Харам

Глубокая ночь опустилась на Стамбул, окутывая город тишиной, нарушаемой лишь редким шелестом листвы и едва уловимым гулом волн, бьющихся о берега Босфора. В этот час, когда все жители города уже видели седьмой сон, под вуалью тьмы, освещаемой лишь бледным светом луны, блондинка осторожно приближалась к величественному особняку Корханов. Даже в такое время суток он наводил страх своими размерами, будто крича о том, что в его стенах живет необычная семья, а знать, которая будет готова на все, лишь бы не нарушить устой в этом доме. Слегка поёжившись, то ли от своих мыслей, то ли от дуновения прохладного ветра, который шел со стороны Босфора, женщина продолжила свой путь к особняку. С каждым шагом, стараясь не издать ни звука, она подкрадывалась всё ближе к дому. Войдя внутрь и аккуратно закрыв за собой дверь, Гюльгюн попыталась снять туфли, чтобы случайно не выдать себя цоканьем каблуков или скрипом половиц. Но судьба, казалось, играла против неё этой ночью. Стараясь избавиться от обуви, женщина потеряла равновесие и с неожиданным грохотом рухнула на пол.   — Аллах помилуй, — пробормотала она себе под нос, молясь, чтобы никто из жителей не проснулся из-за внезапного шума. Поднявшись с пола и собрав свои вещи, Гюльгюн начала неуверенно подниматься на второй этаж, проклиная в душе тот день, когда она решила сбежать из этого дома и напиться в каком-то из баров Стамбула. Сердце женщины, казалось, сейчас выпрыгнет из груди из-за волнения, ведь ей совершенно не хотелось сейчас предстать перед кем-то из родственников в таком жалком виде. Но к её великому сожалению, остаться незамеченной ей не удалось.   — Гюльгюн? — ровно в тот момент, когда блондинка ступила на последнюю ступеньку, как гром среди ясного неба раздался голос главной невестки особняка, дверь комнаты которой резко распахнулась, открывая вид на рыжеволосую красавицу, стоящую в проеме. Женщина запахнула полы своего халата и, оперевшись о дверной косяк, взглядом стала изучать блондинку, которая в этот момент выглядела словно котенок, забитый в угол. Лицо Ифакат выражало недоумение с примесью злости от того, что ее драгоценный сон был нарушен. — Что ты здесь делаешь в такой поздний час? — шепотом спросила она, чтобы ненароком не разбудить кого-нибудь еще в этом доме. В ее голосе прослеживались нотки раздражения и желания поскорее узнать, что здесь происходит.   — Ооо, — протянула Гюльгюн, явно чувствуя на себе вес выпитого алкоголя, что придавало ее словам некоторую неразборчивость и фамильярный тон, который в обычной жизни, женщина никогда бы себе не позволила. — Госпожа Ифакат, — блондинка сделала неуклюжий реверанс, но, не удержав равновесие, резко подалась вперед, падая в объятия рыжеволосой.   Ее поступок был рискованным, но в тот момент, опьяненная не столько алкоголем, сколько смесью обиды и решимости высказать все, что она думает, Гюльгюн решила не оправдываться за свое поведение, а, напротив, пойти в атаку. Она вглядывалась в лицо Ифакат, искренне полагая, что может вывести ее из себя своим прямым и вызывающим вопросом.   — А чего это мы не спим? — насмешливо продолжила она, не скрывая иронии в голосе. — Или только недавно сопроводила Орхана из своих покоев? — Ее слова прозвучали почти как приговор, сопровождаемый презрительным фырканьем в адрес Ифакат. Рыжеволосая, которая до этого момента держала блондинку на руках, грубо оттолкнула ее от себя. — Да как ты смеешь такое говорить? — вспыхнула Ифакат. Ее голос, как пламя, пронзил воздух, казалось, что искры напряжения разлетаются между ними. Лицо женщины вмиг покраснело от гнева, превращая ее в дракона, готового в миг сжечь все на своем пути. — Как я смею? Да только слепой не видел и глухой не слышал, что вы с Орханом любовники! — саркастически ответила Гюльгюн. — А ну ка иди сюда! — Ифакат, понимая, что дело принимает серьезный поворот, жестко схватила женщину под локоть и