Африканское противоядие

Пальцы Джона, загрубевшие от работы и непогоды, скользили по поблекшей фотографии. Эбигейл, с вечным прищуром от солнца и смешинками в уголках глаз, прижимала к себе Джека, забавного и встрепанного, как воробей. Джон помнил этот день, как будто он был вчера. День, когда мальчишки Геддесы приволокли им мебель – дубовый стол, стулья, кровать с резным изголовьем, шкаф... все это казалось тогда символом новой жизни, жизни оседлой и спокойной. В тот же день, опьяненный надеждой, Джон увел Эбигейл к лодке. Кольцо, которое вернула Артуру Мэри когда-то, жгло карман, словно окурок. Пока лодка тихо скользила по зеркальной глади озера, он достал кольцо. Эбигейл уставилась на него, глаза расширились от удивления. «Ты дурак, Джон Марстон!» – выпалила она, но голос ее дрожал, и слезы блестели на ресницах, она сама была дуреха... «Выходи за меня, Эбби», – пробормотал Джон, избегая ее взгляда. «Да, Джон. Черт возьми, да!» – ответила она, и он притянул ее к себе, чувствуя, как бьется ее сердце. А потом… все пошло наперекосяк. Джек – их сынок Джек – слег с лихорадкой, его кожа стала серой, а дыхание – хриплым. Он блевал и худел. Эбигейл ухаживала за ним, не смыкая глаз, пока сама не зашлась в кашле, таком же сухом и надрывном. Джон смотрел, как жизнь утекает из них, как песок сквозь пальцы, и не мог ничего сделать. Джек умер, а Эбигейл даже не могла этого осознать больше. Вскоре и она растаяла как свечка, ее никто не спас. Джон тогда чуть с катушек не слетел, пил как проклятый, орал в пустоту, молил чертова бога, чтоб забрал его к ним. Дядюшка с Чарльзом еле его откачали. Чарльз, с его индейской сдержанностью, и Дядюшка, вечно пьяный и вечно жизнерадостный, стали его опорой в те черные дни. Вместе они похоронили Эбигейл и Джека на холме, под одиноким дубом. Вместе они пытались найти причину, пытались понять, что за злая сила вырвала его семью из его рук. Расследование было медленным и мучительным, словно выдирание зубов мудрости. Они допрашивали всех, кто имел отношение к мебели, – мальчишек Геддесов, Ангуса и Дункана, краснолицых и испуганных. Те клялись, что везли мебель прямо из дома, не останавливаясь нигде, кроме… кроме… Да, кроме короткой остановки в Блэквотере, чтобы пропустить по кружке пивка в тайне от папки с мамкой. А там, как потом выяснилось, в это время ошивались эти ублюдки из банды Ларами. Ну, и отравили всю мебель, чтоб никому не досталась. Джон сидел на крыльце, уставившись в пустоту. Восемь лет семейной жизни, восемь лет попыток стать другим, стать лучше. Он вспоминал Артура. Как было весело им в детстве. В его детстве, Артур-то тогда уже был не то чтобы сильно в детстве. Но все же они веселились… Он вспоминал Датча, всю банду – призраки прошлого, которые, казалось, смеялись над ним. Он горько усмехнулся, разглядывая фотографию. Восемь лет… Восемь лет семейной жизни, год фермы, скотины, попыток быть честным. А толку? Все впустую. Внутри – черная дыра, пустота, которую не заполнить ни виски, ни работой, ни даже местью.

