Mon amour

Ночь, глубокая ночь, сгущающиеся краски неба, и лишь одна одинокая звезда, мерцает, будто бы взывает к себе, один лишь взгляд на нее, навевает в сердце какую-то жгучую тоску, будто бы по дому, а может, по старому, недостижимому, бесконечно ноющему. Взгляд от звёзды, отрывается на такую же, на ту, которую приятно созерцать здесь. Приятно находиться, приятно смотреть, приятно трогать мягкие руки, хотя, чаще в перчатках, да и что ему, в бинтах, со шрамами на запястьях, огрубевшими, будто бы не чувствующими кроме боли ничего, руками, понимать? Вряд-ли, он сможет понять эту красоту. Тот чей взгляд полон ненависти, хладнокровия, но в коей то мере щадящего, милующего порой, а также взгляда, в котором можно разглядеть безграничное стремление к цели, желание дотянуться до нее, как до той звёзды. Но и расстояние, совершенно одинаковое. Что у цели, что у звёзды. Что и у рядом сидящей, хотя, невозможно поспорить, порой она подпускает слишком близко, но это все подобно мышеловке — ты попадаешься и она захлопывает механизм, как только попадаешься, останешься ни с чем. Не раз попадаясь на эту уловку, он в полной мере прочувствовал это на себе. Холодок пробирает, ветер лишь немного развивает волосы, заставляет прикрыть глаза на пару секунд, хмурясь. — Ты хмурый, как никогда. Тебе не нравится атмосфера здесь? — не даёт и перевести дыхания, продолжая — не отвечай, я уже знаю что ты скажешь — девушка пожимает плечами, приподнимая брови выше, а рядом сидящий, лишь встаёт с небольшой ограды, скрещивая руки на груди, будто бы стараясь скрыться от всего мира. Незаинтересованный в происходящем взгляд, сдавленный вздох. — Зачем ты вытащила меня сюда? Если ты находишь прогулки под луной интересными, могла бы позвать кого нибудь более подходящего — занижая самого себя, говорит — я неподходящий для этого кандидат. Или ты смеёшься? — смотрит в сторону, не убирая рук с груди. Тишина такая кристально чистая, что аж не верится. А он даже не замечает. Ему сложно заметить это, за долгие годы, он привык прислушиваться к любому звуку, шороху или шелесту, просыпаться из-за капающего за окном дождя. Слишком чуткий сон, для едва ли чуткого него. — Да, я смеюсь. Она выдала лёгкий смешок, и спрыгнув с парапета, так легко, практически бесшумно приземлилась на землю. — Ты не замечаешь? — посмотрев на него, она прикрыла глаза, будто бы выжидая что-то, наслаждаясь. Все вокруг замерло. И правда. Тишина. Гробовая тишина, чувствуется лишь собственное дыхание. Мрак, и ни единой души. И вправду, он далек от красоты, далёк от понимания, слишком зациклен на своих собственных мыслях, на том, что терзает душу, скребёт когтями нутро, не даёт вздохнуть и уничтожает, разрушает изнутри, изливаясь физической болью. Может этого ему и не хватало? Этого спокойного слияния с обстановкой вокруг, душевного покоя. — Расслабься. Просто расслабься, Блэйд. Будто бы попросив хоть один шанс, выдала Кафка, и прошла чуть дальше, заводя руки за спину, и замедлив шаг, остановилась поодаль от парня. Дала ему насладиться моментом, этой глубокой безмятежностью. У нее не было никаких скрытых помыслов, наверное, она просто хотела, чтобы тот отдохнул. Каждый день, замечая его в напряжении, каждый день наблюдая, как он истязает свою душу, даже у девушки, которой, казалось бы абсолютно все равно, невольно отводил взгляд, и отпадали все другие мысли. И вот, она наконец-то вытащила его на небольшую прогулку. Сделав ещё один вздох, он остался стоять неподвижно. Резко заглянув себе за спину, оглянувшись по сторонам, обнаружив, что никого нет поблизости, его зрачки будто бы дернулись. В такой тишине, он вероятно ожидал подвоха, будто бы из этих еле различимых в тусклом мраке закоулков, кто-то обязательно нападет, или