втянула ее в свою комнату. Блондинка, словно кубарем, залетела в комнату и приземлилась на кровать. — Ауч, полегче, — Гюльгюн потерла ушибленную руку. Казалось, что, то место, которое еще пару минут назад сжимала старшая женщина, до сих пор горело из-за ее ярости. — Или ты любишь жестко? Я знаю, Орхану такое нравится, — едко бросила она, с вызовом посмотрев на рыжеволосую. Ей определенно нравилось играть на ее нервах. Ифакат, стараясь сохранить последние капли самообладания, пропустила данное заявление мимо ушей. Она сглотнула, стараясь подавить в себе бурю эмоций, которая так и рвалась наружу. Ее глаза были полны гнева и решимости убить блондинку на этом же месте, но в то же время она пыталась сохранить контроль, чтобы не дать волю эмоциям. Внутри нее боролись желание закончить этот разговор прямо сейчас и просто выгнать эту наглую женщину из своей комнаты, но с другой стороны ей была интересна причина такого неподобающего состояния Гюльгюн. Гюльгюн, со своей стороны, чувствовала смесь триумфа и провокации, готовая и дальше дразнить, толкая Ифакат к пределу. Она давно так не веселилась. Да что уж там. В этом доме у нее вообще не было права голоса, поэтому сейчас под действием алкоголя, вся эта ситуация ее только забавляла. Ее лицо искрилось от наслаждения, а в глазах плясали дикие чертики от понимая того, что скоро сама госпожа этого дома взорвется перед ней. — Гюльгюн, — спокойно обратилась Ифакат к женщине, плавно усаживаясь на диван возле окна, — Какие у тебя ко мне претензии? Что это за цирк тут устроила посреди ночи? В ожидании ответа, рыжеволосая слегка наклонилась назад, изящно перекинув одну ногу на другую, что не осталось не замеченным со стороны Гюльгюн. Она как завороженная смотрела на старшую женщину. В свете лунного сияния, казалось, что фарфоровая кожа Ифакат излучает особое сияние, а ее красный пеньюар, который так выгодно открывал обольстительные виды на ее бедра, не давал блондинке покоя. Эта картина заставила ее на мгновение забыть обо всем на свете, растворившись в красоте Ифакат. Поняв, что непозволительно долго рассматривает женщину, Гюльгюн незаметно помотала головой, будто пыталась снять с себя чары рыжеволосой. Слегка прочистив горло, ответила: — У меня их очень много, — Гюльгюн встала с кровати и пересела на другую сторону дивана, чтобы быть ближе к женщине, — Даже не знаю, с чего начать. — Ну так начни хоть с чего-то, — с вызовом в голосе ответила Ифакат. — Ты украла мою жизнь! — раздался ответ как гром среди ясного неба, пронзенный обидой и гневом. — Я? — Ифакат отшатнулась, будто ей только что влепили пощечину, а в голосе звучал шок и непонимание происходящего. — Ну не я же! — Гюльгюн уже была на грани бешенства, — Ты забрала моего мужа, моих детей, стала главной невесткой в доме, тебя все уважают. А я? Кто я здесь?— блондинка была на грани отчаяния. Ее лицо было искаженно горечью обиды и беспомощностью, — Я подарила Халису двоих внуков, а он даже за человека меня не принимает! Меня здесь никто не принимает за человека! В комнате образовалась пугающая тишина, казалось, что мир в ней словно остановился. Ифакат молча размышляла над словами, ее глаза, полные смешанных чувств, были устремлены на Гюльгюн. Такой тяжелый взгляд рыжеволосой заставил блондинку поежиться от страха и сильнее вжаться в диван, пытаясь слиться с ним, лишь бы избежать этого невыносимого напряжения. Словно это не она еще с минуту назад сбросила бомбу, которая разорвалась, оставляя глубокие раны. Однако это продлилось недолго — тишину вдруг разрезал звонкий смех Ифакат. Женщина выглядела так, будто раскрыла тайну этого мира, и сейчас упивалась в лучах своей славы. — Так ты ревнуешь что ли? — ее голос был насмешлив и холоден, словно ледяной ветер, пробирающий до самых костей. — Власти не получила? Так забирай ее, она мне не нужна. — Провела рукой по воздуху, будто отмахнулась от всего, показывая, насколько