***

Сэди, дикая кошка, приехала как раз вовремя. "Поехали, Джон, – говорит, – Майку блядского кончим. Вместе". И он поехал за ней - с Чарльзом. Месть была холодной, как снег на вершинах горы. Они нашли Майку в лагере, окруженного своими головорезами. Завязалась перестрелка, трупы увесили гору как мишура на рождество. В конце концов, Майка остался один. Почти. Он смотрел на Датча, которого он когда-то предал, но почему-то глупо верил в его милость. Датч смотрел на него в ответ, и в его глазах не было ни сострадания, ни ненависти, только пустота. Раздался выстрел, а потом выстрелил и Джон, и Майка, крысиный выродок, рухнул на снег, как пнутый снеговик, который никогда не растает. Вот так... А потом… Банда Ларами… Джон выслеживал их одного за другим, по всей стране. Он находил их в салунах, в борделях, в заброшенных шахтах, и каждый раз его глаза были пусты и холодны, как зимнее небо в тот день, когда его погрызли ебаные волки. Он не испытывал ни радости, ни удовлетворения, только пустоту. В один из дней он нашел последнего из них. Он связал его и запер в шкафу, завязал ему рот лентой. Думаю, можно догадаться, в каком шкафу. Мудила подавился собственной рвотой, которая не нашла выхода. А шкаф Джон скинул с обрыва.

***

Джон стоял на краю, ветер трепал его волосы. Внизу, как на ладони, раскинулась долина, залитая золотом заходящего солнца. Красота этого мира, казалось, насмехалась над его болью, над пустотой, которая поселилась в его душе. Он вспомнил слова Чарльза, сказанные однажды тихим вечером у костра: «Горе – это река, Джон. Сначала оно бушует, как водопад, но потом успокаивается, превращается в тихий поток. И ты можешь плыть по нему, Джон. Ты можешь найти свой путь». Джон обнял Чарльза на прощание, крепко, по-мужски. Обнял Дядюшку, который всхлипывал, уткнувшись ему в плечо. Обнял и Сэди, и ее глаза, обычно жесткие и холодные, светились от слез. – Эбби и Джек… они бы хотели, чтобы ты был счастлив, Джон, – прошептала Сэди. Он сел на коня и направился в Сен-Дени. Шумный, суетливый город, полный жизни и надежд. Джон купил билет на паром, первый попавшийся по сути. Он уходил в Африку. Африка… Континент контрастов, где бескрайние саванны сменяются густыми джунглями, где под палящим солнцем текут полноводные реки, где древние племена хранят свои тайны. Джон погрузился в этот мир с головой, словно нырнул в прохладный омут после долгого пути по пустыне. Африка распахнула перед Джоном свои объятия, словно щедрая хозяйка. Он плавал по Нилу на утлой лодчонке, любуясь величественными храмами и гробницами фараонов. Он поднимался на Килиманджаро, самую высокую гору Африки, и с ее вершины видел, как облака простираются под ним, словно бескрайнее море. Он изучал искусство капоэйры у бразильских мастеров, их движения были подобны танцу, плавному и смертоносному одновременно. Он участвовал в гонках на верблюдах по пустыне Сахара, ветер свистел в ушах, а песок хлестал по лицу. Он пил чай с берберскими кочевниками в их шатрах, слушая древние легенды под аккомпанемент лютни. Он танцевал с масаями под ритмы барабанов, их тела были украшены яркими красками, а улыбки сияли, словно солнце. Он работал на алмазных копях, добывая сокровища из недр земли. Он помогал археологам раскапывать древние города, раскрывая тайны прошлого. Он спасал слонят от браконьеров, чувствуя, как их шершавые хоботки обвиваются вокруг его рук, и смеялся. Он охотился на львов и носорогов, сражался с пиратами на побережье, торговал с арабскими купцами, учился языку и обычаям местных жителей. Он видел пирамиды, древние, как само время, и водопад Виктория, величественный и мощный, тот казался ниспадающим с неба потоком. Душем, что может отчистить не только тело, но и душу. «Эбби, Джек… я так скучаю по вам», – подумал Джон однажды, глядя на звездное небо. Он лежал в гамаке, на груди лежал знакомой и приятной тяжестью револьвер, а в руке – коктейль пина-колада в кокосе. «Надеюсь, вы смотрите на меня с небес и видите, что я счастлив». Он послал воздушный поцелуй в небо, и звезды, казалось, подмигнули ему в ответ.