***
Монахиня вряд ли могла пойти на охоту в другое время: остальные сёстры попросили Брук помочь приготовить свежайших кабанов, чтобы подготовить благотворительный пир в честь праздника Ветряных цветов. И, конечно же, никто из священнослужительниц, кроме сестры Розарии, не может так хорошо убить и освежевать свежую тушу. Она не сопротивляется — уже привыкла, что вся грязная работа лежит на её плечах. Розария, конечно, могла бы направиться к каньону Северной короны, но там заповедник, а недалеко — охотничьи угодья волков Волфендома. Было бы неплохо навестить её младшего брата — мальчишку Рейзора, которого тоже приютил Варка… Но не сейчас — намного проще начать охоту у Спрингвейла. Там мясо кабанов намного лучше: умеренный климат, родниковая вода, мягкий и приятный ветер круглый год… Разрешение на охоту она получила у Драффа. Она ожидала, что договориться с главным охотником Спрингвейла будет намного сложнее, однако одна бутыль крепкого сидра с мятой его убедила. Тогда тучи только начинали сгущаться над Мондштадтом.***
Розария направляется южнее родника: там есть отличное стадо кабанов. Двух-трёх крупных тушек вполне достаточно. Мимо зеленеющих кедров, мимо кустов с распускающимися почками, мимо последних кучек снега, по какой-то причине ещё не успевших растаять — мимо них аккуратным шагом, едва неслышимая, тише холодного весеннего ветра крадётся Розария. Она прячется в кустах, завидев бурый бочок одного из кабанов. Выглядывает из-за кустов — и считает: один, два, три… Пять кабанов — хорошая будет охота! Увы, Розария не особо умеет пользоваться луком, и даже если бы умела, его нет при себе. Потому нужно импровизировать. Девушка пишет по воздуху, будто что-то рисует. Раз кабан, два, три. Нет, не та траектория. Раз кабан — в него копьё, за другими погнаться. Нет, они могут разбежаться в разные стороны, а капканов у неё нет. Раз кабан — его ножом, два и три — копьём. Уже лучше. Но можно ли улучшить?.. Розария обнажает копьё. Глазами она вновь пробегает по сценарию. Траектория наиболее оптимальная. В одного кабана монахиня кидает нож — он врезается ему в сонную артерию, и зверь падает замертво. Увидев мёртвого сородича, стадо тут же бросается врассыпную. Розария кидает копьё во второго — тот тоже погибает. Она подскакивает к его трупу, вынимает копьё — тут же бросает в третьего. Лезвие вонзается в стык шеи и челюсти — и кабан, задыхаясь, скользит по свежей зелёной траве. Остальное стадо успевает спастись, но Розарию оно и не интересует: три свежих тушки лежат прямо за ней. Она берёт каждого кабана за заднюю лапу и стаскивает в одну кучу. Опустившись на одно колено, монахиня осматривает их трупы. Похоже, Розария за все годы служения церкви Фавониус не растеряла сноровку: лезвия обоих её орудий повредили шкуру по минимуму, и она вполне успешно может продать их охотникам. Только у второго кабана шкура повредилась чуть заметнее — Розария слишком много сил приложила на бросок копья. Теперь надо освежевать туши: снять шкуру, расчленить и попросить охотников во главе с Драффом перевезти их для готовки в столицу. Но тут, как назло, падают первые капли. Начинается дождь — сейчас он довольно слабый и вряд ли может помешать планам Розарии. Девушка вынимает нож из горла кабана — и кровь хлещет из раны: она действительно задела артерию. Кровь пачкает её униформу. Струя крови попадает и на лицо, оставляя след из алых брызг на щеке. Не в первый раз, ей не привыкать. Слабый дождь продолжает идти, но он только, разве что, действует на нервы. Стук капель по листве, шум дождевой воды в воздухе… Что-то внутри неё хлынуло волной — какое-то знакомое