Здравствуй, глюк! или Сложные главы «Сильмариллиона» и «коллективное бессознательное» фендома

Одна Змея (Соколова Н.А.), Кеменкири (Лебедева Е.Ю.) Здравствуй, глюк! или Сложные главы «Сильмариллиона» и «коллективное бессознательное» фендома (Доклад, прочитанный на «Зилантконе» и «БлинКоме» 2005 года)

Поскольку уже в заглавии доклада заявлено несколько понятий, требующих определения, хотелось бы с них и начать. Итак, «сложные» главы «Сильмариллиона». Речь здесь идет вовсе не о разветвленности или запутанности сюжетных линий, не о сложности моральных проблем, которые ставит тот или иной текст – одним словом, не о восприятии читателя, но о восприятии исследователя – т. е. имеются в виду главы, сложные с точки зрения истории создания их окончательного текста. Те, которым соответствует мало поздних связных текстов – или таких текстов нет вовсе, и в нашем распоряжении только разнообразные вариации кратких «Анналов». Соответственно, при возникновении того текста, что вошел в печатный «Сильмариллион» 1977 года, большую роль играла работа редактора (т. е. Кристофера Толкина). Сам Кристофер неоднократно упоминает об этом, – не всегда, впрочем, четко указывая, в чем именно состояла работа редактора над той или иной главой, и установление этих фактов становится делом текстологического исследования. Текстуально расположение наиболее сложных глав соответствует тому разрыву, который так и остался незаполненным в «Квенте Сильмариллион» 1937 года: от начала истории Турина до приближения Эарендила к берегам Валинора. В то время автора, видимо, устраивало изложение этих событий в «Квенте» 1930 года. При редактировании текста «Кв. С.» в 1950-х годах разрыв также никак не был заполнен. Впрочем, из этого списка мы может смело исключить историю Турина – поскольку к тем же 1950-м годаv относится создание «Серых Анналов» (доведенных как раз до смерти Турина) и прозаического текста «Сказания о детях Хурина». Таким образом, в категории сложных у нас останутся следующие сюжеты: - падение Гондолина – история, обеспеченная подробным, но очень ранним текстом, во многом стоит наособицу – и не только сюжетно, и рассматриваться здесь не будет; - история Хурина после его ухода из Ангбанда – мы будем учитывать в том числе существование текста и сюжета «Скитаний Хурина», практически не включенных в «Сильмариллион»; - падение Дориата (точнее, 2 связанных между собой сюжета: разорение Дориата гномами и разорение его же феанорингами; текстологическая ситуация также в определенной степени различается); - и наконец – история Гаваней Сириона. Подробные связные тексты на эту тему отсутствуют вовсе, в чем состоит своеобразный «парадокс Эарендила»: до образа и сюжета, с которого фактически началась мифология Толкина, у него так никогда и не дошли руки. Подробнее ситуацию с текстами, повествующими обо всех этих событиях, мы опишем дальше, а пока перейдем к определению еще одного понятия. В рамках отечественного фендома единого термина для него не существует – можно называть данное явление «коллективные глюки», устойчивые представления или как-то еще. Тем не менее, само явление знакомо очень многим – достаточно упомянуть такие общеизвестные представления, как безумный Маглор; Наугламир, украшенный змеями; черный и красный как цвета Первого Дома Нолдор… Таким образом, речь идет различных образах, сюжетах, мнениях, которые присутствуют в фендоме (и часто имеют немалое распространение), но отсутствуют в первоисточнике (хотя зачастую носители их уверены, что искомое «где-то было у Толкина» и даже иногда знают того, кто лично видел искомый текст;-). В англоязычном фендоме между тем уже существует емкий термин «фанон», описывающий практически то же явление. Элементы определений сходны: информация, получившая распространение среди фэнов, но отсутствующая в «каноне» – и при том, как указывает другое определение, для большинства уже получившая уже статус «канона», т. е. опять таки многие предполагают, что искомое было где-то написано – или показано (так как под «каноном» может подразумеваться как текст ВК, так и фильм Питера Джексона – впрочем, вопрос о разных определениях термина «канон» здесь рассматриваться не будет). Здесь следует сказать о различии не столько, наверное, самого русскоговорящего и англо-говорящего фендома – сколько о специфике информации, в которой они доступны авторам. Материалы англоязычного фендома доступны (по крайней мере, нам) исключительно в письменном виде, причем немалая часть представлена произведениями по мотивам интересующих нас книг Толкина (термин «фанфикшен» пока, кажется, не нашел адекватного перевода). В то же время из вариантов самовыражения «наших» представителей фендома (общающихся между собой на русском языке, где бы они ни обитали), автором доступны также устные и прочие неоформленные в связный текст мнения (к