Ureshii ureshii kanashii

Ханако-кун был улыбчивым мальчиком — это Нэнэ подумала с самой первой (с еë точки зрения) минуты их знакомства. И поначалу она приняла это, как данность: Ханако-кун просто такой человек. Ну ладно, не человек, ох уж эта семантика… Но суть в том, что первое время она считала его весëлым. Озорным. Легкомысленным. Дурашливым. Он много дурачился. Говорил глупости, сделав губки бантиком. Размахивал веерами и громкими возгласами подбадривал еë во время уборки туалета. Корчил смешные рожицы. Он много смеялся. Задушенно хихикал, когда она трясла его, злясь на какую-то мелочь, которой он целенаправленно вывел еë из себя. Держался за живот и покатывался со смеха, глядя на Коу, усердно готовящего на уроке домоводства в кружевной косынке и фартуке с изображением перекаченного мужского торса (Ханако забавы ради поменял все однотонные школьные фартуки на фартуки с нелепыми принтами). И он много улыбался. Прикрывая широченную ухмылку рукой, когда издевался. Лукаво щуря глаза, когда шутил про редьку. С наигранной невинностью, когда пытался избежать ругани Нэнэ из-за шутки про редьку. Но со временем Нэнэ поняла, что Ханако-кун не так прост, а всë это — лишь фасад. И его искренние эмоции выглядели совсем иначе. Иногда его дурашливость была естественной. Он плыл по воздуху, мычал какую-то ненавязчивую мелодию и, заложив руки за голову, дрыгал ногами, совсем как ребëнок (которым и был). Совершенно искренне издавал обиженное хныканье, проиграв мокке очередную партию в карты (на желание). С очаровательным недовольством и надутыми, как у хомяка, щеками бубнил себе что-то под нос, когда не мог найти нужную вещь в своих бездонных карманах. Иногда его смех был не таким бесстыдно громким и уверенным, как обычно. Он тихо, но довольно фыркал, сидя на крыше школы за поеданием пончиков с Нэнэ и Коу. Он смеялся застенчиво, но как никогда живо, когда они объявили, что устроили для него игру в снежки и даже каким-то образом уговорили присоединиться Цучигомори, Мицубу и Аканэ. И иногда его улыбки казались не такими отработанными и выверенными, как в любое другое время. Он смущëнно ухмылялся, когда его хвалили. А после того, как Нэнэ сделала им парный маникюр, восторженная улыбка не сходила с его лица ещë два дня. Эта сторона Ханако-куна нравилась Нэнэ больше, чем издëвки и карикатурное кокетство. Хотя, честно говоря, ей он нравился любым. Она вряд ли сказала бы это вслух, но Ханако-кун делал еë счастливой. Даже если он мешал ей убираться, когда висел у неë на шее или делал абсурдные конструкции из волос прямо на ходу. Даже если она спала на уроках, потому что всю ночь думала о тайнах его прошлого. Даже если из-за него она превращалась в рыбу, когда пыталась помыться. Ханако-кун наполнял еë жизнь счастьем. И иногда казалось, что он дурачился, смеялся и улыбался специально для неë. Специально, чтобы вызвать в еë груди прилив тепла. Возможно, еë счастье делало его счастливым. Поэтому, когда у него не было сил дурачиться, его смех становился рассеянным и слабым, а улыбка не доходила до глаз… Нэнэ хотела шутить, смеяться и улыбаться ему. Ради него. Ради того, чтобы его глаза засияли, а в голос вернулась искра. Так же, как он делал это для неë. Потому что его счастье делало Нэнэ счастливой так же, как еë счастье делало счастливым Ханако-куна.