ей это все безразлично. Но затем резко поддалась вперед к Гюльгюн, вплотную устанавливая зрительный контакт, словно пыталась достать до самой глубины души младшей женщины. Ее глаза сверкали как у дикого хищника, готового к нападению. — Но поверь мне, дорогуша, — тихим, но угрожающим голосом произнесла Ифакат, — Ты и дня не продержишься на моем месте. Весь порядок в доме разрушишь за раз, — выплюнула как яд последние слова. — Ха! — ухмыльнулась прямо в лицо рыжеволосой, отчего та отпрянула назад, увеличивая между ними прежде непозволительное расстояние, — Вот и что в тебе Орхан нашел такого? Вроде умная женщина, а такая тупая. — Что прости? — в замешательстве спросила Ифакат. — Тупая говорю. Рыжеволосая от гнева, вспыхнула как пламя. Её лицо пылало, заставляя слиться с цветом ее волос. Не в силах больше терпеть эти нападки со стороны пьяной женщины, она резко вскочила с дивана. Быстрыми и решительными шагами она направилась к входной двери, пытаясь перевести дыхание, чтобы вернуть хоть каплю самообладания. — Либо ты мне сейчас все объяснишь, либо ты мигом вылетаешь из этой комнаты, — процедила она сквозь стиснутые зубы, крепко сжимая ручку двери — Я не потерплю такие оскорбления в свой адрес! — Тише, не суетись, — Гюльгюн подняла руки в знак капитуляци, — Сейчас все объясню. — Я слушаю, — Ифакат наблюдала, как женщина медленно стала подходить к ней, боясь ненароком не попасть под новую раздачу. — Дело в том, что я никогда не любила Орхана. Точнее любила, но это было что-то дружеское, — грустная улыбка коснулась лица блондинки, — Он был опорой для меня и моих детей, но любовником он был отвратительным. Что ты в нем нашла, я до сих пор не понимаю, — с каждым шагом Гюльгюн все ближе и ближе подходила к Ифакат, — Но не это важно. Важно то, что ты не понимаешь, что и власти мне никакой не нужно. Я просто хочу, чтобы меня заметили, чтобы увидели наконец, что я тоже человек, а не какая-то игрушка, которой можно управлять. Да, я смирилась с правилами этой семьи, и что я здесь никто. Но есть один человек, который убивает меня своей отрешенностью. Так еще и вдобавок забрал у меня все, разбив сердце. Последний шаг; и вот уже блондинка стоит прямо перед носом рыжеволосой. Данная информация настолько повергла в шок старшую невестку, что пытаясь осознать услышанное, она и не заметила, как младшая коснулась ее руки и аккуратно сняла ее с дверной ручки. — И кто же это? Гюльгюн нежно подняла на нее свои карие глаза, встречаясь взглядом с Ифакат. Две пары глаз смотрели друг на друг. Холодный и теплый, глубокая ночь и раннее утро, крепкий кофе и душистый чай, — они были противоположностями, которые никогда не могли пересечься, но одновременно так притягивали друг друга. — Ты, — на одном дыхании выпалила блондинка. — Что, прости? — Ифакат надеялась, что это какая-то очередная шутка от Гюльгюн. — Да, Ифакат, все это время это была ты. С первого же дня проживания в этом особняке я была влюблена в тебя. Поначалу я хотела быть похожей на тебя, чтобы меня также любили и уважали в этой семьей, считались с моим мнением. Я видела, как твой муж и Орхан смотрели на тебя глазами полного восхищения, и желала того же. Думала, что если стану тобой, то относиться ко мне будут соответствующе. Но причина крылась в другом — я жаждала внимания именно от тебя. Чтобы только на меня падали твои влюбленные взгляды, чтобы только меня ты защищала перед отцом. Ты отдавала свою любовь всем, но не мне. Я ненавидела тебя, за то, что выбрала не меня. Орхана, за то, что именно ему ты отдала свое сердце. Себя, за то, что так бездумно и глупо влюбилась в тебя. Не в силах вымолвить и слова Ифакат попятилась назад, пока не уперлась в стену, больно ударившись о нее. Ее будто только что окатили ведром ледяной воды. Впервые в жизни женщина не знала, что делать. — Но также нельзя, — еле вымолвила рыжеволосая. — Почему нельзя? Что в этом