примеру, переписка), а также многочисленные дискуссии на форумах, в Живом Журнале и на рассылках – и, конечно же, произведения по мотивам, но предыдущие перечисленные категории несомненно преобладают. При различии не только языков, но и вариантов представления идей и мнений, интересно отметить совпадения некоторых (не всех) идей «коллективного бессознательного» – при явном отсутствии прямого контакта. Впрочем, нечто общее у всех этих людей есть, они, грубо говоря, «читали одну книжку». Откуда и возникает предпосылка нашего исследования: нами было предварительно предположено, что упомянутые мнения могут быть (помимо прочих причин) связаны с особенностями читаемого текста. При этом малоподробные главы порождают наибольшее число собственных представлений и домыслов читателя, а потому представляют богатый материал для исследования. Перейдем теперь к имеющимся текстам и вариантам их осмысления. * Обратившись к истории Хурина, мы можем наблюдать своеобразный «минус-глюк» восприятия. Текст «Скитания Хурина», описывающий историю этого персонажа после его ухода из Ангбанда, был Толкином, как и многие иные, не закончен, и, кроме того, содержал эпизод, отсутствующий во всех предыдущих версиях этой истории: пребывание Хурина в Бретиле, вызванная его приходом смута, в которой погибли два последних представителя рода правителей халадин. Поскольку Кристофер Толкин счел затруднительным вносить этот эпизод в основной сюжет «Сильмариллиона» (см. его замечания после текста), «Скитания» стали доступны читателю полностью только после выхода XI тома «Истории Средиземья». Так что текст до сих пор остается не самым доступным (в том числе, видимо, и для читающих на английском языке), многие читатели просто не подозревают о его существовании – а следовательно, и о возможности пребывания Хурина в Бретиле, так что интерес к этой истории отсутствует. Любопытно заметить при этом, что в действительности читатель «Сильмариллиона» знаком с немалым фрагментом этого текста – а именно с его началом и (частично) окончанием, хотя и в сокращении. Именно таково происхождение начала главы «О гибели Дориата» – вплоть до ухода Хурина от могилы Морвен, и именно «Скитаниям» мы обязаны такими яркими эпизодами и деталями, как тростник на закате, что шелестит «как в топях Сереха», последний разговор Хурина и Морвен; Глирхуин-арфист и его пророчество о Тол Морвен… Не меньше деталей, героев и событий, впрочем, осталось «за кадром». Впрочем, то, что бретильская смута, «когда Хурин в своем гневе уничтожил небольшой народ» (как сказано в примечаниях к «Проблеме ROS» – единственный след этой истории за пределами «Скитаний») остается неизвестной многим читателям, довольно мало влияет на восприятие сюжета этой части «Сильмариллиона» в целом – в наибольшей степени из-за замкнутости данного эпизода на Бретиле, в то время как на прочие земли и прочих действующих лиц (включая даже Хурина) он практически не оказывает влияния. * Теперь мы переходим к истории двух разорений Дориата, причем речь пойдет прежде всего о втором, а нападение Гномов будет рассматриваться в меньшей степени – как текст очень непростой по составу и происхождению, требующий отдельного исследования (которое, надеюсь, когда-нибудь появится). В случае окончательного падения Дориата (от войска сыновей Феанора) интерес к сюжету, напротив, присутствует, и выражен довольно ярко. Мне неоднократно встречались (как в русском, так и в английском варианте) тексты, где описывался жестокий бой в Менегроте, гибель кого-либо из мирных жителей и/или семьи Диора – самого Диора, Нимлот, их детей… Встречалось представление о пожаре в Менегроте. Чтобы говорить о соответствии этих представлений имеющимся текстам, следует прежде всего описать ситуацию с текстами. И не случайно сказано было прежде всего о втором разорении Дориата. Глава о его падении – пожалуй, самая «сложная» в «Сильмариллионе», это признает и Кристофер Толкин, посвятивший ей отдельную заметку в XI томе «Истории Средиземья». Глава распадается на 3 части соответственно трем сюжетам, и история создания этих частей принципиально различна. Первую мы уже рассмотрели – это история Хурина до его прихода в Дориат (в основе – часть текста «Скитаний», с сокращениями с одним существенным изменением – Хурин хоронит Морвен один). Средняя часть – разорение Дориата Гномами – ей, кстати, и посвящена заметка Кристофера, – испытала на себе наибольшее редакторское вмешательство, практически – создание новой версии событий, опираясь на некоторые элементы старых версий. Поэтому ее рассмотрение требует отдельной работы, которая, надеюсь, со временем появится – и ниже этот сюжет будет привлекаться только в качестве аналогий и параллелей к следующему сюжету – нападению феанорингов. Помимо сюжета гибели Диора (неизбежной от самых ранних вариантов этого текста, когда его зовут также Аусир