дыхание перед самыми важными словами. — Я бы никогда бы не отказался от тебя. Скорее, я бы не согласился на жизнь, если бы в ней не было встречи с тобой. Потому что не представляю, как не слышать твой голос, не видеть твои вечно горящие глаза, не стаскивать с носа очки, когда ты в очередной раз засидишься и уснешь прямо в них. Не представляю, как жить без тебя рядом, потому что жить меня научил ты. В ответ раздалось еле отчетливое бормотание, в котором Сонхва с трудом разобрал "почему обязательно нужно бросать меня". — Я просто хочу двигаться дальше, но не оставить тебя позади. Я хочу хотя бы попробовать взглянуть на себя так, как всегда на меня смотрел ты, хочу понять, что значит быть для себя самым важным человеком. Я никогда не жил самостоятельно, всегда в зависимости от кого-то, и больше так не могу, больше так не выдержу... — голос Сонхва стал дрожать. Он отвернулся в тот момент, когда Хонджун поднял покрасневшие глаза, но Сонхва этого не увидел. — Ты всегда будешь моим самым близким другом, и я никогда не хотел, чтобы всё так кончалось. Но мы оба запутались, друг в друге сильнее всего… — на несколько минут в квартире повисла тишина. — Хён, неважно, что теперь случится, никто не сможет сломить нас. По крайней мере, мне бы хотелось в это верить, друг. — хриплый голос непривычно близко заставил Сонхва повернуть голову и уткнуться почти в лоб Хонджуну, сидящему теперь напротив. И как только ему удается так незаметно перемещаться. — Всё, чего я хочу - чтобы ты был счастлив, со мной или без меня. Эгоистично держать тебя и не давать расправить крылья. Так что, — Хонджун неуклюже поднялся и протянул руку всё еще сидящему на полу Сонхва, — лети высоко, моя птичка, но всегда ориентируйся на звезды, они укажут путь домой. — в тоне Хонджуна не было ни тени обиды. На последних словах он даже кривовато улыбнулся, отчего Пак невольно хихикнул и протянул руку в ответ, позволяя себя поднять. Они вместе пошли застегивать чемодан, Хонджун ворчал на разбитые очки, на что Сонхва в шутку пообещал с первой зарплаты на новом месте заказать ему аж две оправы. Младший, к неудовольствию Пака, воспринял это серьезно, достал телефон и стал тыкать Сонхва на понравившиеся модели. Внезапно он притянул девайс обратно к себе. — Уён подъехал, пишет, что если ты не спустишь свою задницу через пять минут, он уезжает, у него какие-то неотложные дела. На очередное свидание, небось, собрался, любовничек. — Пусть лучше так, чем ноет нам на уши, как его никто не понимает. — Твоя правда. Они застыли в коридоре, не зная, что сказать. Сонхва неловко переминался с ноги на ногу. Заметив это, Хонджун подошёл и крепко обнял его, уткнувшись в шею как в самое теплое одеяло ленивым утром. “Сегодня прямо день открытий о Ким Хонджуне” — подумал Сонхва. — Сонхва, как думаешь, у нас еще может что-нибудь получится? Ну, через время, конечно, мало ли я тоже захочу сменить обстановку… — Всё может быть, Ким Хонджун. Где бы ты ни оказался, я всегда буду ждать тебя на нашей звезде. Если еще пару минут назад оба не представляли это прощание, сейчас они отпускали друг друга с лёгким сердцем. В конце концов, дом никуда не исчез, достаточно только найти к нему дорогу.