Русалья исповедь

Я кладу свой венок на дрожащую гладь реки, опускаю холодный руки в ещё холоднее воду. К волосам беспорядочно ластятся мотыльки. Не осталось на свете людей, кто знал обо мне иль помнил. Гаснут свечи от ветра теплого и сырого, платье мокрое липнет к ногам и груди и выше. Закатав рукава я хожу по колено в воде по броду, оступаюсь и падаю в россыпь больших кубышек. И меня не утащит под воду звенящий голос — я сама утоплю любого, кто мне противен. Мотылёчки летят к волосам, как мышь — на колос, окажись же безродная девка — я — сметливее, может, сидела бы дома, в корзину сплетала прутья… Но им суждено, увы, протыкать насквозь моё тело. Помню, я вроде любимого закрывала грудью. Помню… сомкнулась вода надо мной и навзрыд звенела. И когда я иду вдоль высокой травы и больших кубышек, в волосах остаются навечно мертвые мотыльки. Тина речная касается нежно моих лодыжек, всё манит и манит обратно, на дно реки. Мой венок переплёлся со стайкой венков деревенских девок, затерялся среди полыни и пижмы — не отличить. Надеюсь, парнишка не выловит мой оберег из зелёных веток, надеюсь, мне не придётся его по тёплой весне топить. Пускай мои сестры речные чересчур горды и жадны, но я-то другая: тихонько к людям смешливым, живым тянусь. Понимать свою сущность и жить под водою, увы, досадно, но когда-нибудь я в чужом доме на тёплом ложе проснусь.