Богатый), проще всего ситуация с судьбой его сыновей. Их гибель упоминается в Квенте (припиской к предложению о гибели Диора). Затем постепенно уточняются их убийцы (в «Анналах Белерианда» это были воины Майдроса), уже в Повести лет С говорится, что они «оставлены в лесах умирать от голода» (не указано кем), – и наконец, в Повести лет D упомянуты знакомые всем нам «злые слуги Келегорма» (что логично сочетается с наиболее «злой» (подстрекательской) ролью самого Келегорма при решении о нападении). Таким образом, эта история, как бы кратко она ни была записана, попадает в печатный «Сильмариллион» из позднего и довольно подробного (в сравнении с остальными) текста. Интересно, что туманную версию той же Повести Лет D о спасении детей с помощью птиц и их прибытии в Оссирианд, писатели по мотивам используют гораздо реже, чем вариант трагической гибели в лесу, и здесь я даже затрудняюсь предположить, что играет бОльшую роль – мелодраматичность или то, что указание на возможность спасения не попало в печатный «Сильмариллион». Возможно, и то, и другое. Гораздо хуже обстоит дело с остальными «традиционными» составляющими окончательного падения Дориата. Начиная с самого боя в Менегроте, который и вовсе есть только в печатном «Сильмариллионе». Во всех остальных текстах, где место боя определено (а это – «Анналы Белерианда» и «Повесть лет») сражение дориатцев с войском сыновей Феанора происходит на восточных границах Дориата. Именно в этом бою – на что у нас есть прямые указания – гибнет Диор и «темная троица» феанорингов (Повесть лет добавляет подробность о гибели Келегорма от руки Диора). («Сказание о Науглафринге» приводит даже некую стратегическую схему битвы, соблазнительно ей воспользоваться – однако следует помнить о причудливой географии «Утраченных сказаний» – действие здесь происходит в Хисиломсэ (где, похоже, помещается все, что не помещается где-то еще – зеленые эльфы, Люди, Берен, Лютиен и Диор с семейством, феаноринги и т. д.). Впрочем, и здесь битва случается несомненно в лесу, куда войско Диора спешит (т. е. место сражения находится довольно далеко от их жилья).) Таким образом, бой в Менегроте в данном случае – добавление редактора, как, кстати, и в случае гибели Тингола – опять-таки, во всех текстах, где место действия указано (от «Сказания о Науглафринге» до Повести Лет) король Дориата гибнет вне своего дворца, на охоте, где его и подкарауливают гномы. Другое дело, что в двух ранних вариантах развития сюжета (они же, впрочем, самые подробные – «Сказание о Науглафринге» и «Квента»), где особенно сильна тема жадности (Гномов и отряда изгоев), а также проклятия, наложенного Мимом на золото, возникают последовательно два боя в Менегроте. В первом варианте в него ввязывается шайка изгоев, не пожелавшая, в отличие от Хурина, отказаться от золота. Во втором – призванные для исполнения работы гномы, говоря о том, что сокровища также по праву принадлежат им (поскольку до того принадлежали Миму – мотив, тоже не очень-то убедительный для поздних версий). В обоих случаях бой заканчивается победой эльфов, а тела всех погибших хоронят в кургане, получающем название Курган Алчности. Тема алчности и прОклятого золота, похоже, были сочтены Кристофером слишком приземленными и мало подходящими к духу более поздних произведений, но идея боя в Менегроте его не оставила. И если сцена гибели Тингола в своем дворце оказывается в таком случае скорее контаминацией двух эпизодов – бой с гномами в пещерах и гибель Тингола на охоте, то причина переноса в пещеры сражения с феанорингами пока мне непонятна. Зато следствия этого переноса достаточно очевидны. Бой «на восточной границе», зимой – это очевидно бой с войском, более или менее организованным отрядом воинов. При этом безусловно логично заключить, что если цель похода сыновей Феанора – именно Сильмарил, то, не обнаружив его на Диоре, они наверняка дойдут до Менегрота, и вряд ли их пребывание там будет абсолютно мирным – все же мы можем, наверное, заключить, что основное сопротивление дориатцев, видимо, было сломлено именно в приграничном бою. Да, безусловно, детей Диора «злые слуги Келегорма» вряд ли находят на поле боя, да и супругу Диора, Нимлот – также. Впрочем, о гибели Нимлот у нас нет прямых упоминаний в текстах, как это ни странно. (Напротив, в поздних вариантах Повести Лет есть вариант «госпожи Линдис», которая «добралась до Оссирианда»). Впрочем, в пользу факта ее гибели говорит, возможно, все-таки не только логика повествования (где она больше не возникает). Кристофер Толкин упоминает, что имя «Нимлот», его выбор из остальных вариантов (упоминавшаяся Линдис; Элулин) обусловили эльфийские генеалогии 1959 г. – их, в отличие от людских, он не опубликовал, но не раз на них сослался. Если предполагать, что они выглядели примерно так же, как людские, – возможно, дата смерти