поджидая, выскочит сзади, вонзит кинжал прямо в спину. Правда, переживать ему не о чем. Он давно уже получил удар, только не в спину, а в самое сердце. Такой меткий, хотя, даже не удар, скорее выстрел. Эта будоражащая, вызывающая покалывания в конечностях, и помутнение взгляда, невидимая искра, пробежала практически сразу, и после, ему был нанесен четкий выстрел прямо в его кровоточащее от ран, больное, сердце. Наконец расслабив плечи, и перестав так напряжённо высматривать опасность, он кажется обрёл некое успокоение. Неужели, это и правда возможно? Может все это было не зря? Или эта хитрая девушка придумала какую-то новую уловку? — Что тебе от меня нужно? Говори сразу, не обязательно прибегать к оттягиванию разговора, ты же знаешь, я и без этого... — девушка резко повернусь к парню, и лишь успела сверкнуть глазами во тьме, как уже была у его лица, пристально глядя на него. — Чш. Просто насладись хоть раз. Единственный раз. Ты правда ничего не понимаешь? — она улыбнулась — глупец. Я лишь хотела чтобы ты смог расслабится, хоть на долю, маленький отрезок времени, почувствовать себя лучше. Чтобы тебя не заботила вся эта мерзкая работа, убийства, и кровавые сцены. Разве тебя самого не воротит уже от этого? — девушка прикоснулась к его плечу. Изящно, плавно, нежно. Будто бы все ещё боялась спугнуть его спокойствие. Хотя, сложно было понять, был ли он спокоен, его взгляд не выражал никаких эмоций, не имел блеска, и ни одна мышца лица не шевельнулась за все время ее повествования. Или же...удивление? Да, на его лице явно появилось некое удивление. Так это все для него? Это идеально подобранное время, атмосфера и место, все только ради него? Нет, ей явно что-то было нужно. Это странное давящее чувство в груди, непринятие, отрицание. Он не привык к заботе, не привык к акценту на его состоянии, или повышенному вниманию к его персоне. Он всегда думал, что тут есть какой-то подвох. Личные сомнения не отпускали его, ровно до того момента, пока девушка не вскинула руки к небу, резко опустив, будто бы в отчаянии. Она даже не стала ничего говорить, лишь покачала головой. — Кажется, это бесполезно. Ну, я хотя бы пыталась. — Кафка пошла дальше по кирпичному тротуару, который четко отражал звук ее каблуков, и все ещё источал тепло с прошедшего жаркого дня. Какой-то непонятный хриплый, глухой звук, вырвался у Блэйда, но явно не слова. Он не мог заставить себя сказать что либо, вновь почувствовав сжирающую вину. Он не желал все портить. — Стой. — обычно, эта фраза следовала от первой, но неожиданно ее выдал именно парень, на что Кафка, на удивление, остановилась — я ценю то, что ты делаешь для меня, но вряд-ли я смогу расслабится. Даже в такой обстановке. Она повернулась к нему в пол оборота, и слабо кивнула. — Тогда что для тебя покой, Блэйд? В чем твое успокоение? — он не был готов к этому вопросу. Кажется, его сердце пропустило второй выстрел, или их вовсе было не счесть, сложно сказать. Этот вопрос обжёг его, как жгутом, запал в самую душу, и растекался тем вишнёвым запахом, который он чувствовал каждый раз, заходя в их небольшой штаб, коим его едва ли можно было назвать. Каждый раз проходя мимо, каждый раз ощущая ее присутствие. Так в чем же было спокойствие? В тянущихся к плечам руках, которые расправляли одежду после задания, в белом платке, который не раз касался его ран, и был даже завязан на запястье пару раз, в насмешках, и язвительных прозвищах, которые пробирали его до злости, въедаясь в самую подкорку мозга, но стали ему равнодушны спустя время. В чем же было спокойствие? Кажется, в ней. После долго, выдержанной паузы, Блэйд кинул краткий, такой же отчужденный взгляд в ее сторону. Он не сказал ни слова, но явно дал Кафке понять, о чем думает.