чувство. Оно кричит ей: ей надо прятаться, переждать дождь, ведь иначе она не выживет. Розария смотрит на свои руки. Белые перчатки запачканы свежей кровью. Она тёмными пятнами остаётся и на остальном церковном облачении. Ничего страшного — подержит в холодной воде, натрёт пятна мылом, попутно стерев костяшки пальцев, и всё снова будет чисто. Это не первый раз, когда Розария пачкается кровью: что животной, что человечьей — и вряд ли это будет последний раз. В конце концов, даже замаливая грехи, монахиня делает грязную работу. А она включает в себя и защиту Мондштадта — даже если при этом приходится проливать кровь. Куда деть туши, если дождь не планирует заканчиваться?.. Розария поднимает голову вверх — дождь не прекращается. Капли падают ей на лицо, но не смывают попавшую на щеку кровь. Со скул, с подбородка по тонким бороздкам стекает прохладная вода. Девушка закрывает глаза и слушает, как по распускающейся листве, по камням и по кустам шумят дождевые капли. Но затем Розария открывает глаза… Впереди, на небольшой возвышенности, она видит знакомый силуэт. Это Эола Лоуренс, капитанша разведывательного отряда Ордо Фавониус — она снова одна, снова стоит, словно ожидая, что рядом с ней никого не окажется. Монахиня редко пересекалась с рыцаркой: по работе, если вдруг оказались на Драконьем Хребте, в тавернах, быть может, за товарищеской дуэлью в карты — и знала о ней немного. Розария наверняка знала об Эоле лишь одно: в отличие от неё, рыцарка ещё не сдалась в попытках стать частью города, который приютил их обеих. Эола, рыцарка Морская пена, подняв руки вверх, стоит, скрещивая запястья. Капли дождя обрисовывают её фигуру — вокруг девушки словно белеет дождевая кайма. Рыцарка почти не шевелится, стоит, едва дыша. Она не боится дождя. Она ему внемлет. Эола словно слышит какую-то мелодию — и Розария прислушивается. Кап, кап-кап, кап, кап. Кап, кап-кап, кап, кап. Кап, кап-кап, кап, кап. Ливень то затихает, то усиливается. Руками Эола слабо машет в такт, будто ожидает, когда вступить в эту мелодию со своей партией. И её внутренний метроном, отсчитав нужное число сокращений, даёт рыцарке команду. Эола начинает свой танец. Стуча каблуками, задевая шпорами, она сбивает воду с травы, и капли разлетаются в стороны. Шаг вперёд, шаг влево, поворот, шаг право, поворот. Эола начинает кружиться из стороны в сторону. Её плащ, накинутый через плечо, её короткие голубые волосы — за ней, развеваясь с каждым движением. Руки девушки расслаблены и послушно качаются — их взмахи напоминают Розарии волны при лёгком ветре с моря. Эола кружится и кружится, отдавая себя всю неслышимой мелодии. Ливень становится ещё сильнее. Капли стучат всё громче и громче, и Розария съёживается, прижимаясь к остывающей туше кабана, зажимает уши руками. Монахиня пытается зажмуриться, но потом снова открывает глаза и теперь — теперь она не может свести глаз с рыцарки. Вскоре под ногами Эолы белеет трава — она покрывается инеем. А брызги — десятки, сотни тысяч капель, летящих из неба — взмывают в небо шлейфами снега от её перчаток. Дождевые капли взрываются лепестками пепла, снежного пепла, и они тают почти сразу, едва их пронзят ливневые иглы. Но рыцарка кружится и кружится, снова и снова, и от её рук вновь взлетают ледяные лепестки, и под ногами её искрится иней; она танцует так, как будто её никто не видит. Кажется, словно на Эолу Лоуренс проливается божественный свет. Свет, в котором она купается, как в родных морских просторах. А она жмётся к мёртвой туше кабана, зажимает уши грязными от чужой крови руками, чтобы не оглохнуть от ливня, хлюпает носом, дрожит от холода и слёз.