указана там? Возвращаясь к восприятию читателями боя в Дориате, еще раз повторю – вместо сражения с войском мы видим в «Сильмариллионе» уличные, точнее, «пещерные» бои, что в принципе настраивает читателя на картину с вероятностью более долгого и кровопролитного боя с бОльшим участием (а значит и жертвами) среди жителей сугубо мирных, женщин и детей, безоружных… Как уже говорилось, именно этим сюжетам посвящено немало рассказов. Также, только в случае такого боя могла возникнуть идея пожара в Менегроте. Речь идет не даже не о замене одного события другим – Дориат в любом случае пал, и Диор – убит, но о версии события, а в случае читателей – об оттенке восприятия, на которые настраивает их произведенная редактором версия текста. И это не единственный случай, когда именно редакторская версия событий, не отмеченная в иных текстах, «крисизм» (термин, если я не ошибаюсь, Дирфиона) оказывается именно той яркой сценой, которая привлекает внимание читателей среди прочих (даже представленных в том же тексте). Возможно, иногда дело именно в яркости, добавлении подробностей, деталей обстановки и поведения в эти исходно краткие и отрывочные у автора тексты. Вот знаменитая сцена – Сильмарил возвращается в Дориат – в изложении печатного «Сильмариллиона»: «Был осенний вечер, и когда стало поздно, некто пришел и постучал в двери Менегрота, требуя встречи с королем. Он был лордом Зеленых эльфов и пришел, спеша, из Оссирианда, и стражи дверей привели его туда, где Диор один сидел в своем чертоге; и в молчании отдал он королю шкатулку, и ушел. В той шкатулке лежало Ожерелье Гномов, в которое был вставлен Сильмарил, и Диор, взглянув на него, увидел в нем знак того, что Берен Эрхамион и Лютиен Тинувиэль действительно умерли… (…) Долго смотрел Диор на Сильмарил, который его отец и мать добыли за пределами всякой надежды из ужаса (земель) Моргота, и велика была его скорбь о том, что смерть их пришла так скоро». А теперь, когда вы еще ярко помните только что прочитанный текст, я озвучу достаточно подробный его прототип: «Тогда Берен и Лютиен исчезли из ведения людей, и день их смерти неизвестен, кроме (того), что (однажды) вечером вестник принес ожерелье к Диору в Дориат, и эльфы сказали: «Лютиен и Берен умерли, как судил Мандос». (Анналы Белерианда, IV том) Более поздние тексты повторяют его почти дословно, и только Повесть Лет добавляет единственную подробность: «Осенью того года вестник принес (однажды) вечером Сильмарил Диору в Дориат.» Все прочее – редакторские добавления, не более: и стук в ворота, и то, что пришедший – именно лорд Зеленых эльфов (почему, кстати?), и Диор, сидящий в одиночестве… Но яркая сцена остается в сознании читателя и провоцирует его на дальнейшие размышления – на основе своей версии событий… * Продвинемся по сюжету далее. Если построение заключительной части главы «О гибели Дориата» можно назвать «мозаичным», то история процветания и падения Гаваней Сириона все же менее пестра по составу текста. Как уже говорилось, благодаря своеобразному «парадоксу Эарендиля» Толкин так никогда и не написал подробный текст о герое, с которого началась его мифология – и о связанных с ним местах, лицах и событиях: рассказ всегда начинался издалека и практически никогда не доходил до этой точки. В отличие от падения Дориата, даже в «Утраченных сказаниях» о Гаванях Сириона присутствуют лишь конспекты и отрывочные наброски, прием сильно отличающиеся от последующих версий этого сюжета. Таким образом, связный рассказ, а не отдельные упоминания об этом событии содержат только два текста 1930х годов – «Набросок мифологии» и «Квента» IV тома, которая к этому времени (т. е. к последним своим главам) уже делится на две последовательных редакции текста. Второй из них – я буду для краткости называть ее «Квента-вторая» – и соответствует (в основе) текст печатного «Сильмариллиона» – хотя бы потому, что более поздних связных текстов нет. Впрочем, без добавлений не обошлось. Сведения о постройке корабля Эарендиля взяты из текста «Кирдан» (из «Последних работ») и… из песни Бильбо в Ривенделле. Из той же песни, вероятнее всего, пришли названия «Арверниен» (имя нагорья близ берега, а вовсе не города) и «Нимбретиль»… Не обошлось и без редакторской обработки текста. И здесь – в силу отсутствия чего-либо более подробного, чем имеющийся текст, малейшие его изменения имеют наибольшее влияние на восприятие читателем истории. Воображение читателя может зацепиться за любое слово в буквальном смысле. Скажем, во фразе «Ибо уцелевшие сыновья Феанора внезапно напали на изгнанников из Гондолина и беглецов из Дориата…» слово «внезапно» – редакторское добавление. Не от него ли – в сочетании с отсутствием в «Сильмариллионе» дат – появляется встретившаяся больше одного раза идея, что нападение на Гавани происходит буквально через несколько часов после