плохого? — Нельзя женщине любить женщину! Это харам! — протестовала Ифакат. Женщины поменялись ролями. Уже рыжеволосая вжималась в стену, словно загнанная в угол косуля, ждущая, когда придет ее смертный час. В то время как блондинка с оскалом на лице всплескивала на нее свои эмоции. — Тогда почему если это харам, то Аллах послал мне такое испытание? Что я в жизни сделала не так, что заставил меня полюбить тебя? — кричала на нее, размахивая руками в воздухе, — И я гарантирую, что у тебя не будет ответа на этот вопрос, потому что я тоже не знаю. Я пыталась подавлять эти чувства, поверь мне. Но не выходит. Не получается, — уже на каком-то надрыве произнесла свои последние слова. Гюльгюн наконец-то высказала то, что так долго гложило ее душу. После стольких лет отчаяния и попыток в поиске ответа, она наконец сдалась. Гора невыносимого груза упала с ее хрупких плеч. Томно выдохнув и слегка поправив свои волосы, она взглянула на Ифакат в ожидании ответа. — Гюльгюн, я не хочу говорить об этом. Давай закроем эту тему и притворимся, что ты никогда этого не говорила, а я не слышала, — хотела поскорее уйти от этого разговора, хотелось забыть, что он вообще начинался. Женщина уже тысячу раз пожалела, что привела блондинку в эту комнату вместо того, чтобы просто проигнорировать ее еще тогда на лестнице, как она делала это всю жизнь. — Ну уже нет, — опять завелась Гюльгюн, — Я слишком долго держала это в себе. Я терпела все: твое присутствие в этом доме, твои вечные команды, унижения в моей адрес, то, что ты стала матерью моих детей, что забрала у меня моего мужа, но больше терпеть я не могу. Не хочу. — стала плотнее подходить к Ифакат. — И что ты хочешь от меня теперь? — спросила невестка, оказавшись полностью заблокированной между стеной и Гюльгюн. Нависла тяжелая тишина. Они были настолько близко, что ощущали дыхание друг друга. Ифакат казалось будто даже стены этой комнаты давят на нее, не оставляя ни малейшего шанса выбраться из этого плена. Ее сердце билось громко, готовое выпрыгнуть из груди, которая поднималась в такт. Не выдержав натиска своих чувств, Гюльгюн впилась в губы Ифакат с неумолимой страстью, словно огонь, разгорающийся в самых закромках ее души. В этот поцелуй блондинка пыталась вложить все то желание, ревность, и жажду понимания, которые она так давно туда спрятала. Ифакат уже было подняла руку, чтобы оттолкнуть её, но Гюльгюн опередила и прижала руку к стене над головой, полностью заблокировав ее движение. Рыжеволосая, подавшись неумолимой страсти, сдалась, ответив взаимностью. В этот момент все остановились. Для них ничего не существовало, кроме губ друг друга, ища в них исцеление. Их дыхание стало одним на двоих, а сердца бились в унисон, создавая мелодию, которая была известна лишь им. Поцелуй становился все более интенсивным, порождая невероятное теплое чувство где-то снизу. Скованные прежде руки, хаотично двигались по телам, в попытке дотянуться до того, что могло бы растворить их друг в друге. Громкий звук пощечины разорвал эту идиллию. — Вон из моей комнаты! — внезапно взорвалась Ифакат и указала на дверь, чем вызвала лишь легкую улыбку на лице Гюльгюн. — Это стоило того, — она стала поглаживать пылающую щеку, — Орхан по истине счастливый человек. Кокетливо подмигнув и не скрывая удовольствия, она медленно развернулась к ней спиной и вышла, тихо захлопнув за собой дверь. Ифакат осталась одна в полном недоумении того, что сейчас произошло. Внутри все переполняло эмоциями — тело дрожало от возбуждения, которому так и не дали разрядку, а мысли в голове орали, что это все не правильно. Она была растеряна и не в состоянии понять, как справиться с этим неожиданным откровением и сильным желанием, которые вспыхнули в ней с неимоверной силой. Ифакат невольно коснулась своих губ, вспоминая сладкие поцелуи Гюльгюн. Каждая клеточка ее тела изнемогала хотя бы еще раз ощутить это снова.