ухода посольства феанорингов? Обе версии «Анналов» между тем укажут нам промежуток в 4 года между этими событиями, – но у читателя, как правильно, нет под рукой «Анналов» при первом прочтении текста! – и феаноринги, которые уже оказались в их глазах способны на массовое убийство безоружных в Дориате, теперь еще и ведут переговоры, притворно обещая помощь – и держа наготове войска… Вот такие выводы, сделанные, похоже, из одного слова, – посмотрим же, что могут спровоцировать бОльшие перемещения (и тем более – добавления) внутри текста. К примеру, в нескольких англоязычных рассказах с упорством, достойным лучшего, повторяется сцена: либо только феаноринги, либо также и жители Гаваней видят, как Эльвинг обращается в птицу. Казалось бы, перед нами типичная ошибка авторов, у которых герои явно читали «Сильмариллион». Впрочем, если мы посмотрим сам текст «Сильмариллиона» то убедимся, что и он также «приложил руку» к формированию этого глюка. В нем сразу после сообщения о том, что Эльвинг бросилась в море и феаноринги не получили Камень, добавлено – «но он не был потерян», а затем сразу следует рассказ о превращении Эльвинг в птицу. «После этого», конечно, не означает «вследствие этого», но соседство фраз с упоминанием феанорингов и птицы, похоже, явно вызывает у авторов мысль, что ее превращение происходило именно на глазах у них. В то время как в тексте «Квенты» (второй) мы видим совсем другую фразу, где вслед за упоминание о прыжке говорится, что Эльвинг «погибла, как думал народ» (Гаваней). Упоминание о птице и спасении следует абзацем позже, с разрывом в несколько предложений – и так из нескольких фраз, построенных немного по-другому, рождается совсем иная картина. В «Сильмариллионе» напротив упоминание «непотерянности» камня (редакторская вставка) заменило мысль о погибшей Эльвинг. Здесь же народ Гаваней Сириона, как мы видим, после падения города твердо уверен в гибели правительницы. (Что до феанорингов, то их мысли по этому поводу проясняет разговор о восходе Звезды, где предполагается, что Ульмо поднял из моря именно Камень – а поскольку о судьбе Эльвинг, бросившейся в море вместе с Камнем, ничего не говорится, то она явно опять-таки считается погибшей). Вернемся ненадолго к нашему «коллективному бессознательному». Вот еще несколько примеров (опять же, на основе англоязычных произведений по мотивам – притом, что некоторые (не все) идеи встречались мне и в другой форме): * Злой Маэдрос, желающий убить детей Эльвинг при их нахождении (в то время как Маглор защищает их). В дальнейшем Маэдрос либо радикально добреет, либо продолжает издеваться или не любить детей. * Личная встреча старших феанорингов с Гил-галадом (или Кирданом), прибывающими на кораблях. * И другой вариант той же ситуации – высокая скорость исчезновения феанорингов из Гаваней (уже уходят к прибытию упомянутых кораблей), среди ушедших кроме них самих упоминаются только уведенные ими с собой дети Эльвинг. * Дети – заложники у феанорингов. Можно многое сказать мелодраматизме и нелогичности, – к примеру, того же первого представления, найти противоречащие ему (более или менее) факты в текстах? и не забыть о том, насколько закреплению этого представления способствовало появление картины Кассиопеи(*)… (*)Кассиопея (Катарина Карина Хмель) - польский художник-иллюстратор, в том числе автор ряда иллюстраций к Сильмариллиону. В данном случае имеется в виду ее рисунок "And Maglor took pity upon them" ("И Маглор сжалился над ними"), где изображены Маглор и Маэдрос после боя в Гаванях, с окровавленными мечами, только что нашедшие детей Эльвинг, один из которых пытается защититься от них игрушечным мечом. Этот рисунок можно посмотреть по следующей ссылке: .https://www.theonering.com/and-maglor-took-pity-on-them-catherine-karina-chmiel/ Но если мы вернемся к истории нападения на Гавани в изложении «Квенты-второй» и печатного «Сильмариллиона», то их сравнение тоже даст немало интересного. Казалось бы, по этому вопросу у нас есть четкое указание «Сильмариллиона»: уже после штурма подошли корабли «Кирдана и Верховного короля Гил-галада» – и тогда к Гил-галаду присоединились те, кто не погибли – и ушли с ним на Балар. Говорится также, что к моменту прибытия кораблей «сгинула и Эльвинг, и ее сыновья» а жители, ушедшие с Гил-галадом, рассказали, (по-видимому, как раз ему), что Эльвинг бросилась в море, а «Элрос и Элронд были взяты в плен». Из сказанного действительно возникает впечатление, что, по крайней мере, Гил-галад присутствовал на упомянутых кораблях лично (потому что выжившие присоединились к нему и ушли с ним на Балар – в особенности значимо второе). Этот же отрывок наводит на довольно нелестные мысли об отношении населения и феанорингов, но о них несколько ниже. Самое же интересное во всей этой истории вот что: никаких следов подобного сюжетного хода во всех известных нам 12 томах опубликованных текстов нет. А есть, пожалуй, даже нечто прямо противоположное. В наиболее позднем варианте текста, в Квенте-второй, народу Сириона предоставлено целых три варианта дальнейшей судьбы: погибли, «бежали» (не говорится, куда именно) или ушли, при этом «по необходимости» присоединившись к народу Майдроса. Из этих вариантов описанный в «Сильмариллионе» напоминает разве что «бежали» – почему бы не бежать на Балар (хотя можно и просто в южные леса)? Кстати, возможность бегства появляется только в этом тексте, в двух более ранних вариантах («Набросок мифологии» и «Квента-первая» – а также в обоих «Анналах Белерианда») возможных исходов два – гибель и уход. Что же касается поздней Повести Лет, то упоминаний о судьбе именно народа Гаваней там нет – думаю, в силу чрезвычайной краткости текста, Повесть Лет C упоминает только, что «Гавани Сириона разрушены», – а иные версии либо еще менее подробны, либо не доведены до этой даты. То есть самый поздний текст, более-менее доходящий до истории Гаваней хронологически, ничем ситуацию не проясняет. Если Кристофер Толкин посчитал это молчание знаком отвержения старой версии, то… идея выглядит неубедительно. Впрочем, это только предположение. Возвращаясь к тексту печатного «Сильмариллиона», заметим, что все изложенные версии, в общем-то, прямо не исключают прихода неких кораблей с Балара, хотя и ничем не указывают на их присутствие в Гаванях (в особенности во время пребывания там феанорингов), – и уж тем более на присутствие на них Гил-галада или Кирдана. Откуда же он мог появиться в окончательном тексте? Нельзя оставить без внимания следующее обстоятельство (отмеченное при обсуждении этой темы Туилиндо): все тексты, где судьба населения Гаваней как-либо упоминается, написаны ДО создания «Властелина Колец», а вот Гил-галад как полноценный персонаж истории Средиземья появляется именно в процессе написания романа, и в тексты по Первой Эпохе проникает после его завершения, в 1950-60-х годах. Не могло ли появление этого героя изменить «политическую карту» юго-западного Белерианда и навести автора на мысли о более привлекательных для жителей разоренного города убежищах, чем крепость феанорингов, только что напавших на них? На этот вопрос мы в действительности не может ответить практически ничего – по крайней мере, при нынешнем состоянии источников. Какие бы мысли о судьбе гаваньцев и Гил-галаде ни посещали Толкина, они не отражены в его записях, даже отрывочных – по крайней мере, в опубликованных записях. Поиски хоть каких-нибудь совместных упоминаний Гил-галада и Гаваней Сириона приводят нас к основному тексту версии происхождения Гил-галада из Третьего дома, – заметке на отдельном листе, опубликованной в комментариях к «Шибболету Феанора». Заметка эта (датированная 1967 годом) завершается указанием о том, что Гил-галад спасся при падении Нарготронда, добрался до устья Сириона и «был там королем Нолдор». Там же цитируется приписка из генеалогических таблиц того же времени, согласно которой он также «жил в устье Сириона». Как показывает вся история разгрома Гаваней (записанная в имеющихся текстах), непосредственно в устье Сириона Гил-галад жить и править вряд ли мог – поскольку он никак не упоминается в истории переговоров и нападения. Зато другие версии его родства и биографии не единожды включают тот факт, что он был отослан к Кирдану. Возможно, поэтому Кристофер Толкин «поселил» его на Баларе, но при этом историей о пришедших кораблях показал, с другой стороны, некое его отношение к Гаваням Сириона, верховную власть и защиту над ними… Звучит не очень-то убедительно, но никаких иных данных у нас нет. Тем более что Гил-галад как верховный король нолдор в те времена – это опять-таки редакторское добавление (в главе о падении Гондолина на этот раз, но как Верховный король он упоминается и в истории о кораблях). Источник для него гораздо яснее – похоже, упомянутая только что фраза о том, что в устье Сириона он был «королем Нолдор». Что, на наш взгляд означает (ЕСЛИ принимать версию событий именно этой заметки, а не любую другую из версий истории Гил-галада), что он был королем именно тех Нолдор, которые жили вместе с ним – очевидно, на Баларе. И именно нолдор – а ведь там должно было быть еще и немало фалатрим, и над ними главенствовал Кирдан... Подводя итоги, скажем, что история о запоздавших кораблях остается все-таки таким же редакторским домыслом, как и битва в Менегроте. Не противоречащим иным версиям – какие-то корабли с Балара, рассуждая логически, приплыть безусловно могли, – но по неизвестной нам причине вытеснившим из текста все прочие версии. А заодно эта версия дала повод к возникновению некоторых из тех примеров «коллективного бессознательного», которые приводились выше. Впрочем, если говорить о личной встрече феанорингов с Гил-галадом или Кирданом, то в таком случае писатели по мотивам следуют изложенному не вполне точно: если ушедшие жители Гаваней рассказывают равно об Эльвинг и о ее детях, определяя их судьбы одним словом – «сгинула и Эльвинг, и ее сыновья», то никакой личной встречи быть и не могло, феанорингам при таком развитии событий к моменту появления кораблей полагается исчезнуть. Прихватив, видимо, одних только детей – зачем, спрашивается? О таком представлении выше тоже шла речь. Кроме того, наше (точнее, англоязычное в данном случае) «коллективное бессознательное» додумалось до «детей-заложников», – идея, как ни печально, очень современная, только вот в тексте Толкина слова «заложник» (hostage) в этой ситуации нет, а есть – «пленники» («captives»). Согласитесь, «тоже плохо, но по-другому». Мало того, и это слово употребляется, прямо скажем, не везде… В «Сильмариллион» упоминание о детях-пленниках снова попадает из Квенты-второй, по дороге, однако, приобретя тот самый сомнительного (покуда) происхождения отрывок о кораблях Гил-галада и судьбе населения Гаваней. Именно в уста оного населения вкладывается Кристофером эта весть – те, что отправились с Гил-галадом на Балар, и рассказали, как упоминалось выше о прыжке Эльвинг и о том, «что Элрос и Элронд были взяты в плен». Таким образом, рассказ об этом идет наравне с другим достоверно произошедшим событием (Эльвинг бросилась в море). В то же время в самой Квенте ситуация совсем другая: «И все же Майдрос не получил Сильмарил, ибо Эльвинг, видя, что все потеряно, и дети ее Элрос и Элронд взяты в плен, ускользнула от воинства Майдроса и с Науглафрингом на груди бросилась в море; и погибла, как думал народ». Подчеркнем – то, что дети взяты в плен, преподносится здесь как восприятие Эльвинг (мало того, осмелюсь предположить, именно как восприятие текущей ситуации в бою, чему соответствует эмоционально окрашенная фраза «все потеряно»), а мнению народа достается только упоминание о том, что она погибла. Как нам кажется, важно это еще и потому, что второе упоминание пленников связано снова именно с Эльвинг, и на этот раз при попадании в текст «Сильмариллиона» практически не претерпело изменений – когда Эльвинг наконец встречается со своим супругом, и он ведут разговор о том, что произошло, говорится, что они печалились как о разрушении Гаваней, так и «о пленении их сыновей, и они боялись, что те будут убиты» – а дальше, в том же абзаце, автор рассказывает, что все было вовсе не так, над ними сжалился Маглор «и любовь возросла между ними, как ни странно об этом подумать…». У Эарендила и Эльвинг, конечно же, нет никакой иной информации о случившемся в бою, кроме ее собственного впечатления о произошедшем – а также ее отношения к феанорингам (от которых она вряд ли будет ожидать что-то хорошее). На версию именно о личном восприятии работает еще и контраст первой и второй части фразы (дети, возможно, убиты – Маглор заботился о них и полюбил их). То есть, согласно Квенте-второй, мысль о том, что детей взяли в плен, возникла именно у Эльвинг (и вряд ли она успела с кем-то поделиться ей до прыжка). В «Сильмариллионе» этого четкого ограничения «пленников» личным восприятием нет, о «пленниках» говорит народ Гаваней, мало того, добавляется еще одно явно отрицательное описание их ухода – в устах того же «народа» он практически приравнивается к гибели: «сгинула и Эльвинг, и ее сыновья». Фраза эта происходит, как мы помним, из редакторского пассажа о кораблях Гил-галада, не имеющего прямых оснований в Толкиновских текстах. Снова – усиливается один из оттенков восприятия (а именно – жестокость феанорингов, и здесь, и в Менегроте), но дело не только в этом. Вернемся к самому населению Гаваней, которое высказывает те или иные мнения о детях, об их матери, и в итоге, похоже, куда-то перемещается из Гаваней – так куда же? Мы уже говорили, что картина феанорингов, исчезающих на поразительной скорости из Гаваней, захватив зачем-то одних детей (закрадывается подозрение, что с нехорошими намерениями), – а все неубитые ими жители смотрят на это с ужасом, а затем пересказывают Гил-галаду с оторопью – вся эта трагическая картина и правда вытекает из «Сильмариллиона», и беда с ней только одна – все прочие варианты текстов на эту тему рассказывают совсем другую историю. То есть мы снова имеем дело с редакторской правкой, повлиявшей на восприятие событий. Вспомним еще раз ситуацию, описанную в Квенте-второй. Итак, часть жителей Гаваней без сомнения гибнет. Часть (мы узнаем об этом только в наиболее позднем и подробном тексте Квенты, прочие сообщение содержат два варианта) куда-то «бежит» – может быть, и сразу морем на Балар, а если и нет, то все равно имеет неплохие шансы стать затем его обитателями. Третья же часть уходит с феанорингами (как можно логически заключить – на Амон Эреб). И в чем состоит вопрос – так это в добровольности этого ухода, потому что чем дальше, тем туманнее термины в текстах. Начальное «вынуждены (forced) уйти и присоединиться к народу Майдроса» почти наверняка недобровольно, – скорее даже не «вынуждены», а «принуждены» («Набросок мифологии», «Квента» (первая)). Зато уже известное нам «ушли по необходимости» показывает скорее собственное решение жителей Гаваней, а «принят (/взят – taken into) в народ Майдроса» сохраняет некую двусмысленность – «взят» (недобровольно) – «принят» (добровольно) («Анналы Белерианда» V тома). Можно представить, что уход был именно что полу-добровольным, а его инициатива вряд исходила от жителей Гаваней – наверное, мало кому хотелось уходить вместе со вчерашними противниками, убийцами друзей и родичей (и кто-то не уходил), но многие, размыслив, решали, что в том есть свои, сугубо жизненные, преимущества. К вопросу об источнике инициативы добавим еще вот что – именно в версии «необходимости» за самим фактом ухода следует невероятно интересная фраза о Майдросе, «который претендовал теперь на власть (lordship) над всеми эльфами Внешних Земель». То есть – добавляя еще один источник к истории Гил-галада на кораблях – Майдрос делает здесь то же самое, что в тексте печатного «Сильмариллиона» приписано Гил-галаду – проявляет свою власть над населением Гаваней, а именно – берет их под свое покровительство как лорд. Потому что уход их описан, а никакого иного положительного смысла в главенстве «надо всеми эльфами Внешних Земель» в те времена, пожалуй, не сыщется (именно над эльфами, кстати, а не над самими землями, что уже заняты Морготом, а вот эльфы по ним еще кое-где бродят). И еще одно замечание, довольно спекулятивное, – это именно власть лорда, lordship, а не королевская, если совмещать две разновременных пласта текстов, то Майдрос не посягает на королевский (хотя бы и не верховный) титул Гил-галада. Скорее уж – осознав содеянное, можно попытаться пострадавших защитить. Таким образом, из доступного нам толкиновского текста проявляется немного другая история, чем та, что описана в «Сильмариллионе». Она не противоречит ей – скорее дополняет, делая более многосторонней, – но именно из краткой печатной версии берут начала «коллективные глюки» фендома, и вот здесь уже дело, как мы видели, доходит и до прямых противоречий. В какой-то мере их провоцируют сами версии, избранные Кристофером (и отсутствующие в исходном тексте), в других случаях – редакторская правка, вроде бы не изменяющая, но, как оказывается, затемняющая смысл текста. * Подведем итоги. Как нам кажется, приведенные примеры показывают, что зависимость «коллективного бессознательного» от текста и его правки безусловно существует. В рассмотренных главах она, похоже, максимальна – из-за сочетания краткости текста и большой его правки, особенно для гаваньского сюжета (вспомним «парадокс Эарендиля»). Поэтому стоит помнить, что для адекватного восприятия данных сюжетов желательно ознакомиться с наибольшим количеством текстов, относящихся к ним (тем более что они невелики по объему – хотя и разрозненны). Характер возникающих представлений, как мы видели, самый различный, строгой закономерности здесь и не может быть. Впрочем, любопытно отметить, что, «благодаря» редакторским добавлениям, дважды усиливается представление о жестокости феанорингов (бой в Менегроте; «пленение» детей; сюда же отнесем представления о пожарах – тем более что идея о пожаре в Гаванях тоже существует). Вряд ли это результат какой-либо сознательной тенденции – разве что личных пристрастий редактора (что тоже предположительно). А теперь обратимся к сути самих явлений – как к ним можно относиться? Нет никакого сомнения, что «коллективные глюки» – это факт объективно существующей реальности, и бороться с ними как с явлением не имеет смысла. Однако в любой дискуссии (в художественном произведении все в воле автора) необходимо всегда четко обозначать, где перед нами данные текстов, где логические вывод из них, а где – «коллективное бессознательное». Никаких сомнений, что саму дискуссию это значительно облегчит. Что же касается отношения к самому печатному «Сильмариллону» под редакцией Кристофера Толкина, то это вопрос тем более сложный, и авторы доклада могут здесь высказать только отдельные личные соображения по данной проблеме. Сам Толкин, как мы знаем, относился к опубликованным текстам как к совершившемуся факту (когда не забывал, что та или иная информация уже напечатана). Можно ли отнестись так к «Сильмариллиону»? Это вопрос спорный, но даже если решить его положительно, то такое отношение, на наш взгляд, не исключает: - во-первых, использования неупомянутой в нем информации, не противоречащей тексту; - во вторых, разностороннего изучения его текстуальной истории – с целью понимания, откуда возникли те или иные тексты, что именно стоит за ними.